Бродский. Коминтерн. Мартиролог
С 25 мая по 14 июня 2017 года в московском Манеже прошла организованная РОСИЗО выставка «Строители нового мира. Коминтерн», центральным экспонатом которой было полотно Исаака Бродского «II конгресс Коминтерна» (1920–1924) вместе с большой серией портретных рисунков к нему. Екатерина Алленова рассмотрела портреты и прочитала биографии строителей нового мира — делегатов II конгресса Коммунистического Интернационала.
Исаак Бродский. II конгресс Коминтерна (Торжественное открытие II конгресса Коминтерна во дворце имени Урицкого (бывшем Таврическом)). 1920–1924. Холст, масло. Государственный исторический музей
Приуроченная к 100-летию Октябрьского восстания 1917 года и посвященная утопии мировой революции выставка «Строители нового мира. Коминтерн», включающая живопись, скульптуру, агитационный фарфор, фотографии, плакаты, мемориальные предметы, — классический пример историко-документального проекта, где искусство выступает в роли исторического свидетельства, и собственно художественные вопросы остаются в стороне. Так обстоит дело, в частности, и с главным экспонатом выставки — картиной Исаака Бродского под названием, вполне сопоставимым с гомеровскими названиями академических картин XVIII–XIX веков: «II конгресс Коминтерна (Торжественное открытие II конгресса Коминтерна во дворце имени Урицкого (бывшем Таврическом))». На полотне размером 320×532 см изображено около 600 человек (для сравнения: на знаменитом полотне Репина — учителя Бродского — со столь же эпическим названием «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года в день столетнего юбилея со дня его учреждения» размером 400×877 см — 81 человек). Согласно вступительной статье к изданному к выставке каталогу, посвященному именно картине Бродского, главная и необычайно сложная задача художника состояла в том, чтобы «показать огромное количество людей, не поместив никого спиной ни к оратору, ни к зрителю, и сохранить при этом естественность композиции». Какое уж тут искусство — скорее умение решать головоломки вроде «пятнашек» или пазлов.
Бродский в истории искусства советского периода числится официозным художником, работавшим «в области вождя» (формулировка «я работаю в области вождя» искусствоведческим фольклором приписывается Дмитрию Налбандяну, портретисту Сталина и Брежнева) — достаточно назвать его почти фотореалистическую картину «Ленин в Смольном» (1930), ставшую в советское время чуть ли не иконой. Хотя до революции он был прежде всего пейзажистом в духе «Союза русских художников». Бродский считался конъюнктурным художником и среди коллег, его карьеру «придворного живописца» сопровождали всевозможные дрязги вплоть до политических доносов — например, его пытались исключить из самой что ни на есть просоветской Ассоциации художников революционной России как «идеологически вредный элемент»: дескать, на одном из своих журнальных рисунков 1914 года он изобразил патриотическую манифестацию в честь объявления войны. На что Бродский отвечал обвинявшему его художнику Киселису по принципу «сам такой»: «Должен сообщить комиссии [АХРР], что у самого тов. Киселиса в прошлом имеются произведения, — портреты царских генералов, в т. ч. и Корнилова, сделанных с натуры…».
В общем, это все, конечно, иллюстрирует ситуацию в определенном сегменте искусства 1920-х годов (это же все существовало параллельно с авангардом, с Малевичем, Татлиным, Эль Лисицким и так далее), но как-то не касается художественных качеств самих работ Бродского. Это вроде бы художник, обслуживающий власть, и его назначение — идеологически правильно изображать эту самую власть и ее представителей. Что тут такого художественного обсуждать? Это примерно как обсуждать художественное качество фотографий членов Политбюро ЦК КПСС, которые размещались во всех райкомах и горкомах советских времен.
И вдруг портретист и рисовальщик Бродский оказывается художником, заставляющим буквально взглянуть в глаза истории. Речь идет о представленных на выставке в Манеже карандашных портретах, выполненных для картины «II конгресс Коминтерна». Вообще, сам по себе, безотносительно ко всяким идеологическим установкам, замысел создания столь грандиозного группового портрета — это замысел величественный. Репин (любивший гиперболы) именно в связи с этой картиной назвал ученика «Рафаэлем нашего времени». Но ведь для такой картины нужны портретные зарисовки — сотни набросков с натуры. А для таких рисунков в таких условиях, в которых оказался Бродский, нужно исключительное мастерство: «Во время конгресса делать отдельные зарисовки приходилось в самых разнообразных местах, так как делегаты конгресса жили в разных гостиницах, и поймать их было трудно. Некоторые нелегально приехали из-за границы и позировали неохотно. Часто мне приходилось рисовать на большом расстоянии, чтобы делегаты не видели, что я их рисую. Более ста пятидесяти зарисовок было сделано мною с большими трудностями и приключениями, прямо-таки на ходу: в театре, в номере гостиницы, в столовой за едой, у киоска и т. д.», — вспоминал художник.
Бродский в данном случае оказался достойным учеником Репина, явив унаследованные от него портретную зоркость, быструю карандашную линию и психологическую въедливость. Его портретные рисунки гораздо интереснее сделанного им вместе с помощниками живописного полотна.
Но выставка в Манеже, как уже говорилось, — прежде всего не про искусство, а про историю, причем историю патриотическую: революционная Россия и ее коммунистическая партия, соединившие пролетариев всех стран и в течение десятилетий влиявшие на политику во всем мире. И поскольку выставка историческая и просветительская, приводятся биографии каждого из изображенных Бродским делегатов II конгресса Коминтерна (ряд портретов сделан художником уже во время III конгресса, в 1921 году). И вот, например, финалы этих биографий, поистине мартиролог.
Товий Аксельрод (1888–1938), арестован в декабре 1937, расстрелян. Реабилитирован посмертно.
Николо Бомбаччи (1879–1945), в 1927 исключен из компартии за поддержку Муссолини, расстрелян партизанами в 1945 за сотрудничество с фашистским режимом.
Николай Бухарин (1888–1938), в 1937 арестован по делу право-троцкистского антисоветского блока и приговорен к расстрелу. В 1988 реабилитирован посмертно.
Сергей Зорин (1890–1937), в 1935 арестован и приговорен к 5 годам исправительно-трудовых лагерей. Умер в заключении. Реабилитирован посмертно.
Михаил Кахиани (1896 — после 1937), в 1937 арестован органами НКВД; дальнейшая судьба и обстоятельства смерти доподлинно неизвестны.
Густав Клингер (1876–1937 или 1943), в 1937 репрессирован по так называемому делу о подпольной националистической фашистской организации Республики немцев Поволжья.
Раймон Лефевр (1891–1920), погиб в Баренцевом море во время бури, нелегально возвращаясь во Францию через Норвегию после окончания II конгресса Коминтерна.
Соломон Лозовский (1878–1952), в январе 1949 арестован по так называемому делу Еврейского антифашистского комитета. Казнен. В 1955 посмертно реабилитирован.
Генрих Маринг (1883–1942), арестован и расстрелян нацистами.
Григорий Мельничанский (1886–1937), в 1937 арестован органами НКВД «за контрреволюционную деятельность» и приговорен к расстрелу. В 1959 посмертно реабилитирован.
Айна Мусабекова, расстреляна.
Абони Мухарджи (1891–1937) , арестован органами НКВД, 28 октября 1937 приговорен к расстрелу.
Пак Динь Шунь (1891–1937), 15 декабря 1937 арестован органами НКВД и расстрелян. Реабилитирован в июле 1956.
Ханс Пегельман (1875–1938), арестован органами НКВД и 16 января 1938 приговорен к расстрелу (в справке прокуратуры СССР была сфальсифицирована дата смерти, 1941).
Карл Радек (1885–1939), арестован и приговорен к десяти годам тюрьмы, где и умер (по официальной версии, убит в Верхнеуральском политизоляторе другими заключенными). В 1988 посмертно реабилитирован.
Иван Рахья (1887–1920), 31 августа 1920 в числе других финских коммунистов убит в Петрограде. По версии Коминтерна, убитые стали жертвами белогвардейского заговора.
Джон Рид (1887–1920), умер от тифа вскоре после завершения II конгресса Коминтерна. Похоронен у кремлевской стены.
Карл Томман (1884–1945 или 1950), после поражения Германии во Второй мировой войне взят в плен Советской армией и погиб в заключении в ГУЛАГе 5 февраля 1950 (по другим данным — в 1945).
Цюй Цюбо (1899–1935), арестован гоминьдановскими властями и казнен.
Николай Шаблин (1881–1925), участник восстания в Болгарии (1923). Во время репрессий после поражения восстания был схвачен и сожжен заживо.
Большинство из этих имен может заинтересовать разве что историков, узких специалистов, но одно дело — по необходимости читать биографии людей, от которых «остается лишь тире между двумя датами», а другое — рядом с этими датами и тире видеть портрет живого человека, запечатленного умелой рукой. Житейские ситуации, в которых Бродскому приходилось делать рисунки, наделяют их пронзительной натурной убедительностью: его герои всматриваются, вслушиваются, улавливают и фиксируют все происходящее вокруг, пишут, читают, вообще живут «здесь и сейчас», а не в качестве портретов в пространстве выставки в Манеже. Так как натурных рисунков много (80), образуется своеобразная документальная кинолента, а вместе с биографиями — наглядная история судеб тех самых строителей нового мира, о которых повествует выставка. Смотрите.
