Музей-квартира, или Выставка-продажа
Российский рынок искусства претерпевает значительные изменения, порождая новые и нередко кажущиеся неконвенциональными формы купли, продажи и коллекционирования. Об одном из таких феноменов — частном музее Игоря Маркина, который в последнее время позиционируется и как коммерческая площадка, размышляет историк искусства и владелец галереи pop/off/art Сергей Попов.
Эмилия и Илья Кабаковы и Игорь Маркин. Фото: Генри Морган
В Музее актуального искусства АРТ4, известном также как «музей Игоря Маркина» — по фамилии его основателя, коллекционера, — завершился уже третий сет выставок. Выставочная программа, разыгрываемая на небольшой площади здания в Хлыновском тупике, по активности и масштабу имен, казалось бы, вполне может соперничать с любым из наших музеев — от Московского музея современного искусства до Третьяковской галереи: Комар и Меламид, Дмитрий Гутов, Борис Турецкий, Владимир Немухин, Ирина Затуловская, Леонид Пурыгин. Планируются выставки Константина Звездочетова, Михаила Рогинского, Игоря Шелковского, Дмитрия Краснопевцева, Тимура Новикова, Бориса Михайлова, Александра Нея, и многих-многих других. Все это за считанные месяцы. Правда, уже стала меняться концепция, когда разом открывалось сразу четыре выставки, в соответствии с наименованием музея (которое, кстати, претерпело легкий ребрендинг, став просто АРТ4, без изначальной идеи, прочитываемой при переводе транскрипции Art4.ru, — «Искусство для России»). Но вопрос здесь не в масштабе имен и не в их количестве, а в качестве самих выставок, предъявляемых парадоксальным образом одновременно как музейный и коммерческий продукт. В этом и кроется загвоздка нынешнего сезона Музея актуального искусства АРТ4 — запросто и как бы невзначай объявившего себя еще и торговой площадкой.
Хозяина музея допрашивают журналисты: «Но почему вы называете это музеем?» «Потому что мы делаем музейные выставки. Пусть и с ценами…» — отвечает он. Это странный прецедент, и, чтобы осмыслить его, надо поискать аналогии. Их (по крайней мере в нашей стране) не так много — по степени абсурдности затеи Маркин приближается к Музею современного искусства (я бы добавил — так называемому) «Эрарта» в Санкт-Петербурге, который на самом деле выполняет в своем городе функцию большого выставочного зала с опцией продажи произведений искусства — что-то вроде московского Центрального дома художника. Но даже в этом музее имеется постоянная коллекция, размещенная в отдельном крыле и не подлежащая продаже — можно приобрести лишь копии работ. Маркин же продает всё и всех дезориентирует тем, что сразу же и покупает. В свое время Леонид Прохорович Талочкин рассказывал мне на открытии собственной версии музея современного искусства (который на тот момент был тоже в каком-то смысле первым) «Другое искусство», что ему предлагали незадолго до открытия продать 40 ключевых работ из собрания единовременно за весьма солидное по тем временам вознаграждение. «Стать миллионером я отказался, — с иронией сообщил он. — Я бы немедленно стал восполнять проданное, но посчитал и понял, что это обойдется примерно в те же деньги». Коллекция Талочкина в итоге стала частью собрания Государственной Третьяковской галереи. А вот Игорь Маркин, которого, кстати, в свое время называли «новым Третьяковым», похоже, не на шутку увлекся процессом. В процитированном выше интервью для The Art Newspaper Russia он утверждает: «Все, что я делал в искусстве, — это покупал работы и наслаждался ими, а поток был недостаточно мощный. Киноманы смотрят по два фильма в день. Вот мне нужно по две работы в день покупать, чтобы наслаждаться».
Хорошо, покупать работы никто не мешает. Но при чем тут выставки? В данном случае именно они являются оптимальной моделью обмена, беспрерывной купли-продажи современного искусства. На галерейной территории такие выставки — не просто норма, но обязанность. Наоборот, странно, если на галерейной выставке чего-нибудь нельзя приобрести — это необходимое правило игры. А вот для музея это, конечно, новая опция. Она диктует совершенно определенный формат: выставок должно быть сразу несколько (весь музей одной выставкой заполнить трудно, Игорь неоднократно пробовал делать это раньше), они должны быть разными (на разные вкусы покупателей — не с одной выставки купят, так с другой) и не должны иметь концепций (это усложняет задачу), а значит, каталогов, сопроводительных текстов и вообще особой содержательной начинки (это удорожает производство). Просто работы. Это выставки-продажи. Все остальное здесь мешает.
Повторюсь, во всем мире такие выставки норма. Вы можете в любом крупном европейском или североамериканском городе найти экспозицию под названием «Пауль Клее» или «Джорджо де Кирико», или, на худой конец, «Карел Аппель», и это совсем не будет означать полноценной музейной ретроспективы данного мастера, просто продажу ряда его работ, как правило, не связанных между собой. России с ее достаточно развитым рынком искусства, наверное, давно было необходимо подобное место. Причудливо то, что оно появилось на территории, которая изначально декларировалась в качестве музейной, то есть была рассчитана на движение работ только в одну сторону — приобретения. Несомненно, частные музеи на то и частные, чтобы что-то продавать время от времени, никому в этом не отчитываясь, и Игорь Маркин как коллекционер ранее это делал неоднократно, даже с помощью аукционов, то есть вполне открыто, в публичном режиме. Но одно дело продавать отдельные работы, другое — объявлять на своей площадке тотальную распродажу отечественного современного искусства. В таком случае, это уже не совсем музей. Это, по меньшей мере, серьезный конкурент всем остальным торговым площадкам — равно как и партнер, потому что Маркин сразу объявил о создании некоторых выставок при соучастии ведущих галерей. И как раз вряд ли конкурент другим музеям, с которыми приходится меряться количеством проданных билетов, купленных рекламных полос, опубликованных статей и, в конце концов, длиной условных «очередей на Серова».
Что ж, музей Маркина всегда, с момента своего открытия, был заведением предельно эксцентричным. В нем можно было лузгать семечки, клеить стикеры со словами «да» и «нет» возле понравившихся и непонравившихся работ, играть в мини-гольф, отыскивать среди бесспорных подлинников фейк, смастеренный куратором музея. Сотрудники АРТ4, в свою очередь, могли выражаться «по матери» в социальных сетях и каталожных текстах и любой ценой зазывать в музей народ, а научной работой с коллекцией в их обязанности заниматься не входило. Многих такой подход раздражал. Неудивительно, что музей выдавал невысокую посещаемость и в конце концов фактически закрылся, открывая свои двери лишь раз в году: в Ночь музеев. Все это время музей служил еще и расширением пространства квартиры владельца. После долгого простоя на фоне растущей активности в сфере художественной жизни Маркин принял решение перезапустить его не менее эксцентричным образом — при помощи выставок-продаж, теперь с наклеенными возле произведений искусства стикерами с ценами.
Маркин и раньше тяготел к обсуждениям рыночной стихии на поле современного искусства. В свое время он впечатлил общественность «выставками цен», в рамках которых — при помощи тех же стикеров — сообщалась цена, за которую работа была куплена, и сколько она (предположительно) стоила на момент показа. Теперь у Игоря есть возможность проверять предположения на деле. И те выставки, и нынешние разворачиваются на фоне бушующего (или находящегося в затяжной фазе) финансового и экономического кризиса, тем самым как бы наглядно призывая: покупайте современное искусство, делайте правильный выбор, претерпевайте худшие времена вместе с шедеврами — и будет вам благо. Сегодня в этих призывах звучат надрывные, почти истерические нотки: спасайте рынок, покупайте практически по демпинговым ценам. Игорь в каком-то смысле даже исправляет собственные ошибки прошлого, словно заставляя окружающих и себя самого забыть принадлежащую ему фразу: «Современное искусство могут позволить покупать себе только миллионеры». Сегодня его музей фактически взял на себя еще и роль рыночного арбитража: если у владельца есть плюс-минус все ключевые имена на продажу вкупе с готовностью расставаться с большинством работ по «справедливой» рыночной цене, он и является ключевым звеном определения рыночных интересов и предпочтений. Хотите узнать цену — идите к Маркину. К сожалению, это невеселое утверждение: если «музейный» Гутов (небольшого, правда, размера) продается здесь всего лишь за 2000 евро, то сколько же будет стоить искусство молодых? Будет стремиться к нулю, отвечает Маркин, сосредотачиваясь на продажах мэтров и оцененных уже фигур; молодежь пусть пестуют и растят в других местах. Игорь теперь олицетворяет невидимую руку рынка, до некоторой степени заменяя собой закрытые галереи, пустующие ниши рынка, отсутствующие пороги конкуренции. Место в Хлыновском тупике стало лакмусовой бумажкой спроса и предложения на рынке современного искусства в России. Вот только какое все это имеет отношение к понятию «музей»?
Для меня — как для бывшего «музейщика» и нынешнего «рыночника» — это не праздный вопрос. Рынок в нашей области во всем мире существует и движется в том числе за счет того, что те или иные вещи попадают в музеи, откуда им нет обратного хода, и тем самым изымаются из процессов обмена финансового, оставаясь при этом в зоне обмена символического. Нарушение границ «музейного» ни к чему хорошему не приводило, и в череде соответствующих эпизодов вспоминаются по большей части всякие сомнительные истории про музеи, полуоткрыто торгующие своими выставочными площадями, или самоназванные музеи глубокого прошлого (типа ныне забытого и давно не существующего, но иногда встречающегося в выставочных списках художников-шестидесятников Музея современного русского искусства в изгнании, в Нью-Джерси, США). Известно множество историй о мегадилерах, что, уходя на покой, основывали музеи современного искусства имени себя, которые продолжали менять художественную сферу к лучшему уже после их ухода: классическим примером служит Фонд Бейелера в Базеле. История о мегаколлекционере, становящемся дилером, на этом фоне — явное снижение жанра. Про суровые местные реалии все понятно: они суровы для всех без исключения. Но действовать в условиях этих реалий можно по-разному. Задача владельца Музея актуального искусства АРТ4 заключается в том, чтобы все-таки решить, что для него актуальнее — искусство или деньги. Это и будет диктовать рамки формата в будущем, о котором необходимо задуматься сейчас, несмотря ни на какие кризисы: или же выставки-продажи станут еще одним эксцентричным поворотом в биографии вечно ищущего себя коллекционера-выскочки (как он называет себя сам), или появится еще один крупный дилер, действующий по всем правилам рынка и подчиняющийся всем аспектам спроса и предложения, нежели самостоятельно этот спрос и предложение формирующий. Третьего, боюсь, не дано.
