 Хаим Сокол: «Я настаиваю на поэтическом измерении истории»Художник о разнице между уликой и свидетельством, пустоте и присутствии, свете и мраке. |  Майк Нельсон: «Я не брезгую бедненьким материалом»Британский художник о вымышленных сообществах и советской фантастической литературе. |
 Никита Корытин: «Мы не хотим зарабатывать на посетителе. Мы хотим его образовывать»Директор Екатеринбургского музея изобразительных искусств о новом поколении директоров региональных музеев, спонсорах и коллекции индустриальной живописи. |  Леонид Соков: «Если бы я не уехал, меня бы кастрировали»Идолы, козлы, Фрейд, Барт и соц-арт. |
 Алиса Прудникова: «Я могу гордиться тем, что за годы работы мы породили себе множество конкурентов»Об «эффекте биеннале» и вкладе Сатки в современное искусство. |  Аня Желудь: «В художнике бешеная производительность пугает и настораживает»О творческом пути и отношениях с московским и петербургским искусством. |
 Джоанна Жилинска: «Антропоцен предоставил нам прекрасный апокалиптический сюжет»Автор книги «Минимальная этика антропоцена», художник и куратор о конце человечества, феминистском контрапокалипсисе и морали. |  Константин Худяков: «Решение показывать “другое” искусство принималось на уровне ЦК КПСС»Об истории выставок в Горкоме графиков. |
 Симон Пфеффель: «Я всегда оставляю за зрителем право всё разрушить»Немецкий художник о перформансе как способе знакомства со страной. |  Уильям Брумфилд: «Москва, Ленинград — смотри сколько влезет, а в регионы не пускали»Американский историк об архитектурной фотографии как историческом свидетельстве. |
 Ева Левитт: «Мои работы хранят в себе тайну, которую могу разгадать только я»Скульптор об источниках вдохновения и творческом наследии Сола Левитта. |  Владислав Шаповалов: «Я привожу коммунизм обратно в Москву»Художник о языке советской пропаганды и репрезентации прошлого в настоящем. |
