Новые музеи. Скоро рядом с вами
15 октября 2015 года в Лондоне в рамках одной из самых влиятельных ярмарок современного искусства Frieze состоялся круглый стол The New Museums: Coming Soon to a City Near You («Новые музеи. Скоро рядом с вами»), в котором приняли участие Антон Белов (Москва), Тобиас Бергер (Гонконг), Мария Болшоу (Манчестер) и Донна Де Сальво (Нью-Йорк) — представители четырех музейных институций, открывших или планирующих открыть в ближайшее время свои новые выставочные залы. Мы представляем вашему вниманию избранные фрагменты этой беседы.
Новое здание Музея современного искусства «Гараж» в Москве, открытое в 2015 году. Фото: © Музей современного искусства «Гараж»
Эдриан Сэрл: Добро пожаловать на нашу беседу, о названии которой мы долго спорили. Не вижу, что написано у меня за спиной, но мне кажется, там должно быть «Новые музеи. Кому они нужны?» (смех в зале). Сегодня у нас четверо известных гостей. Мария Болшоу, представляющая манчестерскую Художественную галерею Уитуорта и Художественную галерею Манчестера, директор отдела культуры Городского совета Манчестера. Антон Белов, директор Музея современного искусства «Гараж», недавно вновь открывшегося в Парке Горького в Москве. Донна Де Сальво, старший куратор и заместитель директора по международным инициативам Музея американского искусства Уитни, также недавно открывшего новое здание в Митпэкинг-дистрикт в Нижнем Манхэттене. И Тобиас Бергер, глава отдела искусства в строящемся сейчас культурном кластере на месте Центрального полицейского участка в Гонконге. Меня же зовут Эдриан Сэрл, и я художественный критик газеты The Guardian. Музеи сейчас открываются повсеместно, на Севере и Юге, на Западе и Востоке, в Нью-Йорке и Боготе, в Лондоне и Гонконге. Возможно, прямо сейчас музей открывается прямо рядом с вами. Моя шуточная ремарка — «Кому они нужны?» — на самом деле очень серьезная. Есть множество частных музеев, государственных музеев, разнообразных музеев тщеславия… Но для кого они предназначены? Кому служат? В чем их функция? Мария, кому они нужны?
Мария Болшоу: Галерея Уитуорт существует в Манчестере вот уже 126 лет. В этом году в нашей работе появилось ощущение новизны, потому что мы расширились, и это позволило нам заново установить связи как с аудиторией, так и жителями города. Манчестерская художественная галерея существует и того дольше. Обе этих галереи расположены в зданиях XIX века, построенных по инициативе отцов города, которые посчитали, что людям нужны музеи. Галерея Уитуорт была основана с мыслью о непрерывном удовлетворении художественных нужд жителей Манчестера. И это прекрасно, мне кажется. Новая галерея Уитуорт — парк, открытый для всех жителей Манчестера, в том числе для тех, которые никогда не были в музее. Мы становимся открыты для разговора о том, почему людям должно быть дело до музеев.
Э.С.: Это хорошо соотносится со словами Антона, до начала нашей встречи он сказал, что «Гараж» — частная институция — является островком толерантности. И это отличная фраза. Антон, вы не занимаетесь наставлением публики, у вас несколько иная роль…
Антон Белов: У Музея «Гараж» не такая длинная история. Он был основан в 2008 году и на сегодняшний день уже несколько раз менял свое местоположение. Мы открылись в бывшем Бахметьевском гараже, построенном по проекту Константина Мельникова (сейчас в нем располагается Еврейский музей и центр толерантности), а затем переехали в Парк Горького. «Гараж» уникальный для Москвы музей. Все знают Эрмитаж, Музей изобразительный искусств имени Пушкина и Третьяковскую галерею — классические музеи, где ты покупаешь билет, смотришь экспозицию и уходишь. В нашем случае большинство пространств музея бесплатны для посещения, включая лекторий, детские мастерские, и открыты для всех — люди могут просто прийти и получить удовольствие, находясь в пространстве культуры. Я всегда повторяю, что имея частное финансирование, мы открыты для всех. И мы, возможно, единственный музей в Москве, который заботится о том, как посетитель будет себя чувствовать при встрече с современным искусством, поэтому делаем все для того, чтобы распространять знания о современной художественной культуре в России, например, при помощи нашей издательской программы, переводя и публикуя несколько десятков книг в год.
Э.С.: Иными словами ваша работа имеет и евангелическую сторону.
А.Б.: Именно.
М.Б.: Стесняться тут совершенно нечего. Галерея Уитуорт и Манчестерская художественная галерея финансируются государством, благодаря чему мы несем ответственность перед аудиторией. Чувство, что мы выполняем некую социальную миссию, поддерживает меня, поскольку примерно тем же занимаются и сами художники. И вступление в диалог о культурной демократии кажется мне невероятно интересным.
Э.С.: Тобиас, в Гонконге сейчас строится масса музеев — откуда у Китая взялась такая необходимость в музеях западного типа?
Тобиас Бергер: Давайте начнем с того, что Гонконг это не Китай (смеется). Разумеется, это часть Китая, однако он является так называемым Специальным административным районом и обладает некоторыми правами, которых нет в материковом Китае. Почему-то музейное строительство в Китае превратно понимается публикой, и все этого боятся. Но если подумать, сколько нам вообще нужно от музеев? Недавно я решил узнать, как обстоит дело с музеями в США, и выяснил, что там имеется около 17 тысяч музеев. Сопоставив эту цифру с населением Китая, выясняется, что ему понадобится около 50–60 тысяч музеев, не только художественных, разумеется. В Китае множество городов, и даже целых регионов, где нет ни единого музея, культура никак не развита. Но вернемся к Гонконгу. Разумеется, город хочет быть не только шоппинг-раем. Идея музейного строительства в нем возникла, как это часто бывает, из разговоров о новых способах привлечения туристов — креативных кварталах и всего, что с ними связано. Но когда вы строите музей, вы строите его не для туристов, а для жителей города, и если вы сможете создать достойный музей для Гонконга, то и туристы в него потянутся. Я не думаю, что многие захотят пойти в музей американского искусства в Арабских Эмиратах, это не интересно. И Гонконгу есть, о чем рассказать, он может предоставить массу способов иначе взглянуть на искусство, поэтому два, три, сто музеев — это прекрасно. Чем больше, тем лучше.
Э.С.: Донна, давайте поговорим о ситуации в Нью-Йорке. Несмотря на открытие множества новых музеев, Музей Уитни продолжает занимать особое место в сердцах людей. В этом его вполне можно сравнить с галереей Уитуорт — оба музея имеют отличные собрания и не боятся пробовать что-то новое.
Донна Де Сальво: Да, Уитни это старый музей в новом здании, он был основан более 80 лет назад. Новое здание спроектировал Ренцо Пьяно, и теперь мы находимся в Митпэкинг-дистрикт. Главной отличительной особенностью Уитни, как мне кажется, является тот факт, что он был основан художником — Гертрудой Вандербильт Уитни, и для музея это стало ключевым принципом работы, мы всегда ориентируемся на художников. Музей начинался как открытый клуб-мастерская, куда художники — среди них был, к примеру, Эдвард Хоппер — приходили писать. Это стало отправной точкой для того, чем Уитни является сегодня.
Э.С.: Сначала это было что-то вроде салона, верно?
Д.Д.С.: Салон, именно. В музей он превратился случайно. Госпожа Уитни, имевшая к тому времени внушительное собрание работ, приобретенных в поддержку местных художников, решила подарить их музею Метрополитен. Но в нем произведения принимать отказались, и так родилась идея музея, который бы защищал интересы американских художников. Эта история, как и биеннале Уитни, является неотъемлемой часть нашей ДНК. Наша коллекция экстраординарна, она охватывает период с 1900 года до наших дней. Отличительной особенность Уитни также является приверженность американскому искусству, в отличие от Музея Гуггенхайма, Музея современного искусства и Музея Метрополитен, собрания которых являются международными. Мы поддерживаем связи с ныне живущими художниками, и это, как мне кажется, дает нам возможность взглянуть на настоящее через призму прошлого и наоборот. И мы продолжаем развиваться. Спросите художника, живущего в США, считает ли о себя американским художником? Он ответит, что не знает, потому что родился в Польше, вырос в Швеции и так далее. Все упирается в то, кто ты и кем являешься. Современное искусство это паутина. Тот же Эдвард Хоппер какое-то время жил в Париже и периодически заезжал в США. Мы представляем и исследуем историю искусства Соединенных Штатов, часто пересматриваем ее и пытаемся пролить свет на какие-то моменты, посмотреть, как развивались идеи художников. Связь с культурой и создание нарратива, который генерирует не столько эстетику, сколько фундаментальные понятия смысла, — то, к чему мы стремимся.
Э.С.: Это очень важно, особенно в свете того, что и каким образом выставляется в музее. Вот здесь у меня есть некий нарратив, а вот тут — работы, которые я купил и теперь демонстрирую в своем музее тщеславия, куратором которого является моя дочь (смех в зале). Всем вам так или иначе нужно рассказать какую-то историю. Антон, как вы с этим справляетесь в Москве? Одни и те же работы можно увидеть в Лондоне, Манчестере и Музее Уитни. Художники имеют привычку мигрировать, потому что они известны по всему миру. Что у вас?
А.Б.: В Москве все несколько иначе. В своей работе мы объединяем проекты российских и международных художников, и одна из самых интересных исследовательских платформ — «Полевые исследования», для которой мы приглашаем кураторов и художников со всего мира поработать с российским искусством. Антон Видокле снял фильм о русском космизме, фотограф Тарин Саймон — у нее, к слову, русские корни — создала посвящение «Черному квадрату» Казимира Малевича: копию «Квадрата» из ядерных отходов, и через тысячу лет, когда это будет безопасно, его покажут в нашем Музее.
Э.С.: Сейчас, насколько мне известно, он хранится в бункере под землей?
А.Б.: Верно. Он был помещен в бетонное хранилище.
Э.С.: Слава богу (смех в зале)! С какими социальными проблемами может столкнуться музей сегодня?
Т.Б.: Когда мы говорим о музеях, часто забываем обсудить служебные помещения, а ведь это самое важное. В некоторых азиатских странах у музеев нет возможности содержать реставраторов, хотя музеи созданы не только для показа искусства, но и для его хранения. И при создании нового музея нужно задавать новые стандарты именно в этом направлении, учить людей, сотрудничать с местными университетами. Когда я работал на музейный проект М+ в Гонконге, мы не смогли найти музейного техника — его пришлось импортировать, поскольку у местных специалистов попросту нет необходимого набора умений и нет возможности эти умения развивать.
М.Б.: Мне не очень комфортно рассуждать о музее как о части креативной индустрии. Этой темы опасно касаться, особенно в Великобритании, где правительство хватается за все, что называется индустрией, но при этом забывает об искусстве. И все же это очень важно. Музей не самое плохое место для работы, но нам нужно больше работать с выпускниками и обучать новых музейных работников, чтобы они могли удовлетворять потребности и интересы самых разнообразных посетителей музеев.
Д.Д.С.: Да, это очень серьезный вопрос, который часто обсуждается и в Музее Уитни. Для США вопрос культурной индустрии также важен и во многом он связан с различными экономическими вопросами. Как мы знаем, люди идут работать в музеи не для того, чтобы зарабатывать, это не тот тип деятельности. Но когда заходит речь об индустрии, у людей появляется определенный набор ожиданий. Когда я общаюсь со студентами последних курсов, часто бываю с ними немного резкой: «Хотите работать в музее? Зачем вам это?» Мне интересно, что люди хотят найти в музее. Безусловно, в нашей работе есть понятное очарование, но, как мы все знаем, это тяжкий труд и в каком-то смысле страсть, особая миссия. Людям это трудно объяснить.
Э.С.: Множество музеев — с целью создать оживленное столпотворение на входе — используют элементы гламура и зрелищности где только можно. Является ли это всего лишь способом привлечения зрителей?
М.Б.: Позвольте мне высказаться на эту тему. Я считаю, что люди обычно умнее и на подобные провокации не поддаются. С момента открытия новую галерею Уитуорт посетило порядка 330 тысяч человек. И не для того, чтобы посмотреть блокбастер, не ради чего-то зрелищного и простого для понимания. Они пришли потому, что хотели найти что-то странное и удивительное. У нас есть фантастические работы XVIII века, есть прекрасные образцы современного искусства. И мой опыт подсказывает, что аудитории нужно доверять и предлагать ей приключения: это именно то, что мы ищем, разглядывая произведения искусства. Это и заставляет людей приходить. И меня очень занимает идея музея как социального пространства, где тебе бросают вызов, где ты сталкиваешься с чем-то новым и неизвестным для себя. И это совсем не похоже на то, что нам говорили в 1980-х и 1990-х: «Людям нужно показывать только понятные для них вещи, а про искусство вообще нельзя говорить — это их отпугнет». Мне кажется, сегодня все иначе: чем более странные вещи ты экспонируешь, тем больше приходит людей.
Д.Д.С.: Полностью согласна. И мне кажется, подобные ситуации вполне могут быть созданы. Когда мы обсуждали новое здание Уитни, Ренцо Пьяно предложил блестящую идею объединить лобби музея — за счет прозрачных стеклянных стен — с площадью перед ним, тем самым создав общее пространство, и чтобы снаружи обязательно были стулья — иной раз нам потом приходится собирать их по всему району, но это мелочи! И это та щедрость, которая привлекает людей. Причины, по которым люди приходят в музей, могут быть крайне неожиданными, но, как мне кажется, основная — поиск смысла. Люди пытаются понять свою жизнь, то, что движет ими. И находят что-то для себя в искусстве и в своем присутствии вместе с другими людьми в галерее, потому что это не одиночный опыт. Может быть, я слишком романтизирую или идеализирую этот процесс, но мне кажется, дело именно в этом. Я не знаю, что люди уносят с собой из музея, но что-то они, безусловно, берут с собой.
М.Б.: На крыше у входа в галерею Уитуорт установлена работа Натана Коули — светящаяся надпись «Собрание незнакомцев». Эти слова для нас очень важны. Специфика музейного опыта в том, что ты один, но в то же время в толпе. И хотя основными проблемами XXI века являются социальная изоляция и отсутствие понимания между культурами, мы предоставляем людям возможность уединиться, оказываясь при этом в одном помещении с самыми разными людьми. Мне кажется, это могло бы стать интересным политическим проектом.
Э.С.: В Гонконге это тоже актуально?
Т.Б.: На это было бы интересно посмотреть. Музей М+ еще не открылся, Центральное полицейское управление тоже. Мы не знаем, какой будет наша аудитория, потому что не знаем, какие выставки мы будем устраивать. Так же, как не знаем, как все это будет выглядеть через 10–20 лет. Самая большая ошибка, которую могут совершить строители нового музея, это сказать, что они знают, зачем они его строят, — но они этого не представляют.
Э.С.: Они знают, чем это являлось, но не знают, что из этого выйдет.
Т.Б.: Вы не знаете, каким будет новое современное искусство. Скорее всего, оно будет еще популярнее, потому что с годами оно становится все популярнее — особенно китайское. Образование становится все более важным. Мы можем только отталкиваться от этого и строить предположения. Но мы также знаем, что в Гонконге — да и во всей Азии — ощущается большая необходимость в хорошем современном искусстве и культуре.
Э.С.: Откуда вы это знаете?
Т.Б.: Мы начали делать первые выставки, когда у нас даже не было здания. Само здание музеем не является — музей это взаимоотношение между искусством и аудиторией. Здание это просто красивый — или не очень — фасад, правда же? Первым делом нужно как можно скорее выстроить отношения с аудиторией и заработать ее доверие. Этим мы и занимались, пока проводили выставки в самых странных местах, в том числе и в интернете. Я организовал онлайн-экспозицию неоновых вывесок в Гонконге с множеством участников, имевшую огромный успех, ей даже посвятили полстраницы в The New York Times. И в то же время у нас были отзывы местной прессы, а это именно то, к чему надо стремиться. По всему миру наблюдается увеличение интереса к искусству, и это прекрасно.
Э.С.: То есть здание музея это не более чем фасад?
А.Б.: У нас в России все несколько иначе, поэтому я придерживаюсь иной позиции. Нам необходимо показывать гламурные и зрелищные вещи — это привлекает 70% посетителей, и в своей работе мы используем разные формы привлечения аудитории: кинопоказы, образовательные программы. Книжный магазин, кафе тоже здорово помогают — у нас, кстати, один из лучших поваров в городе…
Э.С.: Антон, я же говорил, вам нельзя рекламировать свою институцию (смех в зале)!
А.Б.: Я сейчас не об этом! А о том, чтобы сделать место привлекательным для людей. Уверен, в Гонконге и Китае ситуация такая же. Возьмем, к примеру, выставку Луиз Буржуа. Большая часть опрошенных мною людей понятия не имели, кто она такая. И тогда я понял, что нам придется поставить на входе гигантского паука. И это действительно привлекло внимание людей. Теперь половина посетителей Парка Горького приходит, чтобы взглянуть на него, потом читает экспликацию рядом и идет на выставку.
Д.Д.C.: Хорошая у вас с пауком метафора получилась. Люди буквально попадают к вам в сети!
А.Б.: Мы делаем крупные выставки, мы делаем небольшие проекты, исторические, архивные, каждую неделю у нас проходят различные публичные дискуссии, но при этом нам каждый раз приходится думать о том, как привлечь новых посетителей. Население Москвы составляет примерно 12 миллионов человек, но только 3–5% из них знают что-то о современном искусстве. И дело здесь не в том, чтобы затащить 70% города в музей, а в том, чтобы показать что-то, кроме работ импрессионистов.
Д.Д.С.: Важно помнить, что работа порой может сделать из нас циников. Создание аудитории — а это то, чем вы занимаетесь, — требует наличия громких имен и известности. Если эта деятельность всего лишь часть долговременной стратегии, которая призвана упрочить ваше место, вы можете быть раскритикованы (хотя критики не всегда понимают, насколько хрупки бывают институции). Однако если вы заняты стратегическими вещами ради самой стратегии, то, извините, вы делаете что-то не то. Конечно, идеальная ситуация, когда одновременно сочетаются необходимые пропорции оптимизма и прагматизма. Мы работаем в культурном пространстве, которым движут события и зрелища. Это нельзя игнорировать. Соцсети сейчас играют огромную роль и, несмотря на то, что у меня с ними есть свои проблемы, я понимаю, что это необходимо, это способ общения и он помогает. Но нужно не забывать, что они всего лишь часть общей картины.
