Пуд соли: 14-я Стамбульская биеннале

5 сентября 2015 года открылась 14-я Стамбульская биеннале под кураторством Каролин Христов-Бакарджиев. Соленая вода и мыслеформы как метафоры всего на свете сразу — в обзоре Анны Матвеевой.

Пинар Йолдас. Сердце соленой воды. Инсталляция. Фото: Kubra Karacizmeli. Courtesy IKSV

Нынешнюю Стамбульскую биеннале курирует Каролин Христов-Бакарджиев, экс-директор туринского музея Castello di Rivoli и куратор последней «Документы». Христов-Бакарджиев любит Стамбул (мы тоже согласны, что этот великий город невозможно не любить), и властью куратора она заставляет полюбить — или хотя бы прочувствовать — Стамбул каждого зрителя. Биеннале расплылась на 36 площадок в самом городе и его окрестностях, подавляющее большинство из них представляют одну работу одного художника (групповых выставок всего четыре), и чтобы обойти даже не то что их все, а хотя бы часть, вы вынуждены ходить-бродить по проспектам и переулкам, ездить на автобусе, метро и корабликах через Босфор, неизбежно путаться в узких улочках старого города, спускаться и подниматься какими-то совсем уж звериными тропами, проникать в заброшенные здания и входить в холлы пятизвездочных отелей — в общем, вы обречены познакомиться именно с тканью города, и эти выматывающие, но восхитительные прогулки станут для вас не менее важной составляющей опыта Стамбульской биеннале, чем собственно искусство: Христов-Бакарджиев прямо заявляет об этом в сопроводительном тексте к каталогу биеннале, который является одновременно и путеводителем по местам ее осуществления, без четких указаний которого («Пройдите 300 метров на север вниз по улице Мешрутиет, поверните налево за мечетью, пройдите еще 50 метров и влезьте в дыру в заборе справа, там вы увидите нашего волонтера, он проведет вас к месту выставки») вы не найдете вообще ничего.

Надо сказать, что примерно такую же стратегию — отказаться от большой групповой выставки и разбросать биеннале по всему городу — изначально предлагала и куратор прошлой, 13-й Стамбульской биеннале Фулия Эрдемчи, но тогда ей пришлось изменить планы из-за обострения политической ситуации в городе. Сейчас же в Стамбуле спокойно, и Христов-Бакарджиев развернулась по полной: помимо традиционных арт-пространств (Музей современного искусства Istanbul Modern, где проходит самая большая групповая выставка биеннале, здание начальной школы в Галате, трехэтажный выставочный зал Arter) площадками биеннале стали номера и подсобные помещения отелей, школы и библиотеки, заброшенные жилые дома, два гаража и магазин, старинная подземная цистерна для хранения воды, бывшая баня, маяк в отдаленной рыбачьей деревне, руины дома, где жил в изгнании Лев Троцкий, пришвартованный на пристани острова Бюйюкада корабль и один далекий необитаемый остров Сивриада в Мраморном море, куда невозможно добраться никаким транспортом и нужно нанимать частную лодку, чтобы увидеть там подводную инсталляцию Пьера Юига. Вы обалдеете, наматывая километры по городу и окрестностям в поисках очередного искусства, но тем самым плоть города станет вашей плотью в прямом смысле — мозолями на ногах, усталостью в гудящих мышцах, жаждой, литрами пота и взрывающимся от вала впечатлений мозгом.

Приоритет города и приоритет искусства
Несомненно, Каролин Христов-Бакарджиев поступает со зрителем жестоко, заставляя его мотаться пешком и на транспорте в безумном темпе по огромному городу — и вгрызаться в его плоть до кровавых мозолей на пятках. Приоритет перед искусством тут отдан городу. Но приоритет отдан и искусству перед интересами и комфортом зрителя. За исключением четырех групповых выставок, остальные 32 — это тайные места, куда вы долго идете или едете, потом еще долго их ищете, чтобы посмотреть всего одну работу одного художника. Где-нибудь на последнем этаже большого музея может висеть всего пара рисунков (как два рисунка Аршиля Горки в «Музее невинности» — великолепном музее-инсталляции, созданном Орханом Памуком по материалам его же одноименного романа), может быть, одно видео (как видео Дарии Мартин о повышенной чувствительности, выставленное в библиотеке на острове Бюйюкада) или одна инсталляция с полудюжиной крупноформатных фотографий и тихим пиканьем из динамиков среди некогда роскошных интерьеров — Сьюзан Филлипс в заброшенном особняке Mizzi mansion.

Для художника это, конечно, мечта: одна-единственная работа воспринимается в «собственном» пространстве совсем иначе, чем в ряду других на стене в выставочном зале. Невозможно представить себе более уважительного жеста в отношении произведения искусства. Искусство здесь всё, зритель — необязательное ничто, и даже неважно, есть он или нет: так, в каталог выставки полноценно входит инсталляция Эндрю Янга на пляже Riva Beach на севере Босфора. Янг нашел там старый, уже не используемый военный радар, и из этого найденного объекта сделал, судя по описанию в каталоге, некий объект, одновременно и сканирующий окружающий мир, и посылающий ему сигналы о своем существовании. Этот объект никто никогда не увидит: он находится на закрытой территории военной части, доступ туда запрещен, так что остается только гадать, есть ли он на самом деле и как работает. Но он участвует в биеннале, описан в каталоге, а значит — существует в нашем сознании как некая мыслеформа.

Соленая вода…
Биеннале 2015 года озаглавлена «Соленая вода и мыслеформы»; и соленая вода, и мыслеформы выступают здесь вроде бы как максимально широкие метафоры, метафоры всего, под которые можно подвести всё что угодно.

Христов-Бакарджиев была изначально зачарована Босфором, морским воздухом Стамбула, его неразрывной связью с морем, но сами по себе вода и соль могут войти в какой угодно дискурс: без воды нельзя жить, но в ней можно и захлебнуться, а соленую морскую воду нельзя пить; соль — хлористый натрий — вещество, без которого также нельзя жить, от натрия зависит функционирование нашей сердечно-сосудистой системы и нервной деятельности; соль была первым платежным средством еще до появления денег; соль — идеальный консервант; соль, в то же время, — главный разрушитель, агент коррозии, способный разъесть как железо, так и человеческую кожу; соль — хлорид натрия — в конце концов есть соединение противоположностей, противоположно заряженных атома металла и атома неметалла, которые держатся вместе в кристалле и разбегаются в воде. В общем, это сразу обо всем. Хотя соли и воды и в самом прямом смысле на выставках биеннале более чем достаточно, и они опять же выступают в качестве метафор самых разных вещей и явлений.

Соль как самый простой кристалл открывает в биеннале естественнонаучный дискурс: кристаллография, химия, физика, от них переход к биологии, от биологии через, например, психоанализ — к гуманитарным наукам и философии. В пространстве Arter через все три этажа красной нитью проходит история норвежского ученого Карла Фредрика Мюлерца Стёрмера (1874–1957), математика, исследователя северных сияний и фаната фотографии. Помимо его математических расчетов, фотографий северных сияний, научных инструментов к его исследованиям присовокупляются серия «Эвридика — Медуза» Брахи Лихи Эттингер, которая с не меньшей дотошностью препарирует уже не атмосферные, а психологические явления, и одна из лучших работ на биеннале — «Микро/макро 1001 рисунок» американки Кристин Тэйлор Паттен: действительно тысяча и один крошечный рисунок форматом 2,5 х 2,5 см, в последовательности которых разворачивается целый эпос, драматургия геометрических форм, рождающихся из пары едва заметных штрихов, проходящих полное развитие сюжета и так же уходящих обратно в едва тронутый карандашом белый лист. При этом вы ходите, как дурак, и водите глазами по этим сотням почти абстрактных миниатюр, не в силах оторваться.

Соль как запах моря и одновременно как один из первых и главных товаров — тема инсталляции Анны Богигян в главном зале Греческой начальной школы в Галате: мешки, паруса, горы соли — о том, как по соленой воде везли мешками соль из страны в страну, и это стало основой торговли и общего для разных стран мира. Груда соли лежит на супружеской постели в инсталляции с видео англичанки Хизер Филлипсон: проход к засыпанной солью двуспальной кровати загораживает боксерская груша, рядом на двух экранах — видео с монологом художницы о разбитом сердце, в общем это про любовь, — но и про пуд соли, который приходится съесть вместе любой достаточно долго живущей вместе паре. Христов-Бакарждиев включает в выставку документальный фильм 1970 года о том, как Роберт Смитсон строил свою знаменитую «Спиральную дамбу» на Большом Соленом (!) озере в штате Юта и сопровождает видео собственной коллекцией камней и кристаллов соли, собранных на его берегах.

…и мыслеформы
Термин «мыслеформа» был предложен в начале ХХ века художницей Анни Безант и Чарльзом Ледбитером; рисунки-«мыслеформы» Безант стали предвестниками абстрактной живописи, но термин можно толковать безгранично расширительно. Все, о чем мы мыслим предметно, есть мыслеформа; все, что рисует/пишет/снимает/инсталлирует художник и о чем он в процессе производства думал, — также мыслеформа. Сложно найти более универсальный термин для любого продукта человеческого ума.

Рисунки Анни Безант на биеннале присутствуют. Выставлены они в Istanbul Modern, где Христов-Бакарджиев, помимо экспонирования прочих работ, сделала лично для себя отдушину: часть выставки, формой напоминающая длинный коридор, называется «Канал» (The Channel), — что отсылает одновременно к Босфору и к «натриевым каналам» нейронов головного мозга и в общем-то является ее собственным худпроизведением. Здесь перемешаны работы современных художников (Дария Мартин, Тасита Дин) и давно ушедших (Питер Таит (1831–1901), княгиня Фахрониса Зейд (1901–1991), одна из первых турецких женщин-художниц, оп-артистка), труды Дарвина и Лакана, ар-нувошные вазы Эмиля Галле, рисунки нейронов лауреата Нобелевской премии 1906 года Сантьяго Рамона-и-Кахаля, который нейроны и открыл. Христов-Бакарджиев поставила перед собой крайне сложную задачу — поговорить о том, чему и названия толком нет: о вещах максимально общих, о том, как человек осмысляет мир и в каком виде или в каких видах он оставляет после себя это осмысление человечеству. При этом не прибегая к понятийному аппарату философии — единственной дисциплины, приспособленной для такого рода разговоров — и оставаясь в дискурсе визуальности. Для этого ей пришлось отказаться от современности и прокламировать на выставке вневременность, включая в нее работы прошлых веков, а также отказаться от ограничения территорией собственно искусства: деликатно нарушить ее границы и открыть их в сторону естественных наук, показывая искусство как параллельный и взаимосвязанный с наукой способ познания мира. Искусство выступает здесь как интегральная часть знания, и том «Происхождения видов» Дарвина не только содержательно, но и эстетически перекликается с вазами ар-нуво, украшенными узорами в виде бабочек и птиц. «Канал» — самая интеллектуально напряженная часть главной выставки биеннале, смотреть его — интеллектуальный труд, благодарный, но по-настоящему тяжелый. На нем на пути к смыслу правда пуд соли съешь.

Не без истории и современности
Однако биеннале не стала неким архивным размышлением о сложных путях развития человеческого ума. На ней множество проектов, напрямую отсылающих к нынешней актуальности — социальной, политической, эстетической. Отсылающих непосредственно к времени и особенно к месту, то есть к сегодняшней Турции и ее региону. Не случайно среди площадок биеннале так много руин, заброшенных зданий: Стамбул предстает перед зрителем с непарадной стороны, которая, как выясняется, на каждом шагу. В покинутом бывшем доходном доме, сейчас скрипящем на ветру, Дениз Гюль выкладывает потолки комлями срубленных деревьев и покрывает их знаками на манер петроглифов, — руина готова говорить с вами, но не факт, что вы поймете ее древний и давно устаревший язык, хотя любоваться изяществом письмен вам это не помешает. Большая картина итальянца Джузеппе Пеллиццы да Вольпедо 1901 года с изображением бунтующих рабочих поставлена в пандан к видео турецкого дуэта Artikisler Kollektif, снятому на недавних протестах турецких рабочих, и показывает, что дух рабочего движения и проблемы рабочих не изменились за столетие. Грейс Швиндт из Лондона создает оперу о том, как нефтедобыча губит окружающую среду. Украинец Никита Кадан привозит из разрушенного зоологического музея в Донецке фрагменты экспозиции, чучела животных, — и олени стоят на фоне руин и обгорелых шин, но ниже их, как в подвале, пробиваются в контейнерах с землей новые зеленые ростки.

Американец Майкл Раковиц делает масштабную инсталляцию о геноциде армян в Турции и конкретно в Стамбуле и окрестностях — о том, как горело все живое и оставались лишь кости, из которых он выкладывает изящные рельефы — и проводит параллель с американской историей. Франсис Алис делает видео — настоящую симфонию о разрушенной армянской крепости Ани, скорбное молчание над которой нарушает написанная им симфония из щебета птиц.

И все это вы должны, повторяю, пройти ногами и прочувствовать собственной тушкой. Маршруты долгие и утомительные, особенно учитывая, что рельеф Стамбула — это постоянные спуски и подъемы с горки на горку. Финальным аккордом биеннального маршрута становятся скульптуры Адриана Вильяра Рохаса, выставленные на острове Бюйюкада, у «Дома Троцкого». Сам особняк сейчас заброшен, роскошный одичавший сад вокруг него спускается к морю, — и там вас, уставших от многокилометровой ходьбы и уже почти невосприимчивых к искусству, встретит залитый солнцем берег, морская гладь и восстающие из нее химеры, в которых объединились не только разные биологические виды, но и разные исторические и эстетические эпохи: классицистические львы сплетаются с грубыми первобытными быками, нимб из Проторенессанса венчает голову слона. Все культуры вместе и с новым результатом. Как в мыслеформах, с которыми любит играть Христов-Бакарджиев. И как всегда в Стамбуле.