Tidens Krav: «Художники часто не видят себя в качестве покупателей»

Отвергая механизмы арт-рынка, Tidens Krav пытаются обратить торговлю искусством на благо его производителей.

Это «Черный квадрат» Малевича. Обычно мы публикуем фотографию героя или героев интервью, но представители Tidens Krav категорически отказались предоставлять нам свои фотопортреты, потому что «никто из них не должен быть в фокусе этого проекта».

Галерея художников Tidens Krav (Линда Лерсетх, Мерседес Мюхлейсен, Андерс Холен, Эйвинн Аспен) находится в бывшей портовой зоне Осло, а само помещение когда-то было борделем. Теперь здесь небольшой выставочный зал — классический white box с выходящим на улицу большим окном, мастерские на втором этаже и обитая деревом комната для встреч, в которой чувствуешь себя как в бочке. Год назад Линда, Мерседес, Андерс и Эйвинн объявили о запуске проекта «Новейший стандарт» — The Newest Standart, который наделал в Осло немало шума. Эта хитроумная коммерческая схема нарушила сложившиеся на рынке искусства правила игры. Например, заставила художника превратиться в покупателя и принять действенное участие в продаже своих работ. Отвергая устоявшиеся ценности и механизмы арт-рынка, Tidens Krav пытаются обратить торговлю искусством на благо его производителей, а не коммерческих галерей, аукционных домов и дилеров. Анна Арутюнова попыталась выяснить у коллектива Tidens Krav, как не потерять веру в потенциал арт-рынка.

А.А.: Почему вас заинтересовало то, что сегодня подвергается таким нападкам — коммерция и рынок?

T.K.: Было много разных причин. Первые два с половиной года мы существовали как некоммерческая галерея, но обсуждали возможности коммерческой деятельности — не всерьез, просто заигрывали с идеей. Нам было не интересно открывать настоящую коммерческую галерею, связываться с разными богачами и так далее. У нас и контактов-то нужных не было. Но все равно хотелось заняться именно этой темой, подтолкнуть развитие рынка какими-то новыми способами. В Норвегии арт-рынок и современное искусство довольно далеки друг от друга. В Осло есть две-три успешные галереи, но этого, конечно, недостаточно для глобальных перемен. Здесь, заходя в галерею, люди часто спрашивают: «А что, это продается?» И нам было важно хотя бы ввести в широкий обиход словарь рынка искусства и сделать проект, затрагивающий именно эту —коммерческую — сторону бытования искусства. Конечно, мы хотели осуществить это таким образом, чтобы нам самим как художникам было бы интересно. Есть и другая причина — хочется, чтобы произведения искусства, которые нам нравятся, жили дольше, а не выбрасывались на помойку после окончания выставки.

А.А.: Как работает «Новейший стандарт»?

T.K.: Мы придумали схему, которая подталкивала бы художников, во-первых, покупать работы своих коллег, а во-вторых, приводить в галерею клиентов. Идея в том, чтобы разделять два типа покупателей — покупатели-художники и обычные покупатели. Деньги, которые тратят на искусство обычные покупатели, формируют прибыль. Деньги, которые потратили художники, — тоже, но покупка произведения искусства художником делает его к тому же дольщиком, который в конце проекта получит свою часть от общей прибыли. Мы, Tidens Krav, берем только то, что нужно, чтобы покрыть часть расходов на аренду. Все остальное делится между художниками, которые что-то купили в галерее. Обыкновенные покупатели, не художники, ничего не получают.

А.А.: А кто отвечает за привлечение покупателей?

T.K.: В интересах художника приводить в галерею новых людей, ведь от этого зависит размер его финальной доли. Мы сами не предпринимаем специальных усилий для того, чтобы сюда приходило больше людей — эту работу за нас делают художники, участвующие в эксперименте. Каждый вовлечен по-своему.

А.А.: Но ведь есть большая разница между тем, приводит ли художник в галерею другого художника или просто покупателя?

T.K.: Чем больше художников приходят в проект, тем меньше их финальная доля. Поэтому лучше, конечно, если художники приводят обыкновенных покупателей!

А.А.: Если я художник и хочу поучаствовать в проекте, что я должна сделать?

T.K.: Купить хотя бы одну работу.

А.А.: Это своего рода входная плата?

T.K.: Да, но твоя финальная доля будет рассчитана в соответствии с тем, как много денег ты потратила в галерее. Например, мы заработали €1000. Если ты потратила в галерее €500, а, скажем, два других художника по €250, то твоя финальная доля 50%, а их — по 25%. Поэтому приводить новых художников в проект непродуктивно.

А.А.: Были какие-то финансовые схемы, на которые вы ориентировались?

T.K.: Нет, но то, что получилось отчасти напоминает кооперативную систему, где все члены получают свою долю прибыли в конце года. Все, кто покупают, вносят свою лепту в финальный доход. Разница в том, что в нашем случае только покупатели-художники получат прибыль.

А.А.: В листовке, где в двух словах описан ваш проект, сказано, что участвовать в проекте может любой художник. Но есть ремарка, поясняющая, что вопрос о том, является ли будущий участник проекта художником или нет, будет «решен на месте». Как проходит процесс определения кто перед вами? Каковы ваши критерии?

T.K.: У нас еще не было прецедентов, когда нам приходилось бы решать, художник перед нами или нет. Но если человек в состоянии отстоять тот факт, что он художник — мы не против!

А.А.: Но ведь сегодня так просто назваться художником…

T.K.: Да, но нужно быть в состоянии это доказать! Любопытно было бы послушать человека, который пришел бы к нам и доказал, что его художественная практика — это собирать искусство. И раз он делает это на регулярной основе, значит, он художник. В общем, все дело в аргументации. Но есть и более простые способы вынести вердикт: если человек обучался в художественной академии или состоит в профессиональном союзе, скорее всего, он — художник.

А.А.: Для вас не принципиально, что за художники будут участвовать в проекте?

T.K.: Нет. И это, к слову, может быть выходом для каких-нибудь ужасных художников. Даже если то, что делает художник, плохо, он все равно может рассчитывать на часть денег. Наша схема очень демократична!

А.А.: Много ли авторов приняли участие в проекте?

T.K.: Меньше десяти.

А.А.: И сколько покупателей им удалось привести в галерею?

T.K.: Пока сложно сказать. Во-первых, мы не отслеживаем, кто именно из наших покупателей пришел в галерею по наводке задействованного в проекте художника, а кто — сам по себе. Во-вторых, наша схема была придумана недавно, и художники пока не вполне оценили ее потенциал. Проблема еще и в том, что художники часто не видят себя в качестве покупателей.

А.А.: Собираетесь ли вы сделать эту схему основой для постоянной деятельности или The Newest Standart как проект подходит к концу?

T.K.: Да, сейчас мы подводим итоги за прошедший год. Потом проект стартует заново. Он будет обновляться раз в год — каждый раз с новыми участниками.

А.А.: Какова была реакция на вашу инициативу?

T.K.: Многие художники говорили, что вся прибыль должна доставаться нам. А некоторые представители арт-сцены были очень раздражены тем, что мы возвращаем заработанные деньги. Они хотели бы видеть «настоящую» коммерческую галерею, обеспечивающую саму себя. Такая реакция связана с общими ожиданиями — люди здесь ждут, когда же случится что-то в области «правильного» рынка искусства. И, конечно, многие были удивлены, что галерея художников вдруг стала коммерческой. Хотя на самом деле она только наполовину коммерческая — мы не получаем от нее никакой прибыли и даже, напротив, финансируем ее за свой счет, например, оплачиваем аренду и т. д.

А.А.: За счет чего же тогда существует Tidens Krav?

T.K.: Каждые 3–6 месяцев мы подаем заявку на государственный грант, который частично покрывает плату за аренду помещения. Но нет гарантии, что мы получим этот грант в следующий раз. Помимо этого, мы подаем заявки на финансирование выставок художников, чьи проекты запланированы в нашей галерее.

А.А.: Гранты, которые получает Tidens Krav, покрывают все расходы?

T.K.: Нет. Конечно, в дело идут и личные деньги. Некоторые из нас работают на дополнительных работах. Каждый из нас подает заявки на индивидуальные государственные гранты. Нам в этом смысле везет —каждый из нас получает гранты на собственную художественную деятельность, так называемые «гранты на работу». Без них мы бы не выжили. Невозможно совместить все: работу на стороне, собственную практику и еще галерею. Пришлось бы выбирать. Но система грантов в Норвегии щедрая. Благодаря ей у нас есть возможность приглашать художников, покрывая их расходы на дорогу, создание произведения, транспортировку. Мы даже имеем возможность иногда приглашать зарубежных авторов и оплачивать их проживание в Норвегии. Все это дает свободу нашей кураторской деятельности.

А.А.: По сути, вы превращаетесь в публичное художественное учреждение.

T.K.: И да, и нет. Дело в том, что «гранты на работу» чаще всего идут не из государственной казны. Они напрямую зависят от продаж искусства на рынке. Когда в Норвегии продается произведение искусства, продавец платит налог в размере 5% от его стоимости. Эта сумма идет в фонд, из которого потом выдаются гранты. То есть рынок тоже поддерживает грантовую систему.

А.А.: Кто отвечает за распределение таких грантов?

T.K.: Те же люди, что отвечают за распределение государственных грантов. И если художник состоит в профессиональной организации, он может повлиять на то, кто будет заседать в грантовой комиссии. Состав совета меняется довольно часто, регулярно проходят выборы в комиссию. Эта система является наследием 1970-х, когда художники в Норвегии сумели добиться существенных улучшений социальных и экономических условий своей работы. Система работает до сих пор, и, кажется, это лучший способ создать начальный капитал для грантового фонда — не только за счет денег налогоплательщиков, но и благодаря циркуляции искусства на рынке.

А.А.: Но ведь вы говорите, что рынок современного искусства в Норвегии не слишком развит.

T.K.: Да, но система существует не только за счет продаж современного искусства, а вообще любого искусства.

А.А.: Норвегия довольно богатая страна. Почему рынок современного искусства не развивается?

T.K.: Люди здесь предпочитают покупать машины и дома, а не современное искусство. Когда они заходят в помещение, где все устроено по непонятным им правилам, им становится неинтересно, а порою и страшно, потому что они не знают, с какой стороны подступиться. Они не подготовлены. Если бы они заранее хотя бы чуть-чуть поинтересовались тем, что увидят, им было бы проще. Все дело в самообразовании.

А.А.: То есть им элементарно не хочется тратить время на то, чтобы разобраться что к чему?

T.K.: Да, но дело не только в этом. Не хватает посредников между двумя лагерями — между современной арт-сценой и людьми с деньгами. Не хватает хороших коммерческих галерей. К тому же, многим больше нравится покупать за рубежом, потому что это круче. В основе этого лежит комплекс неполноценности, культурные стереотипы, которые заставляют нас ориентироваться на кого-то еще, а не работать с собственным контекстом. Практически все важные норвежские арт-институции возглавляют иностранцы — и это странно. В прессе практически отсутствуют материалы о местном современном искусстве, да и о современном искусстве вообще, и поэтому оно практически неизвестно широкой публике. У нас нет ни одной телепрограммы об искусстве, специализированные журналы можно пересчитать по пальцам одной руки. Да и арт-критики иногда не делают того, что следовало бы: не рассказывают об актуальных художественных процессах. Мы сделали около 30 выставок, из которых только три удостоились рецензии. И дело не в обиде, что о нас не написали, а в том, что критики, играя важную роль в развитии арт-сцены, по сути ее не развивают.

А.А.: Поэтому вы решили взять дело в свои руки?

T.K.: Именно.

А.А.: Tidens Krav — это ваш совместный кураторский проект. А за его пределами вы существуете как художественная группа?

T.K.: Иногда некоторые из нас делают совместные работы, но обычно мы вчетвером не выступаем как творческий коллектив. Нам хватает и Tidens Krav!