Доносы
Донос — страшное слово, сыгравшее роль в судьбах многих людей. Донос не был редкостью и в художественной среде. «Артгид» знакомит с несколькими яркими образчиками жанра доносительства на художников XIX–XXI веков.
Соломон Никритин. Суд народа. 1934. Холст, масло. Фрагмент. Государственная Третьяковская галерея
Мы долго думали, как назвать этот материал. И из всех возможных вариантов выбрали емкое и на первый взгляд излишне провокативное — «Доносы». Но именно это слово прежде всего всплывает в сознании, когда читаешь все без исключения приведенные ниже документы — от адресованных императору Александру III записок Константина Победоносцева до написанного художниками студии Элия Белютина открытого письма секретарю ЦК КПСС и одному из инженеров советской идеологии Михаилу Суслову. Какие-то из этих документов трактуются однозначно, какие-то полны противоречий: смелый, на грани отчаяния, жест белютинцев, требующих отставки Суслова, перечеркивается несколькими абзацами, содержащими обвинения в адрес коллег-нонконформистов (особенно если вспомнить контекст написания этого письма — 1974 год и организованная в том числе и Оскаром Рабиным «Бульдозерная выставка»). Какие-то, вроде процитированного философом Виктором Агамовым-Тупицыным письма художников Риммы и Валерия Герловиных коллекционеру Нортон Доджу, могут вызвать удивление. Есть, к нашему глубокому сожалению, среди публикуемых нами документов и современные образчики жанра.
Константин Победоносцев — императору Александру III о картине Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года», 15 февраля 1885
Стали присылать мне с разных сторон письма с указанием на то, что на передвижной выставке картина, оскорбляющая у многих нравственное чувство. Иван Грозный с убитым сыном. Сегодня я видел эту картину и не мог смотреть на нее без отвращения. Слышно, что ваше величество намерены посетить выставку на днях, и, конечно, сами увидите эту картину. Удивительное ныне художество без малейших идеалов, только с чувством голого реализма и с тенденцией критики и обличения. Прежние картины того же художника Репина отличались этой наклонностью и были противны. А эта его картина просто отвратительна. Трудно и понять, какой мыслью задается художник, рассказывая во всей реальности именно такие моменты. И к чему тут Иоанн Грозный? Кроме тенденции известного рода не приобретешь другого мотива. Нельзя назвать картину исторической, так как этот момент и всей своей обстановкой чисто фантастический, а не исторический.[1]
Константин Победоносцев — императору Александру III о картине Николая Ге «Что есть истина? (Христос и Пилат)», 6 марта 1890
Не могу не доложить Вашему императорскому величеству о том всеобщем негодовании, которое возбуждает выставленная на передвижной выставке картина Ге «Что есть истина». И не только негодуют на картину, но и на художника. Люди всякого звания, возвращаясь с выставки, изумляются: как могло случиться, что правительство дозволило публично выставлять картину кощунственную, глубоко оскорбляющую религиозное чувство и притом несомненно тенденциозную. Художник имел в виду надругаться над тем образом Христа — богочеловека и спасителя, который выше всего дорог сердцу христианина и составляет сущность христианской веры. Говорят: если бы отца моего выставили публично на картине в оскорбительном и карикатурном виде, я имел бы право протестовать и требовать устранения. Но не менее ли дорожа для каждого верующего образ Христа-спасителя?
И я не могу не подивиться, почему Грессер, которому поручена цензура картин до открытия выставки и который возбуждал иногда вопросы о картинах гораздо менее соблазнительных, оставил эту картину без замечания? Несколько лет тому назад снята была картина менее возмутительная, картина Репина «Иван Грозный». Притом нельзя не подумать, что передвижная выставка после Петербурга обыкновенно развозится по городам внутри России. Можно представить себе, какое произведет она впечатление в народе и какие — смею прибавить — нарекания на правительство, так как наш народ до сих пор еще думает, что все разрешенное правительством им одобрено.[2]
Михаил Нестеров о своей картине «Видение отроку Варфоломею», приобретенной до открытия 18-й выставки передвижников Павлом Третьяковым
Вот и «Варфоломей» в галлерее. Посылаю телеграмму в Уфу, счастливый еду к Левитану, у него тоже все хорошо Павел Михайлович взяли у него что-то. Большой компанией едем в Питер. Мы, молодые, пока еще экспоненты, подлежим суду членов Товарищества; быть может, многие из нас не будут приняты. День суда настал; мы томимся ожиданием на мансарде одного петербургского приятеля. Я знаю, что Мясоедов, Вл. Маковский, Волков, Лемох моей картиной недовольны. Часу в первом на мансарду влетают двое молодых членов — Дубовской и Ап. Васнецов, объявляют радостную весть: все присутствующие на мансарде на выставку приняты. Дня за два до открытия по выставке одиноко бродил П.М. Третьяков. В это же время перед моим «Варфоломеем» собрались мои недруги и другие «знатоки»… Они судили картину «страшным судом» и сообща решили обратиться к Третьякову с увещанием, чтобы он от своей покупки отказался. Отыскали «московского молчальника» где-то в конце выставки и приступили к нему с тем, что картина молодого экспонента Нестерова не отвечает задачам Товарищества. Много было высказано против злополучного «Варфоломея» и в заключение выражена надежда, что ошибка будет исправлена и т. п. Павел Михайлович, молча выслушав обвинения, спросил судей (в их числе были Д.В. Григорович, В.В. Стасов, А.С, Суворин, Г.Г. Мясоедов), кончили ли они, и, узнав, что обвинения были исчерпаны, ответил им так: «Благодарю вас за сказанное; картину Нестерова я купил в Москве и если бы не купил ее там, то взял бы ее здесь, выслушав вас». Поклонился и тихо отошел к следующей картине. О таком эпизоде я слышал от Остроухова, а позднее это же кратко передал мне Павел Михайлович. «Видение отроку Варфоломею» в свое время имело исключительный успех.[3]
Открытое письмо М.А. Суслову художников круга Элия Белютина, 1974
Мы, художники, подвергшиеся остракизму более десяти лет назад в результате безобразного скандала, учиненного Н.С. Хрущевым в Манеже, и все эти годы наперекор травле Министерства культуры и жестокой неприязни с Вашей стороны, т. Суслов, продолжающие творчески работать и верить в будущее советского искусства, отказываемся дальше молчать.
К этому нас вынуждает не наше положение — быть творчески заживо погребенными, наверное, наш удел, — а та удивительная настойчивость, с которой Вы, человек, руководящий идеологической работой, проводите в жизнь курс своей политики.
Достаточно включить телевизор, чтобы понять, какое преимущество предоставляется актерам и певцам сталинских времен в праве олицетворять советскую культуру. А рядом с ними фильмы 1930–1950 гг., возобновленные постановкой балеты столетней давности, этнографические ансамбли с частушками и чечетками, которые должны представлять нашу сельскую молодежь, имеющую законченное среднее образование и составляющую 40% поступающих в наши вузы студентов. Все это должно символизировать расцвет нашей сегодняшней советской культуры.
О живописи нечего и говорить. Для Вас социалистический реализм — это некое среднее арифметическое, некая сумма канонизированных и Вами дозволенных приемов, за которыми нет поисков и, значит, нет стремления художника создать современное воздейственное произведение. И это еще не самое страшное. Ведь искусство как река — его не остановят ни Ваши запреты, ни железобетонное русло запретов и разрешений, по которому Вы с завидным упорством пытаетесь направить его вспять. Самое страшное, что все это делается Вами сознательно, с единственной целью — лишить русского человека духовной жизни, превратить его в робота, способного выполнять самое нелепое и жестокое Ваше желание. Ваша установка на примитивизацию советской культуры, на пропаганду убогих идеалов и отрицание сложности духовных интересов советского человека. Ваш основной идеологический принцип — принцип оглупления народов СССР, позволяющий Вам создавать почву для нарушения всех законов нормальной жизни человеческого общества.
Вы прекрасно знаете, что не так просто заставить деятелей культуры творить во вред своему народу, и поэтому Вы своими методами руководства прививаете советскому народу неверие в свои творческие силы, нигилизм, а на практике для такого рода работы Вы создали некую финансовую элиту, которая одна, как идеальная исполнительница Ваших указаний, имеет право главенствовать в творческих союзах, распределять заказы, получать за эту деятельность невиданные в истории мирового искусства и Запада денежные гонорары.
Неужели Вы, занимаясь вопросами идеологии, не сознаете чудовищной моральной карикатуры на советскую культуру, когда санкционировали Вучетичу за памятник героям Отечественной войны гонорар в размере двух с половиной миллионов рублей.
Для того чтобы поддержать свою концепцию прямого подражания искусству XIX века, концепцию имитации чуждого для наших дней искусства, Вы прибегаете к методу прямой подтасовки фактов, используя созданный Вами, в обход всех, аппарат дезинформации и воздействия. Еще до Манежа по Вашей санкции была создана видимость некой художнической оппозиции с нарочитым антисоветским уклоном. В эту сеть, управляемую Вами, были включены так называемые «лианозовцы» (Рабин, Кропивницкий), художники, допущенные Вами на фестиваль 1957 г., И. Глазунов и Э. Неизвестный, А. Глезер и некоторые другие. Все они, согласно Вашей программе, получили право и обязанность постоянно общаться с иностранцами, показывать им и продавать на любую валюту «ради хлеба насущного» свои работы.
Приставленный к этим «подпольным» художникам Ваш же сотрудник Г. Костаки руководил этими и другими, так называемыми «диссидентами на зарплате». Зачем Вам нужна эта провокация, товарищ Суслов? Вы хотели бы убедить всех, что каждый ищущий художник прежде всего политический диссидент и что именно поэтому советская культура должна опираться на «налбандянов», «вучетичей», «томских» и им подобных, превращенных с Вашей помощью в советских миллионеров? Зачем Вы порочите таким образом советское общество, деятелей культуры, зачем создаете почву для необоснованных обвинений и ничем не оправданных подозрений?
Но Вы это хорошо понимаете и отсюда Ваши попытки теоретического обоснования собственной позиции в администрировании, попытки доказательства необходимости «сдерживания развития культуры», возврата к классике, соблюдения спасительного, с Вашей точки зрения, «статус кво». Только жизнь идет вперед, — как бы Вы не хотели ее остановить, это не в Ваших и ни в чьих иных силах. Формально Вы руководите идеологией, но для того, чтобы руководить, надо быть во главе движения. В тех же теоретически оправдываемых задних рядах, которые Вы для себя выбрали, его остается или комментировать, или оплевывать.
Никакие лозунги Ваших непосредственных помощников о гармонии и взаимопонимании не могут ни скрыть, ни залатать той пропасти, которую Вы год от года углубляете в нашей культурной жизни. Все передовое, честное, советское Вы провозглашаете плохим и антисоветским. Кто дал Вам право расставлять такие оценки? Партия? Народ? Но в представлении народа Вы связаны прежде всего с проведением в жизнь и оправданием культа личности в самых худших его проявлениях. Наука? Но Вы бесконечно далеки от нее. Демагогические фразы, подтасовки, волюнтаристские обобщения, не имеющие ничего общего с теорией исторического материализма, ни с действительной жизнью советского общества, — вот весь Ваш «научный» багаж, а с ним занимать такой пост, товарищ Суслов, сейчас нельзя.
С 1939 года Вы находитесь у кормила руководства идеологией. Именно Вы являетесь автором идеологической версии культа личности, вызвавшего злейшие нарушения права и закона. Именно Вы послужили основным мотором ждановщины, и Вы в 1962–1963 годы стали человеком, остановившем «оттепель» и развитие советской живописи. Неужели Вы не видите всего того вреда, который причинили и продолжаете причинять советскому государству?
Если у Вас не хватает сейчас, в 70 с лишним лет, силы воли покинуть свой пост и Ваши слова о верности ленинским принципам только пустой звук, мы, художники, говорим Вам: хватит издеваться над советским народом! Он заслужил право на доверие. Он своими руками сделал все замечательное, что есть в нашей стране, превратил ее в величайшую державу мира, и ему принадлежит право иметь свое, советское, а не Ваше, товарищ Суслов, сусловское искусство, свою советскую музыку, свой советский театр, свою советскую, а не сусловскую культуру!
МЫ ТРЕБУЕМ, ЧТОБЫ ВЫ УШЛИ В ОТСТАВКУ!
Э. Белютин, Е. Радкевич, Р. Голышко, Н. Левянт, И. Шмелева, А. Крюков, Ю. Скопов, А. Строчилин, М. Филиппова, В. Булдаков, С. Некрасова, Ю. Мустерман. Всего 100 человек Москва 1974.[4]
Из письма Виктора Агамова-Тупицына Андрею Монастырскому, 14 января 1982
Андрей, начну с того, что культура для меня — это кармическая вольера, канареечья клетка для невольничьего художественного свиста...
Теперь – коротко — о существенном: Выставка во «Фрэнклин Фернес» выглядела вполне симпатично, как (впрочем) и все, что делают Р. и В. Герловины. Непонятно одно: зачем им понадобилось создавать миф, будто единственным полноценным авангардным феноменом в России был «визуальный самиздат»? По сути, групповая выставка оказалась их персональной экспозицией, где остальные участники играли роль орнамента (или фона).
Вот некоторые выдержки из трехстраничного письма, написанного Риммой и Валерой [Герловиными] (копию нам послал Нортон Додж):
Уважаемый господин Додж, Мы хотим поставить Вас в известность, что положение, созданное в Русском центре [Центр современного русского искусства в Америке] господами Тупицыными, является недопустимым для репутации нон-конформистского русского искусства. ...Если Тупицыны так рьяно пропагандируют советские идеи, встает вопрос, с какими целями они покинули СССР. ...Пытаясь привлечь внимание американских коммунистов к центру, Тупицыны развесили свои листовки в книжном магазине на Вест Бродвей рядом с запылившимися книгами речей Сталина, Троцкого и журналом «Совьет Лайф». Товарищи Тупицыны, как они сами себя называют в своих произведениях, продолжают свою акцию, расклеивая по Сохо и в некоторых галереях просоветские листовки, точно такие же, как выпускают американские коммунистические организации. Все эти утверждения нам очень знакомы по газете «Правда». ...В результате подобной публикации от лица Русского центра, в кругах американской общественности стало складываться впечатление о связи этого центра с советскими организациями, о получении грантов от советского посольства и пр. Если надлежащие меры не будут приняты в течение двух недель со дня получения этого письма, и Тупицыны не будут удалены с должности кураторов, то мы вынуждены будем обнародовать в прессе это письмо со всеми прилагающимися сочинениями Тупицыных, что невольно будет влиять на репутацию центра, который в данный момент возглавляют аморальные просоветские элементы. Соответствующая документация прилагается. 02.06.82
P.S. Мне кажется, что взрыв (оставленный нами без внимания) произошел на дне рождения Джин Браун, когда критик Питер Франк по совету Джин предложил Рите написать русскую часть в его книге о современном авангар- де. Герлы были возмущены тем, что Рита согласилась на предложение Джин и Питера, а не отказалась в их пользу. С этого, фактически, все и началось.[5]
Докладная записка заместителя Генерального директора ГМВЦ «Росизо» Иосифа Бакштейна (подписана Иосифом Бакштейном, художниками группы АЕС и Олегом Куликом) руководителю департамента государственной поддержки искусства Министерства культуры РФ Майе Кобахидзе, 2004
Руководителю Департамента Государственной поддержки искусства Министерства Культуры РФ Г-же Кобахидзе М.Б.
Докладная записка
Уважаемая Майя Бадриевна!
Хотел бы уведомить Вас о деятельности кураторской группы, созданной 19.12.03, решением Оргкомитета по проведению Первой Московской Биеннале Современного Искусства. В группу были включены профессионалы, каждый из которых имеет опыт проведения крупных международных мероприятий в области современной художественной культуры. Среди них: Роза Мартинес, Яра Бубнова, Виктор Мизиано, Николя Буррио, Даниэль Бирнбаум, Ханс Ульрих Обрист, Роберт Сторр и Ваш покорный слуга, в качестве куратора-координатора.
В то время как Обрист и Сторр работают над самостоятельными проектами, которые будут размещены в Музее Архитектуры и Московском музее современного искусства, соответственно, все остальные кураторы сосредоточились над единым проектом, который будет осуществлен на выставочных площадях Центрального Дома Художника. Кураторами предложена тема биеннале — «Диалектика надежды». Эта тема фокусируется на одном из фундаментальных переживаний современного человека, на неоднозначности этого переживания, на системе социальных и политических ожиданий, характерных для эпохи глобализации, на роли искусства в формировании осознанного отношения людей к этим ожиданиям.
В кураторской группе сложились устойчивые профессиональные и дружеские взаимоотношения. Все кураторы уже побывали в Москве, ознакомились с положением дел, побывали в местах проведения Биеннале. К первой неделе мая с.г. будет составлен предварительный список художников-участников Биеннале, начнется работа над конкретными проектами.
Однако в работе группы есть и тревожащие моменты. Речь идет о позиции, которую занял в отношении проекта Виктор Мизиано. Приняв активное участие в работе на ее начальном этапе, в подготовке и проведении конференции «Большой проект для России», сыгравшей важную роль в обосновании актуальности проведения Московской Биеннале, на последующих этапах он начал препятствовать нормальной работе, фактически начав обструкцию этой инициативы. Будучи опытным специалистом в области современной художественной культуры, он не смог занять конструктивной позиции в работе и как результат, возник риск того, что в работе будет потерян темп. Фактически, на бесплодные разговоры, которые я вынужден был с ним вести, ушли многие месяцы. Один из самых деструктивных моментов в действиях Мизиано состоял в том, что он начал распространять заведомо неверные сведения о состоянии дел вокруг Биеннале, в том числе в утверждая, что Биеннале вообще не состоится. В результате этих действий Мизиано в российском художественном сообществе начало складываться неоднозначное и противоречивое отношение к проекту, которое только сейчас, благодаря консолидированным усилиям остальных членов кураторской группы удается переломить. У всех партнеров по проекту возникло устойчивое убеждение в том, что неизбежным спутником сотрудничества с Мизиано является атмосфера недоброжелательности, интриг, взаимного недоверия и тотального манипулирования.
Примером многих некорректных действий, которые по совершенно необъяснимым причинам совершает Мизиано, служит сообщение им Розе Мартинес, побывавшей совсем недавно в Москве и с большим энтузиазмом включившейся в работу, что такие ведущие российские художники как группа АЕС и Олег Кулик отказываются участвовать в Биеннале — сведения, мягко говоря, неверные. Упомянутые художники, по их собственным уверениям «мечтают принять участие в Московской Биеннале». Будучи возмущены поведением Мизиано, группа АЕС и Олег Кулик дают интервью представителям московских СМИ, с недвусмысленным выражением своего отношения к двурушнической позиции, занятой Мизиано. Разрушительным последствием контрпродуктивной деятельности Мизиано явилось и то, что потенциальные спонсоры проекта, первоначально выразившие заинтересованность в том, чтобы поддержать проект, узнавая от Мизиано, что «Московская Биеннале не состоится», начали отказываться от своих обещаний.
Откровенная ложь прозвучала и в заявлении Мизиано относительно того, что Даниель Бирнбаум отказался участвовать в проекте. Сам Бирнбаум был крайне расстроен, узнав о подобных словах и действиях Мизиано. Все остальные члены кураторской группы уже поняли, что существует серьезная проблема во взаимоотношениях с Мизиано, тем более сложная, что от него как от россиянина они ожидали узнать, что происходит на самом деле с проектом Биеннале. Происходило же ровно обратное — постоянная и по-видимому сознательная дезинформация.
Могу с огорчением сказать, что даже будучи официально предупрежден сотрудниками МК РФ о неприемлемости своего поведения, Мизиано продолжал действовать в том же деструктивном ключе. Он не смог или не захотел быть, в широком смысле слова, лояльным, ни по отношению к самому проекту, ни по отношению к своим российским и интернациональным коллегам. Все это говорит среди прочего о принципиальной недоговороспособности этого человека. Мой опыт наблюдения за тем, как действует Мизиано, будучи дополненным свидетельствами как отечественных, так и зарубежных коллег, говорит о том, что вся вышеописанная коллизия повторяется во всех проектах, в которых он участвует.
Принимая во внимание все выше сказанное, хотя и с сокрушенным сердцем, но все же полагаю, что Мизиано утратил моральное право участвовать в проекте Московской Биеннале, а его дальнейшее пребывание на посту ее куратора будет продолжать оказывать самое разрушительное воздействие на ход дел в проекте, и я как куратор-координатор, отвечающий за художественное содержание проекта, не смогу ручаться за его успешную реализацию.
Иосиф Бакштейн
Заместитель Генерального директора ГМВЦ «Росизо»[6]
Примечания
- ^ К.П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. Т. 1, полутом 2. М. — Пг.: Государственное издательство, 1923. С. 498–499.
- ^ К.П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. Т. 1, полутом 2. М. — Пг.: Государственное издательство, 1923. С. 934.
- ^ М.В. Нестеров. Давние дни. Встречи и воспоминания. М.: Государственное издательство «Искусство», 1959. С. 159–160.
- ^ Н.М. Молева. Когда отшумела оттепель. М.: Издательство МПИ, 1991. С. 128–131.
- ^ Виктор Агамов-Тупицын, Андрей Монастырский. Тет-а-тет: переписка, диалоги, интерпретация, фактография. Вологда, 2013. С. 140–141.
- ^ Цит. по публикации на сайте artinfo.ru // URL: http://www.artinfo.ru/ru/news/main/TheoryIsSexy%20-%206.htm
