Выставки недели в Санкт-Петербурге: выбор «Артгида». Октябрь 2023

В Эрмитаже показывают вещь с секретом (тс-с-с-с!), в галерее Anna Nova — тех, кто еще жив, а в РОСФОТО — работы нормальных тридцатилетних.

Письменный прибор в виде дивана. 1760‒1770-е. Гелиотроп, золото, перламутр, чеканка, гравировка, пунцирование, резьба. Париж. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

Вещь с секретом. Ювелирное искусство XVI–XXI веков
Государственный Эрмитаж

«Платов открыл шкатулку, вынул из ваты золотую табакерку, а из табакерки бриллиантовый орех, — видит: аглицкая блоха лежит там какая была, а кроме нее ничего больше нет». Изменения все-таки произошли: в рассказе «Блоха» Николая Лескова тульский мастер Левша эту самую блоху подковал и тем самым доказал превосходство русских мастеров над английскими коллегами.

Экспонаты выставки в Эрмитаже во многом похожи на подкованную блоху: филигранно выполнены и скрывают в себе больше, чем кажется на первый взгляд. Под крышками шкатулок и табакерок обнаруживаются портреты фаворитов и изображения эротических сценок, в ручных зеркальцах — тайники для любовных посланий, а в перстнях — емкости для ароматической соли. Не будем раскрывать всех секретов: что еще скрывали в себе трости, лорнеты, часы и медальоны, как пить вино с помощью статуэтки страуса или поместить театр в нагрудный карман. Лучше увидеть это самостоятельно — в экспозиции из 120 работ западноевропейских и российских ювелиров XVI–XXI веков.

[Подробнее]

Оскар Клевер. Эскиз театрального занавеса. 1943. Бумага, акварель. ЦГАЛИ, Санкт-Петербург. Courtesy Музей искусства Санкт-Петербурга XX–XXI веков

Сон — белый конь
Музей искусства Санкт-Петербурга XX–XXI веков

В истории искусства остается много фигур, незаслуженно обделенных вниманием: одни получают признание уже посмертно, другие, будучи известны при жизни, оказываются забыты после, иные и вовсе все еще ждут своего открытия. Оскар Юльевич Клевер относится ко второму типу, но новый проект в Музее искусства Санкт-Петербурга XX–XXI веков спустя почти полвека после последней персональной выставки автора воскрешает память о нем.

Сыну знаменитого пейзажиста, выросшему в окружении еще четырех братьев и сестер — художников, Оскару Юльевичу сложно было не последовать семейной традиции. Но свою художественную практику он вырабатывает независимо от родственников, во время учебы и работы: у первого преподавателя Льва Дмитриева-Кавказского перенимает интерес к книжной иллюстрации, в середине 1910-х годов начинает создавать эскизы декораций и костюмов для театров (в этих областях он будет работать всю свою жизнь), во время обучения в Свободных художественно-учебных мастерских экспериментирует с лучизмом, конструктивизмом и абстракционизмом, но после возвращается к романтической манере, смешивая в своих акварелях реальность и вымысел. Именно книжные иллюстрации принесут ему мировую известность, однако огромная их часть остается малодоступной российскому зрителю. Часть утрачена во время блокады Ленинграда, часть создана во время пребывания Клевера в лагерях для перемещенных лиц в Западной Пруссии (куда он, в числе других советских граждан немецкого происхождения, был вывезен властями Третьего рейха): в Конице он делает декорации для лагерного театра и выполняет заказы лагерных надзирателей и жителей близлежащего городка, а в Бромберге работает в местном художественном музее и даже участвует в выставках. Наконец, часть акварелей к сказкам Ханса Кристиана Андерсена была передана в дом-музей писателя в Дании.

Тем не менее выставка «Сон — белый конь» представляет масштабное исследование искусства автора: эскизы театральных костюмов и декораций, игрушки по его рисункам (например, «Черномор» и «Леший»), книжную иллюстрацию из собраний Центрального государственного архива литературы и искусства (ЦГАЛИ), Всероссийского музея им. А.С. Пушкина, Музея театрального и музыкального искусства и Музея Анны Ахматовой. И все это — в сопровождении материалов биографии художника и литературных работ-переживаний, написанных им в последние годы жизни.

[Подробнее]

Илья Большаков. Трещина. 2020. Фотография. Courtesy РОСФОТО

Нормкор. Практики повседневности в современной молодежной фотографии
Государственный музейно-выставочный центр РОСФОТО

Для разговора о «современной молодежной фотографии», которой посвящен новый, но уже планирующий стать ежегодным проект РОСФОТО, важно разобраться с определениями и установить единую систему координат (хотя необязательно с ней соглашаться). Так, организаторы выставки «Нормкор» называют молодыми авторами «30-летних миллениалов», а слово «современная» относится не к стилю или технике, но к периоду создания фотографий.

В отобранных по этой логике 150 работах десяти авторов (Сергей Березкин, Виктор Забуга, Дарья Пискарева, Антон Селезнев из Санкт-Петербурга, Илья Большаков из Нижнего Новгорода, Яна Булгакова из Казани, Алексей Партола и Владимир Стекачёв из Москвы, Владислав Третьяк из Кемерово и Анастасия Чермантеева из Ростова-на-Дону) кураторы выделяют общий интерес к повседневному и незаметному, который и лег в основу названия выставки («нормкор» — стиль, отдающий предпочтение непритязательной одежде, стремление не выделяться). Стремление разглядеть и зафиксировать уникальное и мимолетное в обыденном и банальном, выхватить и задокументировать личное в суете общественной жизни действительно рефреном звучат в интервью художников, снятых специально для проекта. Однако мотивации этого интереса, подход к делу и ощущения от результата сильно разнятся.

Так, Сергея Березкина увлекает поиск «уже созданных за него композиций»: кем-то припаркованная машина, блики солнца на асфальте, ветром принесенный мусор. Виктор Забуга играет со зрителем и пытается запутать его и самого себя: в черно-белых пленочных снимках он воссоздает воспоминания из детства или фиксирует новые так, будто они происходили на несколько десятилетий раньше (выдают только приметы времени — пирсинг, современная одежда). Киновед по образованию, исследовательница фотографии Яна Булгакова пользуется знанием теории и подходит к съемке аналитически: точно знает, для чего использует ту или иную технику. Анастасия Чермантеева, напротив, опираясь в съемке на интуицию и импульс, освобождает себя от травмы дизайнерского образования — заученных схем и способов рисования, которые мешают заговорить на собственном художественном языке.

[Подробнее]

Владимир Лебедев. Портрет девушки с челкой. 1938. Холст, масло. KGallery, Санкт-Петербург

Владимир Лебедев. Портрет художника на фоне дневника
KGallery

Советский художник и график, реформатор детской книги и мастер иллюстрации Владимир Лебедев многие годы создавал для текста визуальную опору. Но в проекте KGallery опорой выступает текст: произведения художника разных лет собраны вместе с записями из его «дневника». Этот «дневник» — пятьсот страниц заметок с 1942 по 1966 год — поступил в фонд галереи в 2021 году, был расшифрован Натальей Козыревой (заведующей отделом рисунка Русского музея) и составил два тома, издание которых и стало поводом для выставки.

В заметках нет личных откровений, осмысления окружающей жизни или собственного искусства. Они расширяют обзор косвенно, достраивая мизансцену: у героев портретов появляются имена («Юля белокожая» или Зина с «плохой мордочкой»), предметы в натюрмортах обретают цену (Лебедев фиксирует стоимость художественных материалов, обеда в ресторане или похода к зубному). Кроме них, в экспозиции представлены книжные иллюстрации, с помощью которых художник обращался к юным читателям Самуила Маршака и Редьярда Киплинга, и агитационные плакаты «Окон РОСТа» и «Окон ТАСС» — на этом языке он говорил уже со взрослыми.

[Подробнее]

Андрей Кузькин. Летящие. 2014. Хлеб, соль, ПВА, металл, дерево, акрил. Courtesy галерея Anna Nova

Жить забыть жить забыть
Anna Nova Art Gallery

Ситуации стресса или сильного эмоционального переживания часто сопровождаются затруднением речи: мы говорим, что у нас «нет слов», или отмечаем «ком в горле». В двух проектах, составивших персональную выставку Андрея Кузькина в галерее Anna Nova, художник «озвучивает» зрителя и помогает ему самостоятельно проговорить невыразимое.

«Дар забвения или формула пустого мира» воплощается в инсталляции, уже показанной в Москве в 2019 году. Эту формулу составляет ложь, страх и смерть, причиной которых стало забвение — защитный механизм памяти, позволяющий нам снова и снова совершать одни и те же ошибки. Кузькин здесь, по его словам, «формулирует какие-то вещи, которые зритель чувствует, но не может высказать,… и ему становится тошно от этого. <…> Когда художник дает ему [зрителю] это в сформулированном виде, становится гораздо легче, потому что за него кто-то это сказал».

В перформативном проекте «Я еще жив. Я еще жива» (2021) автор возвращает слово зрителю: на белых листах формата А4 можно написать «Я еще жив(а)», свое имя, фамилию, поставить число, подпись, и этот текст, оформленный в раму, станет частью экспозиции. Четкая инструкция помогает обрести голос даже крайне растерянным. А утверждает «живость» не столько каждое отдельное свидетельство, сколько уникальность его исполнения: мелко или размашисто, в углу, по центру или в свободной композиции, синим по белому или на заштрихованном листе, в конце концов, через добавление личного окончания.

[Подробнее]

Rambler's Top100