Доди Беллами. Буддист
В издательстве No Kidding Press вышла книга Доди Беллами «Буддист», в основу которой лег ее блог 2010–2011 годов, где Беллами рефлексировала по поводу неудачных отношений с буддийским гуру. Помимо писательской работы Беллами много сотрудничает с художниками и арт-средой: была приглашенным обозревателем издания Музея современного искусства Сан-Франциско Open Space, публиковалась в журналах Frieze, Artforum, Mousse. Влияние искусства заметно и в этой книге: личные переживания тесно переплетаются с впечатлениями от прочитанных произведений и увиденных работ современного искусства, преобразуясь в письмо-наблюдение. С любезного разрешения издательства публикуем фрагменты из глав «Мой человек» и «Сгусток любви».
Кароли Шниман. Eye Body #11. 1963. Фотография. Фрагмент. Carolee Schneemann Foundation, Нью-Йорк. Источник: schneemannfoundation.org
Мой человек
Сижу на кровати, готовлюсь к занятиям. День спокойный, но угнетающе душный. Я не писала в блог, потому что в последнее время мысли парят где-то еще, совсем в другом месте. Сейчас я цепляюсь за прошлое, тоскую по ситуации, которая, похоже, от меня ускользает. Ну, вы понимаете: кто-то появляется в твоей жизни, и ты как заново родилась. Одиночество испаряется, одиночество — просто точка вдали на горизонте, одиночество тебе больше не угрожает. А потом все резко меняется, и между тобой и твоим человеком возникает серьезная преграда. Твой человек пресекает любые попытки обсудить проблему, и тебе ничего не остается, кроме как устремиться к пугающему горизонту. Кажется, моя решимость колеблется, но я перечитываю позавчерашнее письмо, где мой человек высмеивает мою уязвимость, и обещаю себе, что продолжу движение к горизонту. Эта до абсурда развернутая метафора напоминает мне об одной из «Утерянных картин» Бруно Фаццолари, которые сейчас выставляются у Маргарет Тедеско в галерее [2nd floor projects].
В эссе, опубликованном в каталоге выставки, Кевин пишет о том, как Бруно обращается с горизонтом: «Как и в других его работах, горизонт находится скорее внутри пейзажного, нежели портретного пространства. Мы видим уже знакомый низкий горизонт, который делит лист в пропорции один к четырем — не самой приятной глазу, однако именно ее часто использовали Тёрнер и другие художники, изображая огромные затянутые тучами небеса, — под тяжестью неба земля сжимается, словно израненная. Вот здесь проходит линия горизонта — полагаю, это слово следует брать в кавычки, потому что горизонтом ее сочтет лишь ленивый ум, — так вот, эта линия драматично прервана, разорвана пополам, или, возможно, перед нами оптическая иллюзия, вызванная тем, что художник нанес здесь желтую краску — яркий всплеск цвета, который можно сравнить с бушующим пламенем».
Мне нравится эта фраза: «под тяжестью неба земля сжимается, словно израненная». Вот что я чувствовала на открытии выставки Бруно вчера вечером — боль в моем сердце была необъятной, как небо. Художник Колтер Джейкобсен стоял в коридоре снаружи. Колтеру можно доверять, поэтому с ним я говорю откровенно. Колтер рассказывал о своем неумении писать проектные заявки. Когда прошли все сроки, он наконец нашел силы написать две вдохновенные заявки, но они напоминали скорее стихи, чем проектные заявки необходимого формата. Работа принимает форму, которая кажется тебе естественной. Иногда я думаю, что гетеросексуальность — форма, которая мне никогда не казалась естественной. Кевин появился в моей жизни как дар, чтобы это промежуточное состояние оказалось возможным; наш брак напоминает поэзию, а не перегруженную проектную заявку.
Картины Бруно были очаровательны, и сам Бруно был очарователен в своей винтажной синей клетчатой рубашке из вискозы, к которой мне так нравилось прикасаться, ощущая его бицепсы под тканью. Бруно, прости развратницу. Видела Донала Мошера и Майка Палмиери — они приехали на показ своего документального фильма «Осенняя страна», а также на съемки материала для нового проекта об участниках клинических испытаний и потребителях рецептурных лекарств в городе Санта-Крузе. Это грустный и пугающий проект: капитализм вторгается в тело, чтобы разрушить его.
Сгусток любви
…Много думала о недавней записи в блоге Бетт Уильям — о художницах перформанса и феминистках Кэт Иззо (The Love Artist) и Кароли Шнееман. Иззо известна по проекту «Настоящая любовь» (True Love Project), соло-перформансу, во время которого она «влюбится в вас без оглядки, безусловно и страстно — на день. В течение этого дня у вас с Кэт будет постоянный обмен энергией. Никакой спешки, этот день будет принадлежать лишь вам двоим — если только вы не выберете любовь в расширенном варианте. Нет необходимости в физическом контакте. Вам понравится».
Иззо выложила видеопример своего исполнения настоящей любви, простой фрагмент, содержащий очень крупный план ее лица. Никакой музыки. Иззо в красном шерстяном шарфе бежит по улице, ручная камера снимает ее лицо, она не сводит глаз с объектива/зрителя/ любовника, и ее взгляд выражает отчаяние и волнение. Иногда она останавливается и начинает светиться от радости, постепенно чувство разгорается не на шутку, вспышки уязвимости выдают неуверенность в себе, и вот она снова сияет от радости, снова неистово бежит, останавливается, сияет от радости. Временами кажется, что она вот-вот заплачет, настолько она захвачена этой связью со зрителем. Видео «Настоящая любовь» манит желанием и нежностью, которых мы так жаждем. Ее связь со зрителем столь интимна, что сложно сохранять дистанцию, помнить, что этот взгляд предназначен не тебе. А когда вспоминаешь, погружаешься в глубинное лакановское чувство нехватки. Чем больше смотришь это видео, тем трагичнее оно становится. Она давит на такое количество точек, что я злюсь на Иззо за ее жестокость. Я всецело за размытие граней между искусством и жизнью, но когда они размываются настолько, это пугает.
Ее глубокие проникновенные взгляды и трепетная беззащитность напоминают мне о первой встрече с буддистом — пять месяцев мы с ним увлеченно переписывались и болтали по телефону, и вот наконец пятничным вечером встретились в Кастро, в рыбном ресторане под названием Catch. Разумеется, я с нетерпением ждала его приезда. Утром он ни с того ни с сего начал присылать мне странные отчужденные письма, а днем мы поругались и наорали друг на друга по телефону. Я едва не передумала идти. Все это казалось какой-то глупостью. Думается мне, происходило вот что: буддист обожает соблазнять, а я слишком хотела быть соблазненной. Он меня выбесил, чтобы создать необходимое для соблазнения сопротивление. Он взял мои ладони в свои и посмотрел на меня жалостливым щенячьим взглядом. Он поднял брови точно так же, как это делает в какой-то момент Иззо. Большую часть времени он сидел молча, лишь потирал мои ладони большими пальцами и глядел мне в глаза, будто гипнотизируя. По словам буддиста, каждый раз, когда он выходит из дома, он играет роль — и вот я сижу с ним, не дома, и наивно полагаю, что я счастливое исключение. Я не знаю — и никогда не узнаю, — насколько его чувства были подлинными, а насколько — спектаклем, как перформанс Иззо.
