Новейшие практики (вы)проживания: первый месяц «после» в сообществе «Галерея 22»

В последние три месяца самоорганизованные сообщества, как и все культурные институции, были вынуждены внести коррективы в свою работу. И речь идет не только об изменении выставочных планов, но и, например, о необходимости каким-то образом решать почти неизбежные конфликты внутри сообществ. Марина Левен, долгое время наблюдавшая за деятельностью самоорганизации «Галерея 22», рассказывает, с какими проблемами столкнулись художники галереи в новых реалиях.

Фрагмент экспозиции выставки Юлии Назар и Светланы Деминой «Гохуа. Приближается утро, но пока еще ночь (Исайя 21, 12)». «Галерея 22», Москва. Фото: Иван Островский

22 сентября 2020 года 22 выпускника московских школ современного искусства сняли небольшое помещение в центре Москвы, образовав тем самым новое сообщество — «Галерею 22». Пятнадцать месяцев жизни были яркими и непростыми: каждые две недели художники открывали новую выставку с насыщенной повесткой, самоорганизация выросла, галерея переехала в новое пространство, а 11 февраля попала в обзор издания The Art Newspaper Russia «Пять московских самоорганизаций». Что происходит с «Галереей 22» сейчас?

С момента основания резиденты не стремились выработать единый взгляд на современное искусство. Сообщество выстроило гибкую организационную структуру, скорее матричную нежели горизонтальную. Каркас отлаженных процессов и коммуникаций был надежной базой для совместной работы художников из Северодвинска, Нижневартовска, Казани, Киева, Челябинска, Петербурга и Москвы. Сообщники всегда подчеркивали, что их сотрудничество вне политики, они не противопоставляли самоорганизацию сложившимся институциям, активно включались в коллаборации с площадками, кураторами и исследователями. Три комнаты «Галереи 22» и пространства виртуального общения стали лабораторией, где происходили обмен идеями и практиками, совместные исследования в рамках групповых проектов. Резидентам удалось создать атмосферу поддержки и внимательного отношения к работам каждого художника, энергия общего дела удерживала художников вместе и позволяла двигаться дальше. План выставок был расписан почти на весь 2022 год. Однако сразу после начала спецоперации из сообщества вышло шесть художников. Ушли активные участники и те, кто уже не очень интересовался делами галереи. Драматические события послужили катализатором для роста сомнений, подтолкнули к обрыву связей. Запланированная на конец февраля выставка отменилась.

Но открытие нового пространства все-таки состоялось 14 марта в узком кругу. В галерее с неоконченным ремонтом собрались резиденты галереи и их друзья, несколько участников из других городов подключилось в зуме. В одной из комнат собрали микровыставку — инсталляцию и запись двух видеоперформансов. Работа Насти Азарцовой «Приостановленное течение 24.02.22 — 13.03.22» послужила смысловым центром для перформанса, который художница почти в полном одиночестве провела в галерее незадолго до выставки. Посреди комнаты были сложены полиэтиленовые пакеты, наполненные водой. Метафора довольно прямолинейная — огромные капли слез, то ли выплаканных за первые дни спецоперации, то ли, наоборот, удерживаемых все это время. В ходе своего почти часового перформанса художница медленно перемещалась вокруг слезной кучи, сопровождая скупые движения низким горловым пением. Больше, чем на плач или причитание, это походило на обряд заговаривания тяжкого горя, которое невозможно вытолкнуть из себя.

У работы Насти много общего со знаменитым Dancing my cancer американской танцовщицы и хореографа Анны Халприн. Обнаружив у себя рак в 51 год, Анна продолжала танцевать, и когда болезнь перешла в терминальную стадию, провела полуперформанс-полуритуал на фоне изображения своего пораженного метастазами тела. Казалось, что через жуткие движения и гневные вопли танцовщица изгоняет из себя болезнь. Медиум Насти Азарцовой — ее скорбь и растерянность. Она движется по кругу так же, как неотвязные мысли о войне, в ее голосе — скорее страх и бессилие, чем ярость.

24 марта Юлия Назар и Светлана Демина запустили совместный проект «Гохуа. Приближается утро, но пока еще ночь (Исайя 21, 12)». В экспликации каждой работы значится вторая часть названия выставки. Она отсылает к Евангельской Книге Исайи: 21-я глава повествует об откровениях пророка в разгар очередной библейской войны. Отрывок, из которого взята цитата, как будто описывает текущую ситуацию:

«…приближается утро, но еще ночь. Если вы настоятельно спрашиваете, то обратитесь и приходите».
«…с хлебом встречайте бегущих, ибо они от мечей бегут…»
«…еще год, равный году наемничьему, и вся слава Кидарова исчезнет…»

Термин «Гохуа» передает процесс трансформации личного опыта в художественное высказывание внутри проекта. Гохуа — название традиционной китайской живописи. Художницы использовали стиль се-и, что значит «живопись идеи». Мастер, работающий в этом каноне, в первую очередь должен передать свое душевное состояние, отраженное в предмете или пейзаже. Внешнее сходство не существенно, работы делаются очень быстро, без эскизов, черной тушью на бумаге в технике «грубой кисти». Эта техника перформативна и требует глубокой концентрации, художник буквально вкладывает свое телесное и душевное переживание в жест. Светлана и Юлия упаковали в название и концепт и процесс формирования выставки. Большинство объектов были созданы или доработаны во время резиденции, которую художницы устроили для себя в галерее. В живописных работах повторяется один прием — созданные ранее изображения покрыты мазками черной краски, нанесенными широкой «грубой кистью». Экспозиционное пространство двух комнат связывает воедино простая инсталляция — «река» из темно-синей органзы с разбросанными по ней черными спасательными кругами. Перед открытием потолок галереи протек и на полу образовалась настоящая лужа, слившаяся с рекой символической.

Проект «Гохуа» оставляет смешанное впечатление депрессии и надежды. Яркие картины из жизни «до» едва видны сквозь черные подтеки мутной воды, сквозь рваные беспорядочные мазки, будто обнажающие спутанность мыслей. Высказывание художниц — глубоко личная, телесная реакция на катастрофу. Экспрессия, потребность немедленно отозваться на ситуацию оказалась важнее эстетической продуманности проектов. Но в них не меньше отваги, чем в антивоенных акциях, недавно проходивших по всей стране. Перформативный подход помог авторкам выйти из безнадежного оцепенения и передать энергию сопротивления зрителям.

Кажется, еще ни одна выставка не вызывала таких бурных дискуссий в «Галерее 22». Юлия и Светлана испытали жесткую критику со стороны своих товарищей, главный упрек которых сводился к следующему: в сложившейся ситуации уместны только откровенно антивоенный протестный жест или молчание. Звучали претензии к качеству работ, поскольку казалось, что они сделаны наспех, неряшливо и невыразительно. Говорили о репутационных рисках для сообщества из-за невнятности высказывания и скоропалительности решения о создании проекта. Но далеко не все участники были настроены так категорично, и большинство высказалось за концепцию художниц. После этого резиденты — противники выставки приняли решение о выходе из сообщества.

Стремительное драматическое развитие событий в «Галерее 22» — в духе времени. Последние месяцы не прекращаются дебаты о степени ответственности, мере вины и форме реагирования на происходящую катастрофу. Карл Ясперс в книге «Вопрос о виновности» предложил таксономию этих понятий:

«Следует различать:
1. Уголовную виновность. Преступления состоят в объективно доказуемых действиях, нарушающих недвусмысленные законы.
2. Политическую виновность. Она состоит в действиях государственных деятелей и в принадлежности к гражданам определенного государства, в силу чего я должен расплачиваться за последствия действий этого государства, под властью которого нахожусь и благодаря укладу которого существую (политическая ответственность). Каждый человек отвечает вместе с другими за то, как им правят.
3. Моральную виновность. За действия, которые я ведь всегда совершаю как данное отдельное лицо, я несу нравственную ответственность, причем за все свои действия, в том числе и за политические и военные действия, совершенные мной. Нельзя просто сослаться на то, что “приказ есть приказ”.
4. Метафизическую виновность. Есть такая солидарность между людьми как таковыми, которая делает каждого тоже ответственным за всякое зло, за всякую несправедливость в мире, особенно за преступления, совершаемые в его присутствии или с его ведома. Если я не делаю что могу, чтобы предотвратить их, я тоже виновен. <…> То, что где-то среди людей действует обязательная потребность жить либо вместе, либо вовсе не жить, если над кем-то чинят зло или идет дележ физических средств к жизни, это как раз и составляет человеческую сущность. Но ничего этого ни в общечеловеческой, ни в общегражданской солидарности, ни даже в солидарности каких-то маленьких групп нет, это ограничивается самыми тесными человеческими связями, и вот в этом-то и состоит всеобщая наша виновность»^[1].

Очевидно, что все резиденты имели близкие позиции по поводу политического контекста спецоперации. Почти полтора года плодотворного сотрудничества и экспериментов в современном искусстве сформировали как раз такую «маленькую группу», в рамках которой дискуссии о разделяемой метафизической вине, моральной ответственности и совместном реагировании были более чем уместны. «Никто не может судить другого с точки зрения морали, разве что он судит его во внутреннем единении с ним, словно это он сам. Только там, где другой для меня, как я сам, есть близость, которая в свободном общении может сделать общим делом то, что в конечном счете каждый делает в одиночестве»^[2]. То, что мнения участников самоорганизации внезапно разошлись и встал вопрос о существовании самого сообщества, кажется неожиданным, но закономерным. Насыщенная программа оправдывала персональный вклад в жизнь самоорганизации. Все, даже начинающие художники могли принять участие в групповых и персональных проектах, сообщество вкладывалось в продвижение и дополнительную повестку, у резидентов была возможность обсудить свою практику и исследовать новые темы и направления. Резко и трагично изменившиеся условия разрушили прежние основания целостности. Во-первых, пришлось отказаться от плана проектов 2022 года, выставочная активность встала на паузу. Во-вторых, на первый план вышли вопросы политической уместности художественного высказывания, его эстетической ценности и релевантности моменту. В первом случае от сообщества отошли участники, уже успевшие реализовать свои планы в галерее, и те, кто не проявлял большой активности. Во втором к разрыву связей привели непреодолимые — по крайней мере в формате открытой эмоциональной дискуссии, привычном для сообщества, — разногласия во взглядах.

Сейчас, после ухода многих участников, жизнь в «Галерее 22» приостановилась и будущее неопределенно. Как сказала одна из основательниц самоорганизации Ирина Гулякина: «Вряд ли справимся. Пока останемся в виде чата поддержки друг друга. Посмотрим».