Мы и они: биеннале как роман-антиутопия
Подготовка шестой редакции Уральской индустриальной биеннале современного искусства началась два года назад — можно сказать, на пороге новой коронавирусной эпохи, которая, разумеется, не могла не повлиять на результат. Связанные с ней ограничения затронули не только зрительский опыт, но и сами основы художественного производства — кураторы основного проекта, Чала Илэке, Мисал Аднан Йылдыз и Ассаф Киммель, впервые в истории биеннале были вынуждены выбирать художников заочно и изучать некоторые локации с помощью Google Карт. Сам проект под названием «Мыслящие руки касаются друг друга» в этот раз занял рекордное количество площадок в городе: цех автоматизированного механообрабатывающего производства Уральского оптико-механического завода, Екатеринбургский государственный цирк, бывший кинотеатр «Салют» и Главпочтамт. Что из этого получилось — рассказывает «Артгид». Материал публикуется в рамках совместного проекта, осуществляемого «Артгидом» и Благотворительным фондом Владимира Потанина и посвященного развитию культуры и культурных инициатив в регионах.
Майя Саравиа. Теория призрака. Часть 2. 2021. Перформанс. Фото: Toli Brown. Courtesy Уральская индустриальная биеннале современного искусства
Уральская биеннале, два года назад отметившая десятилетний юбилей, все еще находится в поиске себя, и проект «Мыслящие руки касаются друг друга» определенно стал новым словом в ее истории. В этот раз кураторы всех программ, по словам комиссара Алисы Прудниковой, сделали ставку на перформативность и работу с пространством: «Мы ушли от идеи выставки-блокбастера и выбрали механику распределенной по городу биеннале». Все это заставляет думать, что классическим допандемийным способам демонстрации искусства в биеннальном формате пришел конец и мы находимся на пороге создания столь долгожданных новых форм — основанных на диалоге и более внимательном отношении к локациям, зрителям и художникам. Пока же стоит сказать, что уход от формата конвенциональной большой выставки, собирающей работы со всего света, действительно пошел биеннале на пользу. Как минимум, это говорит об институциональной гибкости проекта. Но не менее важен вопрос — в какую сторону гнуться.
Тема нынешней биеннале «Время обнимать и уклоняться от объятий», парафраз из Книги Екклесиаста, была выбрана во многом как ответ прошлому «Бессмертию». Созвучна она и заглавию основного проекта — «Мыслящие руки касаются друг друга», который в свою очередь отсылает к трудам финского архитектора Юхани Палласмаа, апологета идеи телесного знания. Впрочем, ценностные ориентиры биеннале прочитываются и без углубления в эти смысловые наслоения: тактильность, коммуникативность, соучастие и соприсутствие — словом, весь тот опыт, которого нас лишила пандемия коронавируса. Еще один источник настоящей редакции биеннале — «планиты» Казимира Малевича, прообраз архитектуры будущего, о которой должны напоминать действующие площадки — образцы архитектуры прошлого. Эти непересекающиеся потоки идей довольно сложно увязать в единую концепцию, особенно при непосредственном знакомстве с проектом, однако в качестве добавочного смысла они представляют собой вполне работающую модель.
Смысловым каркасом для основного проекта выступил роман Евгения Замятина «Мы» — образцовая антиутопия, рассказывающая о том, что никто не сможет стать счастливым принудительно. Обращение биеннале к этому жанру понятно: за последние годы он пропитал всю массовую культуру от мала до велика — от видеоигр до кинематографа. Почему? Тоже ясно. Антиутопия позволяет зрителю или читателю отвлечься от реалий нашего (очередного) смутного времени и переключить внимание на вымышленные катастрофы, увидеть, что может быть и хуже, и успокоиться мыслью, что, скорее всего, тоталитарные режимы, какими они были в прошлом веке, там и останутся. Впрочем, биеннале не заходит на территорию теории жанра так далеко. Роман присутствует в проекте скорее как ощущение — он создает атмосферу смятения, неизвестности и опасения перед лицом возможных (и не очень) катастроф. И хотя кураторы внятно декларируют связь с сюжетными линиями и персонажами книги, по большей части она оказывается условностью, которая нужна только для того, чтобы биеннале прочитывалась как целостное произведение. На деле же лишь некоторые художники действительно обратились к литературному источнику проекта.
Кроме того, есть у жанра антиутопии и оборотная сторона: пока мы сопереживаем героям романа, действие которого происходит в XXVI веке, мы уклоняемся от реального социально-политического контекста. Иллюстрацией этого процесса может служить, например, видеоработа Яэль Бартаны «Две минуты до полуночи». Она показывает переговоры правительства вымышленной страны, состоящего исключительно из женщин, которые выступают за всеобщее разоружение и обсуждают свою стратегию с реальными женщинами-экспертами в сфере обороны, права и политики. Одна из них, в частности, призывает смотреть на патриархат как на явление, в ближайшей исторической перспективе несуществующее. Похожий ракурс выбирает и биеннале. Она мыслит широко и свободно, поднимает глобальные темы, выступает за все хорошее, но не всегда замечает проблемы, существующие здесь и сейчас.
Так, например, получилось с самой спорной площадкой сезона — Екатеринбургским государственным цирком. Еще в середине лета художники и художницы выступили против проведения Уральской биеннале на его территории, напомнив об этической составляющей в работе цирковой индустрии. «По всему миру запрещают цирки с участием животных, а мы докатились до того, что деятели культуры ныряют с головой в эту варварскую индустрию и делают вид, что всё в порядке», — писала тогда художница из Нижнего Тагила Алиса Горшенина. В ответ организаторы лишь пообещали подойти к работе критически и переосмыслить это пространство. Но далеко не все произведения, которые можно здесь увидеть, заявлены как способ проблематизировать поставленный вопрос. Скажем, Себастьян Баумгартен вместе с Людвигом Хаугом и Робертом Липпоком рассуждают о возможности совместного существования с нечеловеческими агентами в эпоху антропоцена, а цирк со своими медведями на велосипедах служит воплощением устаревшей модели. Но такие параллели считываются плохо. Более показательным оказался, например, перформанс Яна Ст. Вернера «Квадраты будут падать» — хореографическое выступление, в котором задействованы три динамика, подвешенных под куполом, и три акробата из труппы цирка. Оно основано на интеграции практики современного искусства в цирковую культуру (так, наверное, и предполагалось изначально работать с этой площадкой), но ничего не добавляет ни первой, ни второй.
Сайт-специфичность, как известно, задает координаты восприятия и произведения, и места, и биеннале из года в год обращается к невыставочным пространствам именно с этой целью: вдохнуть новую жизнь в выбранные места и поиграть с разнообразными контекстами. Но однажды найденный прием не должен становиться повсеместной практикой — иначе он окажется самоцелью, что отчасти и произошло в этом году с цирком, который был воспринят большинством художников скорее как «экзотический» фон для произведений и возможность добавить к своим перформансам эффектные трюки. Результат получился очень неровным и едва ли соответствующим обещанию подойти к площадке с критической точки зрения. Здесь не грех процитировать Виктора Шкловского: «Если бы сидящие в зрительном зале обладали остроумием, то потолок бы треснул от хохота над тем, что человек для того, чтобы ниспровергнуть театр, написал пьесу, еще одну пьесу».
Органичнее в ткань биеннале вписался бывший кинотеатр «Салют», в прошлом — культовая площадка в истории города: кинозалы приспособили для демонстрации видеоарта, фойе — для инсталляций и объектов. Возвращение кинотеатра к жизни в новом облике само по себе стало событием — как и возможность посмотреть видео на большом экране с качественным звуком. Уральский оптико-механический завод на этом фоне, напротив, немного стушевался. Вместо огромного цеха, в котором разместилась выставка два года назад, он выделил небольшое пространство в новом месте, оформленное в духе галерейного белого куба. По замыслу кураторов, это пространство должно было стать эллингом, где в романе «Мы» строился межпланетный корабль «Интеграл». Но о соседстве с реальным производством напоминал лишь шум работающих за ширмой машин.
При этом нельзя не отметить, что биеннале все активнее расползается по региону, создавая сеть новых точек на карте современного искусства. В частности, в этом году проекты охватили не только крупные города вроде Тюмени или Нижнего Тагила, но и множество мест, не самых репрезентативных с точки зрения разговора о современной культуре: Верхнюю Пышму, Черноисточинск, Сокол, Полевской и многие другие локации. В основном именно эти проекты сохраняют связь с изначальной задачей биеннале — работой с индустриальным наследием, опытами ревитализации бывших фабричных и заводских помещений, коммуникацией с локальным сообществом (включая бизнес, который все это финансирует и обеспечивает до 60% бюджета биеннале). Такая россыпь спецпроектов и арт-резиденций позволяет биеннале функционировать не только в темпоральности разового большого события, а это самый важный ее аспект.
