24.09.2012 18647
Карго-биеннале
В Екатеринбурге открылась 2-я Уральская индустриальная биеннале современного искусства, главный проект которой был озаглавлен куратором Ярославой Бубновой поэтически: «Самое себя глаз никогда не видит». Мария Кравцова решила рассказать не только об очевидных достоинствах биеннале, но и о том, чего аккуратно не заметили коллеги-арт-критики и не стали афишировать организаторы одного из самых значимых художественных форумов нашей страны.
Источник: ncca.ru
Нет, это не преувеличение. Уральская индустриальная биеннале — действительно одна из самых значимых культурных инициатив постсоветского времени. Индустриальный город, удачно расположенный на границе Европы и Азии, основа советского модернистского мифа, вернувший себе дореволюционное имя Екатеринбург, в нулевые превратился в амбициозный город-миллионник, крупный финансовый центр. За эти же нулевые художественные амбиции города выросли от симпатичных, но уж больно популистских «Длинных историй Екатеринбурга» (фестиваль современной живописи на заборах) до форума, который объединил в себе несколько десятков разнообразных событий (от симпозиума до многочисленных выставок параллельной программы).
Первым ощущением в Екатеринбурге стало для меня déjà vu: Уральская биеннале почти не отличается от выставок современного искусства, которые сегодня можно увидеть в Москве и Берлине, Лондоне и Париже. Да, этот проект трудно назвать трендсеттерским, но в целом он продемонстрировал профессиональное чутье и вовлеченность команды биеннале в мировые процессы, ну а выдержке, которой обладает ее куратор Ярослава Бубнова, можно только позавидовать.
Симпатизирующие организаторам московские журналисты договорились не упоминать в своих текстах о том, что первые посетители биеннале стали свидетелями полного организационного фиаско, оказавшись в буквальном смысле перед пустыми стенами и в пустых залах. Что-то, вроде инсталляции Лучезара Бояджиева «Проект без названия с мумиями (Задержка дыхания)», вовремя не доехало до Екатеринбурга, кто-то, вроде стрит-артиста Тимофея Ради (он якобы был задержан полицейскими и провел ночь в участке), вовремя не дошел на монтаж, что-то потребовало от организаторов больше времени и усилий, чем они рассчитывали. Но Бубнова изящно вышла из кошмарной для любого куратора ситуации, проведя виртуальную экскурсию по располагавшейся на тот момент лишь в пространстве воображения выставке. Причем ее самоирония и ораторские способности настолько впечатлили присутствующих, что пустые залы главной площадки биеннале — прекрасные в своем запустении конструктивистские пространства бывшей типографии «Уральский рабочий» — начали восприниматься как часть концептуального проекта по дематериализации искусства. Впрочем, спустя полтора дня после открытия выставка обрела реальные очертания и опять же вызвала многочисленные восторги профессиональной публики.
Работа некогда зацензурированной в Москве словенской группы Irwin — баннер с утопической надписью «Время для нового государства. Говорят, там можно найти счастье» — стала эпиграфом к емкому разговору о современности, ее мифологиках, надеждах и утопиях, о прошлом и его проекции на настоящее. Обо всем том, из чего складывается наша реальность и повседневность. Художник и куратор Антон Видокле рассказал лишь на первый взгляд экзотическую историю о зеркальном доме, разрушившем жизнь своих создателей. Видео Кристины Лукас как актуальная проблема цитаты, вырванной из контекста, повествует о том, что знаменитая Марианна — «Свобода на баррикадах» Делакруа — вовсе не вдохновляла народ, а пыталась (безуспешно) спастись от жаждущей ее растерзать толпы. Невероятно востребованный западными кураторами Дан Пержовски ограничился модным сегодня форматом газеты, в котором в схематичных рисунках рассказал, какими представляются Россия вообще и ее современное искусство всему остальному миру. Ирина Корина в очередной раз материализовала дух ушедшей империи, сварив из железных прутьев конструкцию, как будто сложенную из вырванных из почвы металлических заграждений, которыми обычно обносили дошкольные и прочие близкие по назначению учреждения.
Поэтизация реальности, простых вещей и историй вполне созвучна настроению Екатеринбурга. Ведь genius loci этого города — покончивший с собой в 2001 году поэт Борис Рыжий, романтик заводских окраин, видевший поэзию в обшарпанных стенах типовых жилищ и их брутальных обитателях.
Но, как уже было сказано выше, биеннале, полностью соответствующая международному стандарту качества, все же оставляет ощущение, что эта выставка могла открыться только российском городе, причем не обязательно индустриальном. Прилагательное «индустриальная» для Уральской биеннале кажется притянутым за уши еще и потому, что руководство легендарного Уралмаша, предоставившего цеха для первой редакции биеннале, отказало второй. Зачем Екатеринбургу биеннале — этот вопрос так и остался открытым. Весной 2012 года в интервью «Артгиду» Яра Бубнова заметила, что ее задачу как куратора делает интересной тот факт, «что в этой части земного шара мало больших международных выставок — в Зауралье, Сибири, Канаде и северной части США почти нет знаковых для современного искусства событий. В этом смысле идея проводить в Екатеринбурге крупное международное периодическое событие — это заявка на будущие изменения».
В этих словах действительно есть доля правды, но мы предпочитаем игнорировать тот факт, что рождению современных биеннале, которыми все чаще обзаводятся далекие от актуального художественного процесса города и страны, нередко сопутствуют сугубо рациональные, экономические и политические причины. Причем причины эти чаще всего не имеют никакого отношения к благородным декларациям организаторов этих художественных форумов (в том числе к модернизации и развитию гражданского общества посредством современного искусства). Один из недавних примеров — организованная в рекордно короткие сроки (но с невероятным шиком и размахом) 1-я Киевская биеннале, ставшая культурным гарниром к кубку Европы по футболу-2012 и своеобразной «потемкинской деревней», демонстрирующей международному сообществу, что на Украине «все как у людей». В случае с Екатеринбургом подобной подоплекой биеннале стала Всемирная выставка ЭКСПО-2020, за право проведения которой город борется с Измиром, Сан-Паулу, Дубаи и Аюттхаей. Впрочем, коллеги предостерегали меня от подобных умозаключений, совершенно справедливо указывая на то, что первая Уральская биеннале была задумана и реализована задолго до того, как заявка Екатеринбурга принять у себя ЭКСПО-2020 легла на стол Международного бюро выставок в Париже. Однако во время открытия 2-й биеннале и ее обсуждений в профессиональных кругах все чаще всплывал призрак ЭКСПО. Причем контекст высказываний представителей екатеринбургского культурного сообщества однозначно свидетельствовал о том, что у индустриальной биеннале есть все шансы в скором времени стать частью своеобразного карго-культа ЭКСПО-2020, международным форумом, наличие которого может стать еще одним, пусть и далеко не решающим, но веским аргументом в пользу избрания столицы Урала резиденцией самой масштабной ярмарки тщеславия современности, что в свою очередь станет мощным стимулом для развития всего региона (в случае избрания Екатеринбурга местом проведения ЭКСПО на город прольется золотой дождь федеральных бюджетов).
С одной стороны, подобная интерпретация событий и роли Уральской биеннале в местном контексте не может не вызывать возражений: теория не только выглядит натянутой, но и не может не задевать преданных адептов contemporary art, которым невыносимо представлять себя игрушками или инструментами в руках власти и ее идеологии. Но, возможно, в подобном положении вещей есть и свои плюсы. На посвященной открытию биеннале пресс-конференции комиссар биеннале и глава екатеринбургского филиала ГЦСИ Алиса Прудникова призналась, что одной из проблем первой редакции биеннале стала невовлеченность местного зрителя в этот проект культурной мелиорации, не менее амбициозный, чем пермский эксперимент. И действительно, большинство встреченных нами представителей, так скажем, «референтной группы» индустриальной биеннале — екатеринбургской «прогрессивной молодежи» — не скрывали негативного или, в лучшем случае, настороженного отношения к проекту. Но лишь немногие из этих «критиков» смогли четко сформулировать свои претензии (в частности, недовольство непрозрачностью бюджета биеннале), большинство отделывалось невнятицей. Действительно, Уральская индустриальная биеннале с самого начала не ориентировалась на поверхностно или вовсе никак не погруженного в проблематику современного искусства зрителя. Изымая себя из индустрии досуга и развлечения (надеяться на культурный туризм при пространственных масштабах России и состоянии отечественной инфраструктуры не приходится, как не верится и в то, что Уральская биеннале станет международной в смысле оценки и признания международным художественным сообществом), организаторы Уральской биеннале, изначально ориентированной на актуальные и даже критические тренды, сознательно обрекли себя на трудный путь к зрителю.
Впрочем, став, хоть и не по своей воле, частью идеологемы ЭКСПО-2020, Уральская биеннале, приобретя пусть даже в таком, отчасти навязанном и неудобном для нее виде, видимость нужности и полезности для города, возможно, наконец, получит определенную летитимизацию в екатеринбургском обществе. А там, глядишь, к ней окончательно привыкнут и оценят по достоинству.