Конструктивистские городки Свердловска. 1920–1930-е годы
В издательстве «Кабинетный ученый» вышла книга «Конструктивистские городки Свердловска. 1920–1930-е годы», над которой работали Л. П. Пискунова, Л.Э. Старостова, И.В. Янков и Н.Е. Сучков. Авторы попытались посмотреть на архитектурный авангард Свердловска сквозь призму повседневных практик. Они рассказывают о пяти авангардистских архитектурных комплексах Свердловска — о Городке чекистов, жилых комплексах «Дома Гостяжпромурала» и «Дома Уралоблсовета», Медицинском городке и Городке юстиции. С любезного разрешения издателя «Артгид» публикует фрагмент главы, рассказывающий о жизни Городка чекистов.
Городок чекистов. Макет. 1929–1936 гг. Источник: nasledie-nso.ru
Изначально жилой комплекс Городка чекистов имел ведомственную принадлежность, но восемь жилых корпусов были неоднородны по социальному и профессиональному составу их обитателей.
Жилые корпуса «городка» различались как по планировке, так и по размеру квартир (от двух до шести комнат в квартире), в корпусах с большими квартирами жили представители генералитета и высшие офицерские чины НКВД / КГБ и МВД (2, 4, 6 корпуса), имея отдельные квартиры. Представители обслуживающего персонала занимали по комнате в большой коммунальной квартире (14 корпус). Квартиры средней величины в разное время были как коммуналками, так и квартирами на одну семью. До начала войны городок был заселен преимущественно офицерами НКВД и членами их семей. «Чужим» здесь был обслуживающий персонал как самого городка, так и различных хозяйственных структур силовых ведомств (официанты, буфетчицы, чайницы, кладовщики, дворники, слесаря и т.д.). Они жили преимущественно в корпусе 14. По отзывам некоторых респондентов, он воспринимался как изгойнический, маргинальный, наименее благополучный, хотя информанты (справедливости ради уточним, что ни один из наших информантов не проживал в 14 корпусе) отмечали, что это не отражалось на отношении к детям, живущим в этом корпусе. Но взрослые считали, что это корпус «обслуги», рядом с которым, к тому же, располагались «грязные зоны» — котельная и мусорная площадка.
Котельная представляла собой опасную зону, и взрослые не разрешали детям из других корпусов там гулять. Между тем, это место притягивало детей, особенно своим стеклянным куполом, находившимся на уровне земли. Через него дети любили подсматривать за работой кочегаров. По воспоминаниям одного из информантов, им порой и самим не хотелось приближаться к этому месту из‑за устрашающего вида кочегара: «Даже сейчас, по прошествии почти 70 лет, у меня стоит перед глазами его черное лицо, каждая пора которого забита угольной пылью, белыми были только зубы и белки глаз, я всегда боялась проходить мимо его вотчины, ожидая получить в спину кусок угля или камня».
Хотя социальная принадлежность не влияла на отношения между детьми, в городке все равно возникали группировки мальчишек, периодически враждующие между собой. Однако по отношению к группировкам других дворов местные выступали единым фронтом, четко осознавая внутригородковую солидарность (форма проявления территориальной идентичности). Возможностей для общения у детей городка было много — спортивная площадка, зимой превращавшаяся в большой каток с елкой; большой фонтан, в котором летом можно было купаться, а рядом на «полянке» загорать; в летние месяцы — еженедельный массовик-затейник из Дворца пионеров, разучивающий с детворой танцы, песни, театральные сценки.
В ДК им. Ф. Э. Дзержинского для детей были организованы кружки художественной направленности: струнный оркестр, балетная студия, школа игры на фортепиано, изостудия, кружки технического моделирования, спортивные секции. Были и кружки для родителей (вышивание, прикладное творчество). Для занятий дома у детей были «казенные пианино и рояли».
Нужно отметить, что этот Дом культуры активно присутствовал на карте культурной и общественно-политической жизни горожан. Там регулярно читались лекции как идеологического, так и научно-просветительского содержания: о решениях партийных и советских органов, о международном положении и победах Красной Армии, о логике и философии, о женских болезнях и их причинах. Проходили общегородские мероприятия как политико-идеологического, так и развлекательного характера. В Доме культуры было два кинозала, где картины часто шли первым экраном. С 1934 г. в газете «Уральский рабочий» регулярно печатались объявления о проведении тематических мероприятий.
Зоной сильного притяжения для детей было общежитие для семей сотрудников младшего офицерского состава (ныне гостиница «Исеть»), в котором были лифты и коридоры особой полукруглой конфигурации. Пробежка по полукруглым коридорам этого здания и поездка на лифте (так, чтобы охрана не поймала) была для мальчишек настоящим приключением. Манили ребят и подвалы. Одним из центров дворовой активности была большая спортивная площадка, оборудованная разнообразным спортивным инвентарем и столами для игры в шахматы / шашки, теннис. Бывшие дети городка вспоминают, что часто устраивались матчи по футболу, баскетболу и волейболу среди взрослых, смотреть которые собиралось большое количество зрителей всех возрастов: «Не удивительно, что, когда в 1952 г. в Свердловске был проведен первый турнир дворовых команд города, его выиграли юные футболисты “городка чекистов”».
Для обеспечения бесперебойной работы своих сотрудников руководство НКВД возвело жилой комплекс с максимально возможным на тот момент инфраструктурным комфортом. Городок был первым в г. Свердловске жилым комплексом, обеспеченным газовыми плитами, а не дровяными печами с плитой для приготовления пищи или керосинками / керогазами. Только в квартирах жилого комплекса Облсовета (дом №2 по ул. 8 Марта) в качестве особого «шика» имелись электрические плиты. Газ в город пришел в 1965 г. после пуска газопровода Бухара-Урал. Это позволило в массовом порядке отказаться от печей.
В городке были автономное отопление, горячая (во время войны она подавалась в квартиры два дня в неделю) и холодная вода, в каждой квартире телефон. Это было обусловлено производственными нуждами, для вызова в любое время суток на службу живущих здесь сотрудников НКВД.
Тотальная телефонизация обеспечивала также быструю связь поста охраны с любой квартирой. Поэтому вынести что‑то крупное без контрольного звонка на вахту постороннему человеку было практически невозможно: «Однажды мы уезжали отдыхать и с чемоданами подошли к вахте, а нас не пускают, пришлось возвращаться домой и брать служебное удостоверение… иначе нас с вещами не выпускали». «Телефоны были у всех… не помню, чтобы мы разговаривали между собой, а чтобы откуда‑то — да…». Найденная запись в телефонной книге А. П. Просенковой напоминает нам о том, что телефонная связь в городке была через коммутатор. Напрямую звонить в Городок и из него было невозможно. Это еще раз свидетельствует о тотальном контроле над жителями городка: «Весь городок был телефонизирован. Вахтер звонил и спрашивал: «К вам такие‑то. Вы их ждете?» И только получив подтверждение, пропускал». Для удобства горожан в 1938 г. в фойе клуба имени Дзержинского и в магазине «Динамо» также были установлены таксофоны.
Уже говорилось про пространственную закрытость Городка, так вот она дополнялась пунктом охраны и пропускным режимом.
Пространство городка всегда осознавалось как защищенное — машины на территорию практически не заезжали, «только технические, въезд был с Кузнечной — поливальная машина, по уборке мусора и для обслуживания котельной». В 1950‑е гг. в городке еще существовал пост охраны, но попасть в городок чужаку не составляло особого труда. Мальчишки даже сделали лазейку в заборе, раздвинув прутья решетки, или ловко перебирались через верх высокой ограды, чтобы не обходить городок, возвращаясь в него, когда все ворота уже были закрыты. В часы ухода детей в школу и возвращения домой задние ворота (выход на улицу Кузнечную) городка открывались, контроль проходящих в этот момент не осуществлялся.
После открытия городка мало что изменилось, «на уровне планировки по‑прежнему ощущалась обособленность — замкнутый периметр внушал чувство безопасности».
В темное время суток городок освещался не только фонарями около подъезда или во входных калитках, но и мощными прожекторами (от 2 до 4 по разным воспоминаниям), что делало пользование территорией не только удобным, но и безопасным. «Все тротуары и площадки были освещены как днем, окна приходилось плотно занавешивать шторами». Двор многими воспринимался как очень чистый и ухоженный («у нас был прекрасный дворник», «летом к восьми утра дорожки были уже подметены и политы водой»). Но в довоенное время в газете «Уральский рабочий» иногда появлялись карикатуры, высмеивающие грязь и неустроенность городка.
Так весной 1941 г. в «Уральском рабочем» опубликовали критическую заметку с карикатурой (подпись под фото была следующей: «если будешь безобразничать я тебя отправлю гулять во двор» — это говорил отец сыну) в адрес директора жилкомбината УНКВД тов. Хазана о загрязненности и запущенности дворов городка чекистов. Вскоре же в Клубе Дзержинского горисполком созвал общее собрание управляющих домами, дворников и председателей уличных комитетов города для обсуждения насущных вопросов.
В целом Городок существовал как автономная социальная система, в которой можно было удовлетворить разнообразные нужды, не покидая его периметра. В прачечную можно было сдать для стирки белье, тем более, что сушить его в квартире строго запрещалось — во дворе имелись специальные веревки, ими и пользовались практически все жители городка («по квартирам с проверкой часто ходили комендант и представители женсовета и проверяли, не нарушает ли кто‑либо это предписание», «в каждой квартире была связка прищепок — с ними и выходили во двор развешивать белье для сушки», «баня была с душевыми отделениями, а скамейки были мраморные»).
Первое упоминание о Городке в газете «Уральский рабочий» (12 ноября 1933 г.) было связано с парикмахерской. «В здании Жилкомбината (НКВД) угол Ленина и Васенцовской открылась образцово-показательная парикмахерская. Мужской зал работает с 8 час. утра до 10 час. вечера. Дамский зал работает с 10 час. утра до 8 час. вечера. Вход для всех свободный».
Буквально через несколько дней (8 декабря 1933 г.) в этой же газете появляется еще одно объявление: «Магазин пролетарского спортивного общества “Динамо” возобновил торговлю в Городке чекистов (вход с улицы Ленина). Ассортимент товаров обновлен и значительно пополнен. Продажа всем гражданам. Торгово‑снабженческий отдел ПСО “Динамо” ПЕРЕЕХАЛ в Городок чекистов. Вход с улицы Ленина. “Динамо”. Эти объявления говорят нам, что начало обживания Городка относится к концу 1933 г., а некоторые его службы были ориентированы и на горожан в целом.
24 ноября 1934 г. на первой полосе газеты «Уральский рабочий» было размещено фото Самойлова. На нем видны Дом образцового содержания и клуб имени Дзержинского с подписью: «Улица замощена брусчаткой. Тротуары асфальтированы и обсажены молодыми деревцами. Столица области за последние годы получила достойную ее главную улицу, а горсовет выполнил наказ избирателей о благоустройстве улицы Ленина». Городок постепенно становится маркером новой, благоустроенной жизни.
Более того, жилая инфраструктура городка была частью более крупной системы, которую обеспечивала структура НКВД. Жилье в городке дублировалось комнатами на ведомственной даче, находившейся на озере Балтым, путевки в ведомственные пионерские лагеря, общее место работы, все это создавало дополнительные основания для прочности социальных связей в городке: сослуживцы могли вместе проводить досуг (развлекаться, отмечать праздники), не покидая городка. «Новый год всегда отмечали с соседями, детям ставили елку в комнате с эркером. Мама готовила всем небольшие подарки. Сама шила для них мешочки. Наполняла их конфетами, яблоками…».
В подчинении ведомства в Малом Истоке до Великой Отечественной войны появилось свое подсобное хозяйство. Там был свой птичник, свинарник, крольчатник. Большое стадо коров. Выращивали яблоки, клубнику и разные сорта смородины. На даче тоже был телефон. Там работали немецкие женщины — «они были очень дородные, крупные. Всегда приветливые и обходительные». Среди работников были и раскулаченные, и переселенцы из национальных республик СССР. Там же можно было отоварить продуктовые талоны: «по разрешению отца за мной заезжал его служебный автомобиль и я ехала за продуктами — мне там давали овощи, бидон сметаны, молоко, творог».
До середины 1960‑х гг. многие жители Городка знали друг друга и поддерживали между собой добрососедские отношения (приветствия, посиделки на скамейках, игры на спортплощадке). Сегодня ситуация кардинально поменялась: даже соседи по площадке практически не здороваются и не общаются между собой. Редкие старожилы, встречаясь во дворе, с грустью вспоминают прежние времена.
Социальное обеспечение городка строилось на принципах полного материального обеспечения. При этом подразумевалась отнюдь не роскошь, а предоставление в безвозмездное пользование или за минимальную плату необходимых, но далеко не всегда доступных в молодом советском государстве материальных благ. Об этом свидетельствует так называемая «казенная» мебель с инвентарными номерами, до сих пор сохранившаяся в некоторых квартирах. Жителям полагался базовый набор мебели, посуды, постельного белья. «Когда мы приехали в Свердловск, квартира уже была обставлена мебелью. Даже для меня был найден рояль. Я ходила в музыкальную школу. Папа об этом заранее предупредил. Вот только кровати он покупал сам. Помню, он нас встретил с поезда на своей машине, мы приехали домой, приняли ванну и уехали сразу же на дачу, на озеро Балтым. Это было лето».
До войны жители городка, имеющие отношение к органам, получали талоны на питание. «Каждый день я ходила с судками в столовую, размещавшуюся на первом этаже ДК им. Джзержинского, получая там готовые обеды и ужины. Папа в будние дни никогда дома не ел. Во время войны талоны не выдавали, мы получали только хлебные карточки. Иногда у нас скапливались излишки хлеба, и я по заданию мамы ходила продавать его на рынок».
Судки были обязательным предметом в каждой квартире, необходимым элементом включенности в инфраструктурную систему Городка. По словам одной из наших информанток, «в городке жила женщина, не имевшая этих судков, и она, по необходимости, обед из трех блюд сливала на пункте его выдачи в одну кастрюлю». Особо хотелось бы сказать о магазине, или об окружном универмаге «Военторг», до войны обслуживание в нем было по спискам жильцов из городка. Вход был как с улицы, так и со двора.
Первый этаж был продуктовым магазином, на втором продавали промышленные товары, а третий для торговли спецтоварами — для военных. В продуктовом отделе была американская ломтенарезочная машинка — главная достопримечательность, более всего запомнившаяся тогдашним детям, нашим сегодняшним респондентам. «Часто брали немного колбасы к чаю… холодильников не было… и нарезали ее тонкими кружочками… очень это нравилось. Масло покупали, тоже немного».
Даже после «открытия» городка, как отмечает ряд информантов, «снабжение военторговского магазина в городке было получше, чем у других городских универмагов. В частности, там был более богатый выбор тканей». «Ткани всегда покупали в нашем магазине — «Военторге», а шили у городковского портного. Он жил в 14 корпусе — к нему все ходили».
<...>
В силу обособленности жизни в городке сложилась своя лексика. Здание нынешней гостиницы «Исеть» местными жителями обозначается как «подковка» (или «подкова»). Место у фонтана, засеянное травой, называлось «полянка». Газовая двухконфорочная плита называлась «газовка», а комната с эркером (которая есть в каждой квартире) — «фонарь». Жители 14 корпуса в разных интервью получили наименование «обслуга» (чаще всего) или «сброд». Примечательно, что при общении с нежителями городка местные маркировали его не только как «городок», «у чекистов», но и по появившейся позже на крыше гостиницы «Исеть» надписи «Вперед к коммунизму» — «Буквы были настолько большие, что их было видно с площади. Они, вероятно, были высотой с дверь». Эта фраза стала служить известным топографическим ориентиром — «“Вперед к коммунизму” пройдете и поверните направо» или, в зависимости от того, с какой стороны входили в городок, «не доходя до “Вперед к коммунизму” — поверните налево».
Перепланировка квартир в городке, на наш взгляд, является самым показательным маркером противоречия между архитектурной утопией и последующими социально-бытовыми практиками. То, что изначально в квартирах не планировалась кухня, стало причиной неоднократной перестройки квартир. Те, у кого количество комнат позволяло комфортно разместиться всей семье, могли позволить себе переделывать комнату с эркером «фонарь» под кухню, поскольку газовая плита находилась в коридоре у стены, разделявшей фонарь и коридор. Со стороны комнаты в этой части стены был шкафчик, ориентированный на две стороны. Со стороны комнаты — в нижней части, это была кладовка, в средней находилась собственно плита (на довольно неудобной высоте, по отзывам одной их респонденток), а сверху были антресоли.
На перевод комнаты-фонаря в статус кухни (нежилое помещение) влияла и система оплаты за коммунальные услуги — плата за общую площадь или только жилую. Когда плита располагалась со стороны фонаря, комната превращалась в нежилое пространство — кухню (при необходимости плиту можно было закрыть дверцами встроенного шкафа). Плата за нее тогда не взималась. Если же платили за общую площадь, то плита снова возвращалась в коридор.
Высокие потолки позволяли устраивать вместительные антресоли в зоне коридора. В одной из таких антресолей местный фотограф даже оборудовал фотолабораторию. Особой переделке квартиры подвергались во время и после Великой Отечественной войны. В эти годы Городок плотно заселялся (тогда квартиры уплотнялись за счет эвакуированных), иногда семьи размещались и в ванных комнатах (благо, в них было окно). Еще один яркий эпизод из разговора со старожилами городка (практически все о нем вспоминали не без содрогания, особенно женщины) — оконные рамы и практика их распахивания наружу. Именно это делало мытье окон занятием небезопасным с учетом высоты оконной фрамуги. Летом 1960 г. старые окна были заменены. «Сделали это некачественно, еще долго мы исправляли последствия этих благоустройств, часто после дождя появлялась вода под окном».
Повседневные практики городка демонстрируют объективную социальную логику, в которой утопическая идея и повседневная практика интегрируются (сплавляются) в новый габитус и новую архитектонику быта. Кухонные практики любыми способами «просачивались» и обустраивались в пространстве квартир, контрольно-пропускной режим придавал чувство защищенности и вместе с тем дополнялся практиками эскапизма, а диффузия социального состава жителей городка превращала целостную социальную коммуну в территориальное соседство социально разобщенных семей. Снятие с финансового баланса КГБ территории городка постепенно превратило некогда цветущее место в коммунальном смысле («рай», «коммунизм» — так характеризовали наши респонденты социальное поле городка до конца 1960‑х гг.) почти в руины.
Городок чекистов — яркий пример реализации не только идей конструктивизма как архитектурного стиля, но и советской утопии, согласно которой советский человек должен жить и формироваться в новых социальных условиях (обобществление быта и досуга, социализация женщины наравне с мужчиной, общественное воспитание детей). В повседневном плане это привело к созданию новой системы культурно-бытового обслуживания населения.
Сегодня Городок чекистов все большим числом людей воспринимается как уникальный архитектурный комплекс, а не как устаревший тип городской застройки. Этот архитектурный ансамбль не просто формировал облик советского Свердловска, но и стал важной частью нашего социального опыта. Будучи знаковым объектом, связанным со сложным социальным опытом и обладая яркими своеобразными визуальными чертами, Городок чекистов оказывается сильным мифопорождающим объектом. В мифологии Екатеринбурга / Свердловска Городок чекистов отмечен как место с изображением Серпа и Молота или аббревиатуры СССР в плане комплекса. Особой тайной овеяны знаменитые подвалы Городка и подземные ходы, ведущие за его пределы. Народная молва рассказывает о тайных пыточных и расстрельных комнатах в подземельях городка.
Подобная мифология не случайна. С одной стороны, она относится к разряду типичных городских легенд, т. к. городское пространство нуждается в жутких, загадочных местах, наполненных интригующим содержанием. Подобные легенды существуют во многих городах. С другой стороны, мифология Городка чекистов отсылает к собственно советскому опыту возникновения нового человека, советской повседневности, правилам жизни и насилия, сопровождавшего это строительство. Городские легенды и мифы — это символические напоминания и способы в символической форме пережить и изжить проблемное травматическое прошлое.
Городок чекистов выступает как исключительный исторический объект, архитектурный памятник, памятник советскому проекту новой жизни, опыту поведения в современных квартирах людей, лишь недавно включенных в урбанистическую среду, и объект с памятью о насилии и неравенстве в стране с декларируемым социальным равноправием. Одновременно с этим он является потенциально продуктивным местом (формой) для творческого освоения научными, архитектурными, художественными и туристическими структурами опыта авангардной архитектуры как основания для работы с городской идентичностью. Гостиница «Исеть» и «Городок чекистов» — один из главных культурных символов Екатеринбурга.
