Ханс Эйкельбом: «В молодости я решил стать художником, что значит согласиться быть бедным»
Облик людей на торговых улицах крупных городов, лишь на первый взгляд уникальный, на снимках голландского фотографа Ханса Эйкельбома демонстрирует ужасающее однообразие и оборачивается критикой «общества потребления». Серия фотографий «Улица и современная жизнь», представленная на выставке «Ткань процветания» в Музее современного искусства «Гараж», — лишь небольшой эпизод обширного проекта Ханса Эйкельбома, работа над которым продолжается уже четверть века. О проблеме идентичности современного человека и становлении личности художника в условиях глобального капитализма фотограф рассказал в интервью «Артгиду».
Ханс Эйкельбом. Источник: vpro.nl
Артгид: Серия фотографий «Люди XXI века» удивляет своими масштабами. Работа над ней длилась 15 лет, поэтому кажется, что она особенно важна для понимания ваших идей об идентичности современного человека. Почему вы решили сделать эту серию? С чего все начиналось?
Ханс Эйкельбом: Она начинается с меня самого. Вы молодой художник и вы хотите больше узнать о своей собственной идентичности. И самый главный вопрос заключается в том, является ли ваша идентичность частью общества или она принадлежит вам самим? Так началась эта история, и первые 10 лет моей карьеры она касалось только меня в разных ситуациях. В серии работ «В газете» (1973) я старался появляться на протяжении десяти дней на фотографиях в газетах, а после просил людей носить одежду, похожую на мою. В общем, я хотел узнать, кто я.
Серия «С моей семьей» (1973) мне нравится больше всего. В молодости я думал, что обязательно женюсь и заведу детей, так что у меня появилась идея поэкспериментировать с этим. На фотографиях я позирую с настоящими семьями: полная семья, тот же мужчина, разные дети и разные женщины. Это было очень важно для меня.
Теперь к другим работам. Например, «Идентичность» (1976). Представьте, вам кажется, что я один человек, но если посмотреть, как нас видят со стороны другие люди, то получится, скажем, 10 версий вас и 10 версий меня. Иначе можно размышлять об идентичности, если вспомнить престижные университеты в Голландии в то время: там неизменно были группы марксистов, ленинцев и маоистов, студенты носили соответствующую одежду на улице, чтобы показать, к какой группе коммунистов они принадлежат.
На фотографиях из серии «В искусстве, в политике» (1976) вы можете увидеть очень важных политиков в Голландии. Вот этот человек был министром обороны, этот был министром внутренних дел, а этот — министром иностранных дел. Я стремился сфотографироваться с ними, поскольку если вы с такими людьми на одном снимке, то это создает впечатление, что вы тоже очень важная персона. В противном случае почти невозможно оказаться с ними на одной фотографии.
А.: Что вы имеете в виду?
Х.Э.: Сегодня это было бы совершенно невозможно. В то время вы брали телефон, беседовали с пресс-секретарем министерства, и он принимал решение, делаем мы это или нет. Была еще примечательная история: я попросил министра культуры Голландии сфотографировать меня самого, потому что хотел узнать, будет ли эта фотография интереснее, чем снимки, сделанные обычными людьми. Кроме того, некоторые снимки в тот период я сделал в Польше. Это были времена «железного занавеса», так что фотографировать там было непросто.
Еще один проект назывался «Идеальный мужчина» (1978): я просил женщин рассказать, как они представляют идеального мужчину, и затем я делал из себя идеального мужчину. Позже, скажем, по прошествии 10 лет, я перестал интересоваться собой, поскольку стал старше. Я обратился к миру вокруг меня. В молодости вы думаете, что вы на 80% — продукт самого себя, а на 20% — продукт общества. Когда вы становитесь старше, вы осознаете, что все наоборот. Именно по этой причине я начал делать фотографии, которые вошли в серию работ о людях с одинаковой одеждой.
А.: Почему первоначально для этой серии фотографий вы выбрали только Париж, Нью-Йорк и Шанхай?
Х.Э.: Я выбрал их, поскольку тогда мне казалось, что Париж был главной и старейшей столицей, Нью-Йорк — чуть менее старой, а Шанхай был столицей будущего мира. На тот момент они были важнейшими крупными городами. В итоге получилась большая книга, в ней множество групп, которые я фотографировал в каждом городе: люди, идущие в офис, женщины, покупающие одежду, и т. д.
А.: Люди как-то реагировали на то, что вы их снимаете?
Х.Э.: Нет, люди не знали, что я их фотографировал. Подвешенная камера, провод тянется к моему карману, и я с уверенностью иду завтра гулять по Москве и фотографировать — никто не поймет, что я это делаю. Я всегда работаю в течение двух часов, потому что вы можете найти все что угодно, если будете смотреть достаточно долго. Я хожу по городу, осматриваюсь, вижу группу дня, которую мне хочется фотографировать, и делаю это только в течение двух часов. В таком случае действительно получается ухватить то, что происходит в городе здесь и сейчас. Если вы будете искать неделю или две, это уже занудство. Допустим, я нахожу женщин в красных платьях, и это становится отражением моды или идентичности людей в тот самый момент, когда я был на улице.
А.: В ваших ранних интервью вы говорили, что вас не интересует уличная фотография, потому что ее подавляющая часть — мода, и это вам не близко. Но мода также может быть инструментом, который формирует нашу идентичность, вы так не думаете?
Х.Э.: Да, но модная фотография всегда об особенных вещах, последней моде. Улица не похожа на модные журналы: здесь вы увидите обычных людей, живущих в городе, вот что меня интересует. Это тоже мода, но другая. Например, если вы молоды и вам 14–15 лет, вам очень важно определить себя как часть группы, вы не хотите отличаться от нее. Мода же пытается сказать вам: купите наши вещи, и вы будете совершенно уникальны. Это полный вздор. Если вы походите по городу, то уже через 10 минут можете встретить женщину в том же платье, что и у вас. Вам пытаются сказать, что вы действительно уникальный человек, но если вы задумаетесь на минуту дольше, то поймете, что вы покупаете что-то, потому что являетесь частью группы.
А.: Вы говорите, что глобальная культура влияет на нас через такие элементы повседневной жизни, как одежда. Как глобализация повлияла на художественный мир? Изменилась ли идентичность художника?
Х.Э.: В молодости я решил стать художником, что значит согласиться быть бедным. Знаете, когда я только начинал и пытался что-то делать, с вероятностью 99% можно было сказать, что ты будешь бедным. Говорят, в художественной школе вы начинаете свою жизнь в искусстве. Сейчас, если вы пойдете в художественную школу, вас прежде всего будут учить тому, как продать свою работу, как выставить ее в галерее и т. д. Вот что изменилось, и в настоящий момент искусство — часть экономической системы. Когда я начинал, заработок не считался аспектом искусства, раньше искусство заключалось в том, чтобы выразить себя или рассказать что-то об обществе, и это невероятно отличается от того, что мы имеем сейчас. Одна из самых важных вещей — это то, что я уже старый художник, и я бы сказал, что это самые существенные изменения в моей жизни: мне очень сложно понять, что происходит с идентичностью молодых художников. Они являются частью иного мира. Для меня гораздо труднее быть художником сейчас, чем в те времена, когда я начинал. Тогда все было предельно ясно: вы идете в художественную школу, делаете работы, после окончания учебы попадаете в галерею, музей. Сейчас художники используют куда больше форматов, вы можете работать в интернете, в виртуальной среде. Когда столько возможностей, найти реальный способ выразить себя очень сложно. Общение между художниками действительно глобально. В прошлом было большим событием, если вы могли увидеть, например, искусство из России или из США в Амстердаме. Теперь молодой художник знает все, что происходит в мире. В современном обществе становится все труднее определить свое место. Это одна из задач, с которой сталкивается молодой художник. Когда я начинал, для меня было важно, что я чувствовал себя представителем послевоенного поколения.
А.: Что вы думаете о влиянии на идентичность художника крупных выставочных форматов, таких как биеннале и международные выставки?
Х.Э.: Я участвовал в Documenta 14. Это все еще интересная и важная выставка, потому что на нее не влияют галереи. Однако это становится все более проблематичным: когда вы показываете свою работу на этой выставке, ее цена возрастает в 10 раз. Некоторые крупные галереи пользуются этим для продвижения своих художников.
