Главная ложь арт-мира

Адам Линденманн — американский финансист, влиятельный коллекционер и дилер. В 2012 году в Нью-Йорке он открыл собственную галерею Venus Over Manhattan. Помимо этого Линденманн ведет колонку на сайте Observer, а в издательстве Taschen вышли две его книги, посвященные арт-рынку и коллекционированию современного искусства — Сollecting Contemporary Art и Collecting Design. «Артгид» публикует его статью, опубликованную на Observer 2 февраля 2015 года.

Альберто Джакометти. Колесница. 1950. Бронза. Скульптура была продана на аукционе Sotheby’s в Нью-Йорке 4 ноября 2014 года за $101 млн. Фото: Sotheby's

В последние несколько лет цены на произведения искусства взлетели так, что глаза лезут на лоб: аукционные рекорды побиваются чуть ли не в тот же день. Пикассо продается за $100 млн, Кунс — за $50 млн, СМИ бесконечно трубят об этом, и у широкой публики создается впечатление, что искусство — это не просто хороший, а самый лучший способ капиталовложений в наши дни.

Я тоже принимал участие в этой гонке — и когда продавал искусство, находящееся на пике моды, и когда написал книгу, где в популярной форме были представлены откровения коллекционеров и арт-дилеров. Collecting Contemporary Art («Коллекционируя современное искусство») вышла в 2006 году у смекалистого немецкого издателя Бенедикта Ташена и разошлась на четырех языках тиражом в 100 тыс. экземпляров. Оказалось, что целому поколению новых покупателей искусства требовалась «пошаговая инструкция», которая провела бы их в мир «искусства как золота»: и эта книга попала и в учебные классы, и в интернет-кафе.

Оглядываясь назад, я вижу, что тоже убеждал себя тогда, будто коллекционирование — это «инвестиции в искусство». Это позволяло мне тратить деньги на нравившееся мне искусство уверенно и не смущаясь.

В те времена хорошего Мураками можно было купить за $15 тыс., Деймиана Херста — за $50 тыс. Примерно за те же деньги я купил тогда Уорхола — портрет Жаклин Онассис 1962 года у институции-наследника Уорхола. Я всегда очень ценил Баскиа, и хотя его рисунки на бумаге были дороги, их можно было себе позволить, а его живопись была не намного дороже. В общем, все это искусство воспринималось недорогим. Я спинным мозгом чуял, что позже цены на него взлетят, — и оказался прав.

Теперь, спустя почти десять лет, я стал сомневаться в своих тогдашних убеждениях и выводах. Сегодня каждый раз, когда я покупаю искусство, я испытываю чувство, словно иду по натянутому канату.

Во время бума 2007 года я был публицистом и добросовестным экспертом по арт-рынку, меня цитировали The Wall Street Journal и The New York Times. Но впереди меня ждали сюрпризы. Еще немного, и на арт-сцене стали появляться новые люди, которые все изменили: советники по искусству, взявшиеся ниоткуда, подобно библейской саранче. Когда я писал свою книгу, их было мало, это были влиятельные и очень знающие люди: в Collecting Contemporary Art я даже включил высказывания некоторых из них (Марка Флетчера, Теа Вестрайх, Сэнди Хеллера и других). Но в последние годы советники расплодились повсюду — и сейчас их вдвое больше, чем коллекционеров, и почти столько же, сколько тренеров по йоге.

Феномен арт-советников — это результат того, как изменился подход покупателей к покупкам. Сегодня «коллекционирующей» публике уже не нужно быть уверенными, что их деньги тратятся правильно; они проглотили приманку «искусства как инвестиции» вместе с блесной, леской и поплавком. Советника, который порекомендует, в какое искусство «вложиться», нанимают так же, как любого менеджера, способного дать совет по улучшению резюме или консультацию по бизнесу.

Дни, когда мы говорили себе «Я просто должен это купить», прошли, и сегодня есть два типа серьезных покупателей. Первый — мегазакупщики, которых искусство со всемирной известностью интересует исключительно как трофей: бюджет у них неограничен, искусство для них есть художественный эквивалент роскошной виллы с видом на море. Второй — финансовые игроки с «горячими деньгами»: интриганы, барыги, знаменитости. Они покупают то, что модно, то, что поможет им выглядеть умнее и даст быструю прибыль.

Идея искусства как капиталовложения сорвалась с цепи и теперь правит везде в мире; однако сейчас мне ясно, что это по большей части была искусственно взращенная идея, потому что реальные факты ее не подтверждают. (Я уже не только тогдашним собственным словам не верю, но и жду, что эту идею опровергнут уже массово.)

Конечно, некоторые «похожие» работы (и группы таких работ) продаются по рекордным ценам, но на самом деле каждое произведение уникально, и да, мы можем даже начертить график, как поднимаются в цене работы топовых художников… но уверенность в том, что этот график показывает ликвидный, надежный, не подверженный веяниям моды или диктату экономики рынок, — фикция. (Профессиональная уловка: если цены и спрос на художника падают, то его перестают выставлять на продажу: у художников не бывает эпического краха на глазах у публики, бывает разве что исчезновение из поля ее зрения.)

Еще десять лет назад, когда цены были настолько низки, что если уж у вас был художник-чемпион, то приобретение его работ могло потом окупиться в десять и более раз, такого вопроса не было. В 2004 году успешно продавалось почти все искусство хорошего качества, и это было выгодным вложением средств. Сегодня ставки повысились, цены на искусство по большей части заряжены до предела, поэтому коллекционеры прибегают к услугам советников, чтобы обрести уверенность: прогореть ведь никто не хочет.

Правда, которую замалчивают, заключается в том, что надежный вторичный рынок искусстъъ художников. Однако широкая публика не понимает, что успех художников в таких перепродажах — явление временное, обусловленное сиюминутным интересом нуворишей в данный момент.

Еще недавно искусство покупали русские олигархи, а теперь Владимир Путин запретил им тратить деньги, и на смену им пришли китайские магнаты и их любовницы.

В последние несколько лет лучшее искусство скупали парвеню из хедж-фондов, ходячие кошельки, а также разные арабские шейхи и их родственники. Сегодня последние могут покупать произведения искусства за десятки миллионов долларов, а завтра — финансировать ХАМАС и прочие террористические организации на ту же сумму, но в мире искусства никто вроде бы не возражает, лишь бы платили.

Итак, вы купили произведение искусства. Думаете, что вскоре эти деньги хотя бы частично к вам вернутся? Нет, не скоро: «киты» арт-рынка хотят только очевидно и непревзойденно первоклассные работы знаменитых художников, вещи старых мастеров, которые можно спрятать в швейцарском порто-франко Гштаде или во дворце на Ближнем Востоке. Может и повезти, но шанс невелик. Сколько раз бродил я по художественным ярмаркам и размышлял, какой процент представленного искусства будет забыт максимум через десять лет или раньше.

Одну-две картины Кристофера Вула можно продать за $20 млн долларов; говорит ли это о здоровье арт-рынка? Нет! Да и с какой стати? Цены на его работы зашкаливают, и никакого вменяемого объяснения этому нет, однако не будем забывать, что аукцион Christie’s на последних торгах не смог продать его работу даже за половину заявленной цены (она так и осталась у продавца).

Но минуточку. А надо ли вообще искусству быть предметом инвестиций? В нем ведь есть и радость для взгляда, и счастье от приобщения к современности без оглядки на то, что несет нам будущее. Люди, которые выставляют новое искусство пачками на продажу, — да что с ними не так? А ничего, если они не присовокупляют к этому бесхитростный маркетинг, если не внушают покупателям, что те «инвестируют» в искусство, не потребляют его попросту. Не будем лгать себе: большинство покупок искусства не несет в себе никакой «реальной», собственной внутренней ценности, а огромная часть художественных коллекций — это, с чисто «инвестиционной» точки зрения, всего лишь набор безделушек для богатых.

В 2005 голу я спросил Ларри Гагосяна, верит ли он в искусство как предмет инвестиций. Он ответил лаконично: «Искусство — предмет инвестиций, но это не значит, что оно хороший предмет инвестиций». Тогда его ответ мне показался гениальным, но сейчас я думаю иначе, поскольку инвестирование предполагает холодный анализ и объективное мышление, что не имеет отношения к искусству. Коллекционирование искусства — это другое: здесь важны интерес, терпение и, по возможности, страсть, ну или хотя бы интеллектуальное любопытство.

Я спросил художника Ричарда Принса: «Почему искусство — это так круто?» А он ответил: «А что еще остается?» Да, я куплю, но станет ли это инвестицией? Только если потом это получится продать.