Джоэл-Питер Уиткин: «К работе с моделями я подхожу с этических позиций. Работаю только с невостребованными телами…»

Джоэл-Питер Уиткин: Я в первую очередь считаю себя фотографом. Я и получил свое образование как фотограф. Есть много художников, которые используют фотографию в качестве одного из средств выражения. Они работают с фотографией, но у них, как правило, мало опыта, и они не используют всего ее потенциала.

П.У.: Нет, действительно, я не всегда доволен получившейся работой. На начальном этапе примерно 20% фотографий не вызывают у меня интереса и даже не печатаются. Из тех, что я все же напечатал, как правило, отбрасывается около 60%. Я и вправду не знаю, как выглядит идеальная фотография, у меня нет точных данных. Думаю, что именно в этом заключается тайна фотографии. Если бы я ее знал, то, наверное, был бы машиной, которая печатает идеальные снимки. Но для меня главное — собственное удовлетворение. И когда я работаю, я живу очень глубокой эмоциональной жизнью.

П.У.: Я фотограф, но я делаю свои фотографии элегантными. Я изучал историю искусства, но скорее для себя. Да, действительно, мои работы насыщены аллюзиями, но я не просто копирую, я перерабатываю, выделяю что-то новое, синтезирую.

П.У.: Конечно! Все, что связано с криминалом и насилием. Я не буду фотографировать человека, который избивает другого. Но не только. К своей работе с моделями я подхожу прежде всего с этических позиций. Работаю только с невостребованными телами, ибо понимаю, что в противном случае мои действия могут вызвать боль у родственников.

П.У.: Во-первых, это структурно меняет ту личность, которая скрывается за маской, во-вторых, делает человека более таинственным, придает ему мистичность. В-третьих, внимание зрителя с самого начала акцентируется не на глазах модели, а сначала ощупывается все тело.

П.У.: Абстрактно я не могу объяснить, что меня может заинтересовать в предмете или человеке, рассказать про характеристики или особенности. Я выбираю предметы или модели для своих произведений так, чтобы вознести человека, расширить его взгляд на этот мир, придать высокий смысл нашей жизни. Ведь в ней (особенно в политике) много унизительного.

П.У.: Эта тема меня интересует, она мне даже внутренне присуща. Моя двоюродная сестра покончила с собой, потому что была лесбиянкой. Я же в различные периоды моей жизни чувствовал себя бисексуалом. Мне интересен тот факт, что из транссексуалов, готовящихся к операции по смене пола, только 5% делают ее, остальные застревают в переходном состоянии. Они принимают гормоны, у них вырастает женская грудь, но они все же остаются мужчинами. Они не переходят эту физическую границу, либо по каким-то сложным психологическим причинам, либо просто потому, что им это нравится. А те 5%, которые все-таки перешагивают этот барьер и становятся женщинами, все равно ощущают себя гомосексуалистами.

П.У.: Вы совершенно правы. Название очень важно. Могу сказать, что для меня это один из самых трудных этапов создания произведения, эмоционально трудный процесс. Иногда я даже не отпечатываю удовлетворяющую меня по всем параметрам фотографию именно потому, что не могу придумать название или скорее имя рождающегося произведения. Нет, я не сюрреалист. Прежде всего потому, что живу в это время.

П.У.: В Мавзолей. Я много о нем слышал, но специально не искал фотографий его интерьера, поэтому не знал, чего ожидать. Знал только, что там лежит забальзамированное тело в стеклянном саркофаге. Однажды я был в Иерусалиме, в тех местах, где Христос явился после воскресения из мертвых. И тогда я пережил большой духовный подъем. От посещения Мавзолея я, конечно, ничего такого не ожидал, никаких подобных духовных откровений. Скорее мне было любопытно увидеть человека, который погубил много других людей.

Я впервые увидел работы Уиткина в 1989 году в Париже на выставке в Музее Трокадеро. Они на меня произвели очень сильное впечатление. Конечно, в моем творчестве какая-то близость с Уиткиным просматривается, хотя я изначально любил то же самое время, также тяготел к подобным постановочным фотографиям. С другой стороны, у Уиткина уже наблюдается некоторая исчерпанность. Я думаю, что его лучшие работы сделаны в середине 1980-х. Сейчас появляются повторы и такая «барочная» утомленность автора: его исчерпанность очевидна. Но тем не менее он для меня один из близких, значительных фотографов. Он строит свои композиции по определенной, уже заранее обдуманной схеме. Причем его эскизы выполнены блестящей рукой. Они напоминают то штудии Пикассо, то работы старых мастеров. Уиткин для меня ассоциируется с поэзией Бодлера. Все его работы можно охарактеризовать как красоту зла. Или цветы зла, по аналогии со знаменитой книгой Бодлера. Причем его стилизация под середину XIX века, время Второй империи во Франции, не случайна. Именно в это время и жил Шарль Бодлер. Эта связь совершенно явно просматривается в его работах.