О Херсте
Коллекционер Евгения Попова о самом запоминающемся событии выставочного сезона «Весна — лето-2012» — выставке Деймиана Херста в лондонской галерее Тейт Модерн.
Деймиан Херст с работой «Во имя любви к Богу». 2007. Фото: Prudence Cuming Associates. © Damien Hirst and Science Ltd. DACS 2012. Источник: damienhirst.com
Осень — безусловно, золотая пора для всех ценителей искусства: галереи возвращаются из летних отпусков, открываются интересные выставки, стартуют всевозможные арт-фееры. Но давайте вспомним, что было в весенне-летнем сезоне. Лично для меня одним из самых ярких и запоминающихся событий стала первая в истории выставка-ретроспектива, пожалуй, самого влиятельного современного художника Деймиана Херста, проходившая с 4 апреля по 9 сентября 2012 года в Тейт Модерн, Лондон.
Думаю, место и время выставки было выбрано не случайно.
Ну а где еще, как ни в национальной галерее современного искусства, коллекция которой не оставит равнодушным ни одного, даже далекого от мира искусства посетителя, демонстрировать все то лучшее, что сделал за последние 25 лет этот художник?! Прибавьте к этому и тот факт, что выставка проходила в «олимпийский» год в рамках Культурной олимпиады и стала своего рода кульминацией лондонской программы, тем самым показав, что, несмотря на все споры относительно роли Деймиана Херста в искусстве, для британцев он давно стал «символом национального достояния».
Что же касается моего настроения перед походом на выставку, то буду откровенна: я шла с неким скептицизмом. На всевозможных ярмарках современного искусства мы частенько встречали работы Херста, которые не производили на меня какого-то неизгладимого впечатления. Единственный раз, когда я действительно была поражена и простояла, долго изучая «идею автора», был в Монако, и рассматривала я знаменитую акулу в формальдегиде.
Придя на ретроспективу, я решила открывать для себя Херста непредвзято, потому даже не стала смотреть в программе, какие работы будут представлены.
И вот первый зал, где Херст, еще студент Goldsmiths College, лишь начинает робко подступаться к своей серии «точечных» работ. А пока это лишь забавные, немного неровные и размытые полукруги разных цветов, некая пародия молодого Херста на более зрелого и позднего самого себя, датированная 1986 годом.
Далее представлены работы: «С мертвой головой» (With Dead Head), 1991, где Деймиан сфотографирован с одним из «образцов» морга Leeds University, куда он часто ходил практиковаться как молодой художник (к слову сказать, позднее эта работа, как и многие другие, вызывала много споров о своей морально-этической стороне); «8 сковородок» (8 Pans), 1987 (коллаж, в основе которого лежит попытка объединить несопоставимые вещи, такие как живопись и скульптура), Boxes,1988 (работа, впервые выставленная на Frieze, отражающая влияние американского минимализма и того, в каком направлении двигалась на тот момент Saatchi Gallery, с которой начал сотрудничать сам Херст).
Во втором и третьем зале были выставлены, пожалуй, самые узнаваемые творения, например, широко известная серия с разноцветными кругами (Edge, 1988; Raw, 1988). Меня каждый раз забавляет сама идея «научного подхода к живописи», как высказывался на тему серии автор, и того, что таким образом он хотел продемонстрировать контроль над цветом. Ну а то, что диаметр каждого круга равен расстоянию до соседнего круга, наверное, знает каждый, кто хоть немного интересуется творчеством Херста.
Помимо этого была и не менее знаменитая инсталляция медицинского кабинета, выполненная почти одновременно с предыдущей серией, как бы в насмешку над тем, что его мать свято верила в силу лекарственных средств, относясь при этом со скептицизмом к дельности и пользе искусства.
Передо мной предстали шкафчики-аптечки Sinner,1988, включающие рецепты его бабушки, которые та передала внуку перед смертью, и Never Mind the Bollocks,1989, названная в честь альбома Sex Pistols.
Кроме того была выставлена и более поздняя работа из этой серии — «Колыбельная “Времена года”» (Lullaby, the Seasons), 2002, интересная тем, что объединяет в себе две идеи: параллель между снотворными и колыбельными, призванными убаюкать, и четырьмя сезонами, показывающими, насколько скоротечно время.
Ну а затем я направилась к одной из самых шокирующих работ — «Тысяча лет» (A Thousand Years), 1991 — тому самому разлагающемуся черепу коровы, над которыми летает рой мух. Честно говоря, зрелище не для слабонервных, особенно учитывая, что художник позаботился о максимальной натуральности в воспроизведении процесса гниения, и вы вполне можете уловить аромат продуктов распада. Отбросив все эмоции, я решила пойти до конца и внимательно изучить арт-объект. В небольшой белой коробке находятся личинки мух, которые активно вылупляются под воздействием тепла, летят на протухшее мясо, но в итоге выживает лишь небольшая часть, остальные попадают на специальные липучки от мух, которые часто используются в быту. Затем появляются новые мухи и круг повторяется.
Я думаю, что гениальность этой работы состоит в том, что по сути это некое противоречие: чистая геометрия минимализма самого стекла покрывает хаос, который творится внутри.
Также в зале были представлены: «Разрозненные элементы, плывущие в одном направлении с целью понимания» (Isolated Elements Swimming in the Same Directions for the Purpose of Understanding),1991; «Стимуляторы (и их влияние на душу и тело)» (Stimulants (and the Way They Affect the Mind and Body),1991; «Подальше от стада» (Away from the Flock), 1995, а также «Физическая невозможность смерти в сознании живущего» (The Physical Impossibility of Death in the Mind of Someone Living), 1991, получившая свое название от эссе, которое Херст написал еще будучи студентом.
Эта серия объединяет естественную науку и искусство и приходит как бы из воспоминаний о городе Лидсе, в котором автор в детстве посещал выставки по истории и искусству одновременно, так как музей и галерея были в одном здании, тем самым заложив в свой детский мозг тесное переплетение таких разных и абсолютно не похожих друг на друга сфер.
Четвертый зал, казалось, был прозрачным намеком на судьбу курильщиков: заголовок «Приобретенная неспособность спастись» (The Acquired Inability to Escape), 1991 говорил сам за себя – сигареты и пепельница на столе предполагают, что человек находится в вакууме, что называется «под колпаком».
Dead Ends Died Out, 1993 лишь усугубляет сложившуюся картинку. И тут автор вновь обращается к любимой теме, сравнивая курение с жизненным минициклом.
Насмотревшись на все это, в пятый и шестой зал я вступала с осторожностью. Но к моему величайшему удивлению, меня ждало чудо, а именно — сад живых бабочек и та самая инсталляция «Вход и выход из любви» (In and Out of Love),1991. Глядя на все это, я радовалась как ребенок! На стенах — белые полотна, с куколками, из которых и вылупляются будущие красавицы. А затем, появившись как бы из картины, начинают летать по всей комнате, наполненной светом, теплом, цветами и сладостями. К сожалению, я уже знала, что ждет меня в следующей комнате, — восемь ярких полотен с уже мертвыми бабочками и столы с пепельницами, переполненными сигаретами. Кстати говоря, In and Out of Love были показаны впервые вместе с 1991 года.
Седьмой зал снова погрузил в медицинский кабинет, на сей раз — «Фармация» (Pharmacy), 1992 демонстрирует, чем пользовались прежние доктора, намекая тем самым на явный прогресс современной медицины. Тем не менее Херст непреклонен: «Вы можете до бесконечности лечить людей, но они рано или поздно все равно умрут».
Восьмой и одиннадцатый залы были для меня наиболее интересны, т.к именно там представлены те работы, которые потенциально мы с мужем хотели бы иметь в своей коллекции: Loving in a World of Desire,1996 и Sympathy in White Major — Absolution II, 2006. Могу часами любоваться этими объектами и каждый раз находить что-то новое.
Девятый зал объединил в себе нашумевшие работы — «Разделенные мать и дитя» (Mother and Child Divided), 1993, впервые представленная в том же году на Венецианской биеннале, а также «Крематорий» (Crematorium),1996.
В первом случае мы видим «разделенных мать и дитя», не только снаружи, но и что называется изнутри. Немного жутко, но и увлекательно одновременно.
Вторая работа представляет собой огромную пепельницу, наполненную бычками и пеплом, – содержимым, которое со временем «сжигает изнутри» тело даже здорового человека.
Десятый зал снова обращает посетителя к теме медицины – на сей раз это работы Still, 1994; Doubt, 1994; Lapdancer, 2006 и Trinity — Pharmacology, Physiology, Pathology, 2000.
Последняя работа заинтересовала меня тем, что для автора перечисленные области медицины — это своего рода Святая Троица. Проведя параллель с христианством, Херст как-то сказал в одном из интервью, что четыре самых важных вещи в жизни — это: религия, любовь, искусство и наука. Последнее, как и религия, способно помочь не потерять надежду до конца.
Размышляя обо всем вышесказанном, я пересекла двенадцатый зал, где меня снова ждала тема смерти и мрачности.
«Черное солнце» (Black Sun), 2004 очень странная, на мой взгляд, работа, выполненная из тел мертвых мух, — абсолютная противоположность работам с бабочками. Ведь если бабочки подсознательно воспринимаются с перерождением, то мухи — это падальщики, слетающиеся на продукты распада.
И «Белая ворона/Черная овца» (Black Sheep), 2007, тоже очень депрессивная работа, антоним к ранней работе «Подальше от стада», 1995.
Немного устав от мыслей о смерти, я с облегчением вошла в следующий зал. Возможно это прозвучит странно, но глядя на «Не вся правда» (The Incomplete Truth), 2006, я вдруг ощутила невероятную свободу, радость и надежду. Думаю, именно этого и добивался автор, ведь подсознательно, летящий белоснежный голубь ассоциируется именно с такими чувствами.
Как видите, выставка вызвала у меня массу эмоций, как положительных так и отрицательных. Было и разочарование, так как, к сожалению, мы не застали одну из самых дорогих работ «Во имя любви к Богу» (For The Love of God), 2007 — знаменитый череп, покрытый платиной и бесчисленным количеством бриллиантов, с розовым алмазом посередине.
Что ж, с другой стороны, есть отличный повод снова с нетерпением ждать выставки этого, бесспорно, талантливого и самобытного художника.
Можно очень долго рассуждать на тему его творчества, принимать или не принимать его идеи, но, думаю, отрицать тот факт, что он перевернул наше представление о современном искусстве, точно не имеет смысла.
(Текст приводится в авторской редакции)
