Крик тишины
Одно из направлений инклюзии — взаимодействие с глухими и слабослышащими людьми. Традиционно 23 сентября в мире отмечают День жестового языка, который проходит в рамках Международной недели глухих. Глухая сценаристка Полина Синева размышляет о deaf art и о некоторых представлениях о жизни глухих, с которыми пробует работать современное искусство.
Марли Мэтлин и Уильям Хёрт в фильме «Дети меньшего бога» («Дети тишины»). 1986. Режиссер Рэнда Хейнс. За роль Сары Норман в этом фильме глухая актриса Марли Мэтлин получила «Золотой глобус» и «Оскар» в номинации «Главная женская роль»
Что упоминают, когда речь заходит о глухих? Тишину. Жестовый язык. Культуру глухих. Коммуникационные барьеры. И чаще всего — тишину.
Итак, само слово «тишина», или «состояние спокойствия звука», довольно часто эксплуатируется в разнообразных произведениях о глухих. «Мост в тишину», «За гранью тишины», «Дети тишины», «Душа тишины» и так далее. Упоминание тишины порождает размышления о том, что значит жить без звуков, и истории выстраиваются вокруг этого вопроса, то есть фокус делается на отсутствии, лишении. Возможно, что такое частое использование этого слова повлияло на то, что глухие актрисы Эмманюэль Лабори и Марли Мэтлин, которые внесли посильный вклад в «глухой» кинематограф, «закричали» в своих автобиографиях — «Крик чайки» и «Я закричу позже».
А существует ли тишина в жизни глухих? Жестко ли отделены глухие от мира звуков «стеклянной стеной»? Глухие по-разному отвечают на этот вопрос: для кого-то это так, а для кого-то нет.
Сама я отвечу так. Любой человек, слышит или нет, всегда производит шум. Тотальная глухота, при которой реально говорить о полной тишине в ушах, встречается крайне редко. Звуковая жизнь неслышащего ребенка условно начинается с проверки слуха в сурдоцентре, где нужно нажать на кнопку, если услышишь «пи-и-и-и» в наушниках, и эти точки зафиксируют в аудиограмме. В зависимости от степени нарушения слуха решается вопрос со слуховыми аппаратами или кохлеарными имплантами, или вообще никак не решается (в звуковом плане). Кто-то выбирает не носить аппараты, и в их жизни звуков гораздо меньше, но они все равно есть, особенно низкочастотные — лай собак или грохот грома. А расширение понятия звука может случиться в кабинете у сурдопедагога, где корректируется устная речь с помощью разных методов, в том числе и с помощью прибора «Видимая речь». Он визуализирует речь в виде волн на экране, что облегчает правильное произнесение звуков. Сурдопедагог с микрофоном произносит определенный звук. Ребенок следит за картинкой на экране и повторяет, пока его картинка не совпадет с картинкой педагога — так учатся произносить отдельные звуки. Далее у глухих есть культурная жизнь, которая включает звуки — дискотеки, танцы, жестовые песни.
Теперь обратимся к современному искусству. Есть художественные практики, которые поднимают вопрос звуков и пытаются зайти за границы принятых представлений об отсутствии/наличии звуков.
Например, тему звука в мире глухих успешно исследует американская глухая саунд-художница Кристина Сан Ким. Она приехала в Берлин в нулевые, до этого работав преимущественно с видео, рисунком и перформансом. Ее поразило, что в немецком современном искусстве превалирует звук, практически нет чисто визуального контента. Она задумалась: неужели звук отделит ее от искусства? С детства ей говорили, что в ее жизни нет места звуку. Но звук был и остается частью ее жизни, точно так же, как и любого неслышащего. Звук для Кристины — это то, как люди реагируют на звуки, а сами люди для нее — динамики. Они усиливают звуки, она отражает их поведение и сама создает звук. Звук можно чувствовать, смотреть и представлять как идею. Естественно, никто не отменяет звуковой этикет — аккуратно прикрыть дверь, не стучать ложкой в стакане. Художница включила звук в свое искусство и так нашла огромный отклик и поддержку у слышащей аудитории вплоть до выступления на TED-конференции. Звук оказался для нее той валютой, которой она пользуется до сих пор. В инстаграме Кристины можно увидеть визуальную запись ее звукового дня с дочкой — большую часть листа заполняет буква “р” (начальная буква музыкального термина piano — «тихо», тогда как две или более таких букв подряд означают соответственно «очень тихо», «едва слышно»). Полной тишины для нее не существует.
А два года назад в музее «Гараж» показали совершенно уникальную перформативную выставку «Безграничный слух». Важно упомянуть, что прологом к выставке послужило исследование «Культура глухих в России: от пансиона до музея», которое в свою очередь явилось частью долгосрочного исследования TACET группы Council. Выставку выстроили вокруг трех разных форм слуха — тактильной, визуальной и воображаемой. Три группы работ включают в себя коллекцию инструментов «Изнутри» Тарека Атуи, который долго работал с неслышащими, скульптуры и видео слабослышащей Элисон О’Дэниел и «Руководство к (недо)пониманию» с медиацией и очень любопытной дискуссией «Неоконченный портрет», где неслышащих спрашивают о том, как они воспринимают звуки. Думаю, что пианисту Святославу Рихтеру было бы интересно оказаться на «Безграничном слухе» — он был синестетом и видел под своими пальцами настоящий кинотеатр.
Сама выставка может служить попыткой ответа на вопрос о так называемом безбарьерном музее, в котором вместо нынешней инклюзивной модели «предоставление дополнительных средств людям с инвалидностью для приближения к норме» предлагается модель «разные, но равноценные способы восприятия одного и того же произведения». С этой точки зрения звук воспринимается очень широко — и традиционно, ушами, и глазами, и телом, и кожей (вибрация). Слух из параметра аудиограммы становится художественной величиной с разными трактовками. Разные формы глухоты тут — разные виды слуха, и нет правильного и неправильного слуха. И это подготавливает почву для нового восприятия так называемой инвалидности и, соответственно, новой инклюзии. К чему приведут эти идеи — покажет время.
Надо заметить, что в российском пространстве немногочисленные неслышащие представители современного искусства фокусируются на других вещах, которые ближе глухому сообществу, — на жестовом языке и культуре глухих, или визуальности в целом, что менее интересно широкой аудитории, но вовсе не отменяет ценности и уникальности этих практик. Каждый глухой художник сам выбирает формат, в котором хочет развиваться, и хотелось бы, чтобы все они были интересны и глухой, и слышащей публике, но не всегда это возможно. Конечно, Кристина Сан Ким — особый случай, она смогла вести диалог со слышащей аудиторией, не забывая про себя, и у нее получилась инклюзия в обе стороны: она не только включила себя в общество слышащих, но и включила слышащих в свое искусство.
