Юлиус фон Бисмарк: «Я никогда не пробовал писать картины»
Юлиус фон Бисмарк работает на стыке науки и искусства. Используя различные виды медиа, он делает работы, исследующие восприятие реальности. Фон Бисмарк имеет несколько запатентованных изобретений, которые одновременно являются и самостоятельными объектами искусства, и в то же время инструментами для его создания. Почти все его работы связаны с художественной интервенцией в общественное пространство. Этим летом Юлиус фон Бисмарк примет участие в основном проекте V Московской международной биеннале молодого искусства. Куратор Сергей Фофанов поговорил с художником о его творчестве, политике и институте CERN.
Юлиус фон Бисмарк. Фото: Richard Wilhelmer
С.Ф.: Расскажи, пожалуйста, о проектах, которые ты уже сделал в России.
Ю.ф.Б.: В 2013 году на «Архстоянии» я представил работу, которая называлась «Две сферы». Это была огромная стальная сфера весом в четыре тонны, закрепленная на специальном кране высотой в 14 метров, и в равные временные промежутки времени ее сбрасывали вниз. Сила удара была настолько мощная, что в лесу происходило небольшое землетрясение. Ударная волна расходилась по всей окружающей территории, из-за чего земля, деревья и все вокруг приходили в движение.
Основная идея того проекта состояла во взаимоотношении отдельного взятого субъекта (в данном случае художника) и земли. Моя конструкция была своего рода измерителем этих взаимоотношений. Когда я хожу по земле, топчусь по ней, я как-то на нее влияю, и таким образом мы коммуницируем. Но земля — гигантская и твердая, а я по сравнению с ней бесконечно мал, всего лишь погрешность, и при этом мягок и хрупок. Если же я поднимаю на высоту большой груз и сбрасываю его вниз, то в этот момент земля становится мягкой и податливой. При помощи таких простых средств можно вдруг привести землю в движение.
C другой стороны, я чувствую колоссальную силу, с которой земной шар притягивает к себе стальную сферу, подвешенную в воздухе. Поэтому работа и носила такое название: это были две сферы, находившиеся в оппозиции друг к другу.
Другая работа, которую я показывал в Москве в том же 2013 году, была выполнена для выставки Lexus Hybrid Art. Она называлась «Зеркало, перпендикулярное биссектрисе, проведенной между двух пар глаз». Это была пространственная инсталляция, представляющая собой зеркала, закрепленные на маленьких штативах. В тот момент, когда зритель хотел взглянуть на себя в зеркало, установленный мотор приходил в движение и зеркало поворачивалось таким образом, что вместо себя посетитель видел отражение другого человека, который в свою очередь, смотрясь в зеркало в другом конце зала, тоже видел в нем чужое отражение. Посетитель, пришедший на выставку, всегда хочет посмотреть на объект искусства, а вместо этого он был вынужден смотреть на другого посетителя и даже мог заглянуть ему в глаза. Я бы сказал, что это была машина для установки зрительного контакта. Каждый, кто когда-либо ходил в музей или на художественную выставку, наверное, замечал за собой, что помимо того, чтобы смотреть на сами экспонаты, невольно начинал тайком наблюдать за другими посетителями. Но напрямую друг другу в глаза никто не смотрит. При помощи этого аппарата я попытался выставить на обозрение самого посетителя выставки, объектом моей репрезентации становится сам человек.
С.Ф.: Ты начал свое образование на факультете визуальной коммуникации Университета искусств в Берлине, но потом перешел в класс Олафура Элиассона в его Институте экспериментов с пространством и стал художником.
Ю.ф.Б.: В самом начале я просто не знал, чем хочу заниматься. Я очень боялся, что если на что-то окончательно решусь, то не смогу делать вещи, которые мне хочется. Визуальная коммуникация — это направление, открытое во все стороны, позволяющее одновременно заниматься абсолютно разными вещами: снимать фильмы, фотографировать, решать какие-то технические и инженерные задачи. В тот момент я занимался всем подряд, но основной мой интерес был направлен на глубинное погружение в суть самих вещей. Мне казалось, что при помощи этого можно достигнуть подлинного искусства. Это продолжалось до тех пор, пока ко мне не пришло осознание, что искусство обладает наибольшей свободой для того, чтобы заниматься тем, чем на самом деле хочется. Мне сразу стало ясно, что я не хочу работать на кого-то, я просто хочу делать искусство.
С.Ф.: Ты работаешь с различными медиа, в том числе создаешь кинетические объекты, сложные технические аппараты и приборы. Как ты делаешь выбор техники? Связанно ли это с текущей стадией твоей жизни, настроением или это зависит от конкретной работы или внешних условий?
Ю.ф.Б.: Этому есть одно очень простое объяснение — я все-таки достаточно молод и только в последние пару лет я стал входить в активную фазу творчества. Я замечаю, что многие художники, начав работать с тем или иным медиа, стараются придерживаться его в дальнейшем. Пока я молод, я хочу успеть попробовать все, что мне кажется интересным, чтобы понять, какие из медиа на самом деле отвечают моим интенциям. Именно поэтому я специально стараюсь попробовать свои силы во многих направлениях. Это очень естественный процесс, иногда у тебя есть изначальная идея для нового проекта, иногда у тебя есть площадка, куда тебя приглашают для реализации проекта. Тут просто необходимо прийти к решению, какое из медиа в самом сильном виде раскроет суть того или иного места и донесет до зрителей основную идею. Решающий вопрос — вопрос партиципации, привлечения зрителей и окружающих людей в контекст самого события и произведения. В каждом конкретном случае я хочу достучаться до каждого человека. Единственное, чего я никогда не пробовал, — это писать картины, потому что я не умею и у меня нет никакого желания этим заниматься. Слишком долго нужно этому учиться.
С.Ф.: Ты очень популярен в интернете, на многих сайтах можно найти информацию о тебе и твоих проектах. Это далеко не классический путь достижения признания — через выставки, публикации, как это делалось раньше. Как ты сам оцениваешь эту ситуацию глобального художника в виртуальном пространстве?
Ю.ф.Б.: Да, благодаря интернету можно очень быстро стать известным, с музейными выставками это длится намного дольше: у меня еще практически не было выставок и я только начинал как художник, а мои работы уже разошлись по сети.
Когда я устраиваю акцию в публичном пространстве, а потом снимаю и загружаю это в интернет, то получаю доступ к огромной аудитории. Я хочу что-то изменить своим искусством, я хочу делать искусство, релевантное для общества. И для этого мне нужен контакт с людьми, публичное пространство подходит для этого лучшего всего. Я хочу использовать публичное пространство для искусства, нельзя отдавать его на откуп рекламе. Это вопрос будущего, интернет сейчас стал инструментом, позволяющим людям преодолевать такие барьеры. Но важно сохранять баланс и не заниматься бесконечной погоней за славой, выставляя себя постоянно напоказ.
С.Ф.: Чем для тебя является новая объединенная Германия? В своей работе Unfall am Mittelpunkt Deutschlands («Происшествие в центре Германии») ты уже попытался акцентировать внимание на ее смещенном центре.
Ю.ф.Б.: Сам факт того, что мир разделен на какие-то нации, кажется мне интересным, а на одном участке суши может одновременно находиться множество стран. Но абсурдным фактом мне представляется определение границ так называемых национальных государств. Неужели в России лес выглядит иначе, чем где-либо еще? Люди склонны ограничивать себя, и для этого они придумывают такие абстрактные символы, как флаги, гербы и пограничные посты, являющиеся выражением всей страны.
То же самое — так называемый Новый центр Германии, где после падения Берлинской стены было посажено дерево. Мне было интересно переосмыслить этот символ, в котором как бы запечатлена вся страна. Я привез к этому дереву специально подготовленную машину, сымитировал аварию и стал ждать реакции прессы, властей и местных жителей. Автомобиль — еще один символ Германии. Сочетание дерева и машины придало проекту новый смысл, раскрыв сложные взаимоотношения мира природы и мира человека. Дерево представляет собой природный памятник, наделенный хтонической силой. Машина же — сконструированный механизм, триумф рационализма.
Первыми отреагировали полицейские, составившие рапорт о странном дорожно-транспортном происшествии. Они сделали замеры на месте аварии, фотофиксацию, сняли разные показатели, которые помогли бы провести расследование. Попытались определить, с какой скоростью ехала машина, длину тормозного пути и то, как машина вообще смогла попасть в это место. На втором этапе стали выдвигаться предположения, кто мог быть виновником ДТП, какие были его мотивы и где он может укрываться. Но фокус как раз в том, что машину я разбил заранее, ориентируясь на контур ствола вышеуказанного дерева, поэтому само дерево вообще не пострадало, а так как автомобиль я привез на специальной платформе, то соответственно не было ни следов машины, ни тормозного пути, как это обычно происходит при авариях. Каждый, кто оказался вовлеченным в эту историю, делал свои выводы и предположения. История, которую я хотел рассказать, складывается из множества таких отдельно взятых сюжетов.
С.Ф.: Можешь ли ты выделить какие-то наиболее удавшиеся проекты?
Ю.ф.Б.: Какие-то вещи удаются лучше, какие-то хуже. Например, мой самый известный проект, которым имел очень широкий общественный резонанс, — это Fulgurator. Я создал его в самом начале своей учебы.
Fulgurator внешне напоминает фотокамеру, на нем установлен световой датчик, реагирующий на вспышку других камер. Когда кто-то фотографирует что-то со вспышкой, а большинство туристов, зевак или фотожурналистов всегда ее используют, Fulgurator проецирует заложенное в него изображение. Поскольку этот процесс занимает какие-то доли секунды, то он неразличим человеческим глазом, и его в состоянии зафиксировать только объектив фотокамеры. Это изображение обнаруживается только при просмотре только что сделанного снимка, проявке или печати фотографий. Я использовал его в местах скопления туристов или на таких мероприятиях, где много фотожурналистов. Фотографии, документирующие эти акции, или же фотографии, появившиеся вследствие использования моего прибора, были тем решающим фактором, почему информация обо мне в интернете начала распространятся с большой скоростью.
При помощи Fulgurator я смог манипулировать процессом фотографирования других людей. Таким образом, меняя фотографию того или иного общественного события или знакового места, вместе с тем я менял и само общественное пространство и представление о нем. Основным инструментом восприятия мира и пространства, в том числе городского и публичного, являются наши глаза. Когда мы гуляем по улицам и смотрим по сторонам, следя за тем, что происходит вокруг, мы фиксируем и сохраняем в памяти отдельные визуальные образы. Но есть и другой источник информации как об общественном пространстве, так и обществе в целом, — это общее усредненное представление, которое мы получаем из разных медиа. Более того, в результате глобальной цифровой революции и стремительного распространением интернета практически каждый человек стал вносить свою лепту в этот процесс. Речь идет о бесконечном количестве фотографий, сделанных во время отпуска или путешествий. Запечатлении того, что должно быть запечатлено. И для того чтобы усилить общественный статус конкретной вещи, места или события, достаточно просто нажать кнопку. Люди часто делают фотографии, не задумываясь о том, зачем они их делают. Зато потом, пересматривая семейный альбом, каждый будет удовлетворенно демонстрировать свою причастность к важным местам и достопримечательностям. Это создает ложное ощущение, что мы действительно знаем мир.
С.Ф.: Многие твои проекты основаны на использовании передовых технологий. Некоторые свои аппараты ты запатентовал как научные изобретения. Ты часто выступаешь на различных симпозиумах и конференциях, посвященных сближению понятий современного искусства и науки. Ты был первым художником, которого по специальной программе пригласили пройти стажировку в CERN (Европейском центре ядерных исследований) в Швейцарии.
Ю.ф.Б.: В школе я очень увлекался физикой и естествознанием, затем они стали одними из основных источников для моего творчества. Я читаю научные журналы, слежу за последними исследованиями. Многие художники интересуются наукой, многие ученые хотят приобщиться к искусству. Это непросто, потому что искусство и наука сильно различаются, несмотря на то, что у них сходная мотивация и духовная основа. Сами средства и методы, которыми они пользуются, часто не совпадают. И тем не менее, можно создать что-то, что увеличит значимость и одного, и другого, это должен быть релевантный для обеих сторон проект. Я как художник попробовал проникнуть в научный мир, чтобы получить новые импульсы для творчества.
Если художник будет немного лучше понимать науку, а ученый приобщится к искусству, то это пойдет всем только на пользу. Я воспринял это именно так и со временем заметил, что это изменило мое представление о мире. CERN — это одно из таких мест в мире, где производится и утверждается наша реальность. Их научные результаты абсолютны. То, что выходит из лабораторий CERN, и есть истина в последней инстанции. Все, что было до него, можно назвать лишь абстрактными теориями и гипотезами. Оборудование и приборы, которые там установлены, единичны и уникальны. Мне было интересно понаблюдать за людьми, для которых создание нашей реальности — повседневная работа. Они все погружены в какую-то определенную абстрактную область, которая совершенно не поддается логике обычного человека. Несколько месяцев я провел с людьми, которые думают о мельчайших частицах и создают новые суперточные шкалы измерений. Эти знания стали очень важны для моих работ, связанных с гравитаций или движением, и я смог по-другому взглянуть на то, что я делал раньше.
С.Ф.: Ты уже задумывался о том, что в один прекрасный день твои работы подвергнутся музеефикации?
Ю.ф.Б.: Многие работы, которые я делаю, просто невозможно разместить в пространстве музея. Может быть, в работе над другими объектами иногда проскальзывают мысли об этом, но тут важно различить суть самого произведения и понять, насколько полно оно сможет сохранить свою цельность в пространстве музея. Это как раз часто не удается художникам с большим именем. Я бы очень хотел надеяться на то, что многие мои работы будут оставаться важными для окружающих. Я стремлюсь добиться такой формы, в которой значение объекта будет сохранено. Многие слова, тексты, документы, файлы, образы сегодня проходят процесс архивации, для того чтобы в любой момент к ним был доступ. Мы сейчас живем в таком мире, где невероятная масса визуальной, вербальной и звуковой информации, которая обрушивается на нас каждый день, сохраняется. Сохраняется абсолютно все! То, что в прошлом можно было спокойно выбросить и вычеркнуть как неважное, сегодня подвергается тотальной слежке, контролю и фиксации. Искусство тоже всегда играло роль хранилища информации, именно для этого его в свое время и выдумали.
