Всё о премиях

Государственная против частной. Зачем премиям шоу-фактор? Чувак, а где же мой чек? Новые русские премии. Самые щедрые премии. Тернер и Антитернер. Epic fail ГЦСИ и др.

© ИТАР-ТАСС/ Александра Мудрац

«Вы можете мне назвать имя художника, которому присудили “Золотого льва” венецианской биеннале, например, в 2003 году?» — ответила мне Аннет Мессаже вопросом на вопрос, какую роль в жизни художника играют премии. Было понятно, что ответа она не ждет.

Без преувеличения можно сказать, что арт-премии стали главным трендом нулевых. Только в Австралии сегодня существует более 200 премий в области искусства, совокупный призовой фонд которых в 2010 году составил $1 080 500. Впрочем, среди сотен, если не тысяч арт-премий по-настоящему значимых не так уж и много. Одной из наиболее авторитетных считается награда Венецианской биеннале современного искусства — золотая статуэтка льва Святого Марка, которая вручается за вклад искусство, а также присуждается за лучшую работу главного проекта и лучший павильон биеннале. Кроме этого биеннальское жюри присуждает «Серебряного льва» — своеобразный кредит доверия молодому художнику-дебютанту. Не менее знаменита британская премия Тернера (Turner Prize) — самая медийная и самая известная из национальных премий. К этому списку можно добавить существующую с 2000 года общеевропейскую премию Винсента Ван Гога (Vincent Award), номинанты которой выдвигаются международным советом критиков и кураторов; учрежденную в том же 2000-м Ассоциацией международного распространения французского искусства премию Марселя Дюшана (Prix Marcel Duchamp); Hugo Boss Prize, которую поддерживает своим авторитетом фонд Соломона Гуггенхайма.

Самая щедрая

Появление такого количества художественных премий можно было бы связать с арт-бумом, пришедшимся на тучные докризисные годы, если бы премиальная лихорадка не продолжилась и по сей день. Так, в конце 2010 года украинский фонд Виктора Пинчука впервые провел церемонию вручения международной Future Generation Art Prize, призовой фонд которой составляет $100 тыс. Первым лауреатом «самой денежной» на постсоветском пространстве премии стала бразильская художница Синтия Марчелле.

Но даже украинскому олигарху Виктору Пинчуку не сравниться щедростью с таинственным фондом (работает по принципу open call — взнос $50 за участие) из городка Гранд-Рэпидс, штат Мичиган, США. Этот фонд присуждает премию с простым и скромным называнием ArtPrize и общей суммой премиальных $474 тыс. В конкурсе принимают участие тысячи художников, но денежное вознаграждение получают первые десять по результатам зрительского голосования (на сайте или с айфона). Занявший первое место художник получает $250 тыс., второе — $100 тыс., третье — $50 тыс., а с четвертого по десятое — $7 тыс.

Однако американскую ArtPrize решил переплюнуть португальский частный фонд Галуста Гюльбенкяна, учредив в Великобритании приз в размере ₤175 тыс. ($ 275 тыс). Первое вручение этой самой щедрой в перспективе премии должно состоятся в 2013 году. Правда, в данном случае награждаются не конкретные художники, а крупномасштабные региональные художественные проекты, на реализацию которых, собственно, и направляются призовые деньги.

Русские премии

Неудивительно, что премиальный тренд не миновал и Россию. В нулевые годы у нас появилось сразу несколько наград в области искусства, большая часть из которых так и не дожила до нового десятилетия. Премию «Мастер» (2003–2009) вручали современным живописцам и графикам, конкурс проектов «Черный квадрат» (2004–2007) проводился фондом «Арт Москва», а первая корпоративная премия General Satellite и вовсе ограничилась только одним присуждением. Сегодня на всю Россию приходится всего пять премий в области актуального искусства, из которых самые крупные — основанная в 2005 году Министерством культуры РФ и Государственным центром современного искусства «Инновация» (от 100 тыс. до 250 тыс. рублей в зависимости от номинации) и награда от частного капитала, премия Кандинского, учрежденная в 2007 году культурным фондом «АртХроника» (общий призовой фонд 57 тыс. евро).

Есть еще лишенная пафоса первых двух, но тем не менее значимая премия «Соратник», которую присуждают художники коллегам по цеху. В новом же десятилетии русское современное искусство приросло сразу двумя новыми премиями. В феврале 2011 года критик и обозреватель газеты «Коммерсантъ» Валентин Дьяконов впервые объявил лауреатов своей личной премии (вручающейся в виде завтрака, обеда и ужина для победителей за счет учредителя), которая была присуждена молодому художнику Саше Повзнеру и классикам Аркадию Насонову и Виктору Скерсису. А в апреле 2011-го на церемонии открытия выставочной площадки Приволжского ГЦСИ (расположенный в отреставрированном здании нижегородского Арсенала) своего героя (вернее, героиню) нашла общественная премия «Кариатида» (30 тыс. рублей), учрежденная в память ушедших кураторов и пионеров русского арт-менеджмента Ольги Лопуховой и Любови Сапрыкиной. «Кариатида» мыслилась создателями как «премия для поддержки лучших российских инициатив в области современного искусства, осуществляемых женщинами», а ее первым лауреатом стала куратор Анастасия Шавлохова, запомнившаяся по программе для молодых художников «Старт» на «Винзаводе».

Под копирку

Образцом для подражания для многих «начинающих» премий в области современного искусства является английская Turner Prize, инициатором создания которой в начале 1980-х выступило Общество патронов нового искусства (PNA) во главе с директор галереи Тейт Аланом Боунессом. Основной функцией Общества было приобретение современного искусства в коллекцию Тейт, и премия задумывалась как инструмент для определения того, кто из живущих художников достоин еще при жизни попасть в музей и стать частью истории искусства.

Рождение Turner Prize было ознаменовано скандалом — многим британским арт-критикам показалось кощунственным решение патронов нового искусства присвоить премии имя английского живописца XIX Уильяма Тернера. Впрочем, скандал быстро сошел на нет после того как энтузиасты премии нашли себе оправдание в завещании художника, который просил потомков учредить золотую и серебряную медали имени себя и присуждать ее за успехи в пейзажной живописи. Первое вручение премии состоялось в 1984 году, но лишь к концу 1980-х организаторы «Тернера» удосужились сформулировать кредо премии: защита и продвижение современного искусства в обществе и поддержка молодых художников. В 1991 году генеральным спонсором премии стал телеканал Channel 4, который превратил узкопрофессиональную премию в реалити-шоу, за которым следит вся нация.

Шоу «Тернера» продержалось на телевидении все 1990-е, благо современное искусство давало огромное количество поводов для скандалов и пересудов. Так, в начале 1990-х K Foundation (фонд, основанный музыкантами невероятно популярной группы KLF Биллом Драммондом и Джимми Коти) учредил «Антитернера» — премию худшему художнику Британии, которого выбирали из шорт-листа самой Turner Prize. В 1993 году победителем «Антитернера» стала получившая также и настоящего «Тернера» художница и скульптор Рейчел Уайтрид, раздавшая призовые деньги нуждающимся художникам. В 2001-м ведущая церемонии вручения очередной Turner Prize Мадонна (певица, а заодно и коллекционер современного искусства) позволила себе (видимо, от восторга) в прямом эфире несколько матерных словечек по поводу политкорректности. Год спустя заместитель министра культуры и спорта Ким Хауэлс охарактеризовал увиденное на выставке номинантов премии искусство как «концептуальное механическое дерьмо».

Государственная vs частная

В России предтечей «Инновации» была Государственная премия в области литературы и искусства, присуждаемая и по сей день. В положении о ее учреждении четко прописано, что награда присуждается «за вклад в искусство». Впрочем, нигде не уточняется, в чем конкретно выражается этот вклад. В 1990-е Государственную премию вручали и за коллекцию одежды «из массовых видов мехов», и за декоративные произведения из цветного стекла, а в нулевые главной, по сути, художественной наградой страны была отмечена деятельность продюсера, режиссера и арт-директора детской телепередачи «Смешарики». На фоне подобных лауреатов нонконформист Франциско Инфате, получивший Госпремию в 1996 году, или лауреат 2000 года Андрей Логвин выглядят аномалиями. О том, что лауреатство Инфанте было скорее игрой случая, говорит даже тот факт, что номинированный на государственную награду Илья Кабаков, в чьем вкладе в отечественное и даже зарубежное искусство сомневаться не приходится, Госпремию так и не получил. Впрочем, идеологический кризис Госпремии — вещь вполне закономерная: сама идея государственного поощрения художеств уже давно непопулярна в мире, а у нас до сих пор даже не сформулирована.

Так, в 1998 году прекратила свое существование национальная Grand Prix Франции в области искусства. Решение французского министерства культуры об упразднении премии вовсе не было связано с идеей экономии на культуре, которая, кажется, сегодня восторжествовала в умах французских чиновников-саркозийцев. Сама идея официального искусства, искусства, связанного с идеологией государства и поощряемого за это, перестала существовать как таковая. Сегодня функцию Grand Prix — поощрять за вклад в искусство — выполняет комитет, каждые два года избирающий художника, достойного выступить в павильоне Франции на Венецианской биеннале.

Большинство появившихся за последние десять лет на Западе премий были учреждены по частной инициативе. Причем первенство в этом деле принадлежало крупным компаниям вроде Cartier, Pernod Ricard или Hugo Boss, давно понявшим, какой полезной для корпоративного имиджа может быть филантропия.

Но это на Западе. А в России появление государственной «Инновации» стало символом того, что государство, наконец, в полной мере признало такую еще двадцать лет назад маргинальную сферу культуры, как современное искусство. К тому же если частная премия Кандинского присуждается исключительно художникам (в трех номинациях — «Проект года», «Медиа-арт. Проект года» и «Молодой художник. Проект года»), то направленная на то, чтобы продвигать современное искусство процессуально, «Инновация» поощряет кураторов и критиков, а также поддерживает региональные инициативы и молодых художников. Впрочем, премия Кандинского взяла на себя не менее важную функцию — пропагандировать отечественное искусство в мире; в рамках этой миссии уже прошли выставки номинантов премии в Риге, Берлине и Лондоне.

Наши проблемы

Обе наши ведущие премии — государственная «Инновация» и частная премия Кандинского — мыслятся как национальные, при том что сам феномен современного искусства не имеет подобных границ. Как ни странно, в судьбе потенциального номинанта как на «Инновацию», так и на «Кандинского» до недавнего времени негативную роль могло сыграть гражданство. Так, несколько лет назад премией Кандинского была отклонена заявка на участие в конкурсе Сергея Браткова — по причине того, что художник является гражданином Украины. Автор «Истории российского видеоарта», живущий постоянно в России историк искусства Антонио Джеуза не смог стать номинантом «Инновации» тоже по причине отсутствия российского гражданства. Но именно этот алогизм российских премий не так давно подвергся корректировке — во всяком случае менеджеры «Инновации» стали более снисходительны к тому, какого цвета обложка паспорта у потенциального номинанта. Именно это дало возможность Антонио Джеузе в этом году не только принять участие в конкурсе, но и стать его победителем в номинации «Теория, критика, искусствознание».

Еще одна очевидная проблема наших премий — ротация жюри. Если большинство зарубежных премий производят смену состава жюри ежегодно, то наши делают это довольно неохотно, предпочитая к тому же в последнее время статусных иностранцев отечественным экспертам.

Церемония награждения нередко становится моментом истины и как лакмусовая бумажка проявляет проблемы нашего сообщества, в числе которых, наверное, первое место занимает его инертность. Инсайдерские сведения с заседаний экспертного совета «Инновации»: рассматривая заявки, члены совета каждый раз обсуждают замечательные проекты, которые почему-то никто не додумался подать на премию. Антонио Джеуза признался: «В этом году, например, на “Инновацию” не были представлены проекты Константина Звездочетова, Дмитрия Гутова, Александра Бродского, Анны Ермолаевой — художников, которые выставляли довольно сильные проекты». Еще один инсайд: самыми активными подателями заявок на премии являются галереи и музеи, которые чаще всего номинируют своих художников и свои же проекты.

Вопреки уверениям организаторов, «Инновация» и премия Кандинского все-таки конкуренты. Но главная интрига наших премий заключается не только в этом: в обоих шорт-листах нередко оказываются художники (Павел Пепперштейн, Николай Полисский, Ирина Корина, Полина Канис и др.) и работы, уже претендовавшие на премию-конкурента, но не получившие ее.

Война против...

Но все проблемы наших премий меркнут перед казусом «Войны», который стал для государственной премии «Инновация», вернее, для учредителей премии — чиновников ГЦСИ и Минкультуры — просто настоящим epic fail. В этом году среди претендентов в главной номинации «Произведение визуального искусства» оказалась группа «Война» со своим opus magnum «Х.. в плену у ФСБ».

Задним умом, уже приняв заявку, государственные чиновники осознали, что оказались в неловкой ситуации — собственными руками им в перспективе пришлось бы премировать людей, которые выступают резко «против» как самой власти, так и ее носителей. Поняв это, ГЦСИ попыталось в последний момент снять «Войну» из шорт-листа, мотивируя это тем, что члены группы не подтвердили письменно своего согласия на участие в конкурсе. После этого последовал общественный скандал (а часть номинантов заявила о том, что готова отозвать свои проекты из конкурса, если туда не будет допущена «Война»).

На протяжении всей истории ГЦСИ крайне неудачно пытался манипулировать общественным мнением и передергивал факты, что, впрочем, закончилось триумфальным возвращением «Войны» сначала в шорт-лист премии, а потом и ее получением. Эта история стала доказательством того, что разрозненное художественное сообщество в некоторых случаях все же способно на консолидацию и сопротивление очевидной несправедливости, а также свидетельством непоколебимости нашего чиновничьего аппарата — ведь после таких провалов, если ссылаться на опыт европейских правительств, надо уходить в отставку.

Шоу-фактор

Еще одной особенностью российских премий по искусству стало обязательное шоу, которое организаторы выдают за церемонию вручения. Москва — это вам не Париж, где премия Марселя Дюшана вполне буднично вручается в один из дней работы ярмарки FIAC, и не Венеция, где «Золотых львов» биеннале получают также буднично, без пространных монологов и исключительно в компании журналистов. Московский размах мероприятий даже нельзя сравнить с церемонией вручения Turner Prize, которую нередко называют «отвязной вечеринкой в доме скучной тетушки». Цирковые и музыкальные номера на церемонии вручении «Инновации», известные актеры или шоумены в качестве ведущих, с трудом считывающие с бумажки имена лауреатов, перформансы звезд мировой арт-сцены вроде Марины Абрамович на вручении премии Кандинского — все это особенности русских арт-премий.

Почему в России возобладал шоу-фактор? «Подобный формат церемоний, по сути, далек от мира современного искусства, — считает куратор Антонио Джеуза, — но организаторы премий нуждаются во внимании, потому что нельзя сказать, что у русских премий уже есть то, что можно назвать престижем. Церемония становится формой рекламы премии, к тому же в России можно привлечь внимание только количеством VIPов на мероприятии. Нередко спонсор, выделяющий средства на подобные церемонии, не интересуется ни подробностями проекта, ни художниками которые примут в нем участие, но расспрашивает, каких VIP-персон возможно заполучить на открытие».

Премии, для кого они?

Способствует ли получение премии капитализации художника и что именно получает победитель — символический капитал или же просто чек на более или менее крупную сумму? Получая в 1998 году Turner Prize, художник Крис Офили оборвал торжественные речи шутливым, но циничным вопросом: «Чувак, круто, а где мой чек?». Другой лауреат главной английской премии Грейсон Перри как-то заметил: «Меня постоянно спрашивают, как изменила премия Тернера мою жизнь. Теперь я хожу на самые крутые вечеринки, но все еще не понял, много ли она значит для моего статуса в искусстве. Растут цены на мои работы или нет — зависит скорее от качества моих работ и от мест, в которых я выставляюсь». От других художников, вроде уже цитировавшейся Аннет Мессаже, я не раз слышала выражение сомнения в том, что премии имеют какое-либо значение для художественной карьеры.

Впрочем, позволить себе говорить такое могут разве что уже сложившиеся авторы, поощренные за пресловутый «вклад в искусство». В жизни молодых художников премия действительно может сыграть большую, если не решающую роль. Собственно, большинство международных премий, вроде премии Марселя Дюшана, Prix Fondation d’Entreprise Ricard и даже премии Тернера ориентированы именно на поддержку молодых талантов (критики Turner Prize даже не раз упрекали ее организаторов в том, что награда обошла безусловных классиков английского искусства — Генри Мура, Фрэнсиса Бэкона и Люсьена Фрейда). Подтверждений этому множество. Художник Андрей Кузькин, получивший в 2009 году «Инновацию» в номинации «Новая генерация» фактически за свою дебютную работу — акцию «По кругу» — не сомневается, что победа благоприятно отразилась на его артистической карьере: «Во-первых, мне дали денег, на которые можно было какое-то время заниматься искусством, не задумываясь о заработке, — признается он. — Во-вторых, Ольга Лопухова (тогда арт-директор галереи АРТСтрелка-projects) продала две или три копии видео с документаций акции «По кругу», и меня стали чаще приглашать принять участие в других проектах. В общем, в моем случае получение премии вполне сработало как пиар моих работ и меня как художника».

Но даже если молодой номинант так и не становится лауреатом, он вполне может рассчитывать на то, что премия станет его трамплином к славе или рыночному успеху. Так случилось с Трейси Эмин, работа которой «Моя постель» хотя и не получила Turner Prize, но сделала художницу известной, или с Олегом Доу, дебютировавшим на первой выставке номинантов премии Кандинского и сразу же после этого нашедшим своего галериста и своих покупателей. И важное отличие зарубежных премий от их российских аналогов — многие премии продвигают своих лауреатов в музеи. Так, победителю Prix Marcel Duchamp дополнительно выделяется €30 тыс. на организацию персональной выставки в Центре Помпиду, а работа лауреата Vincent Award попадает в коллекцию Стеделейк Музеума в Амстердаме.

Вместо заключения

И все же какую роль играют премии в инфраструктуре современного искусства? Лауреат трех российских арт-премий («Инновации», премии Кандинского и «Соратника») художник Вадим Захаров считает, что «одной из основных задач любой премии является диагностика состояния культуры за некий короткий промежуток времени. Премия “Инновация” — государственная премия, и я как бывший член экспертного совета могу сказать, что в основе премии — широкий осмотр и анализ состояния современного искусства за год. Мне приходилось знакомиться с сотнями работ и проектов со всех регионов России. Эта была уникальная работа для меня и для всех членов экспертного совета. Многое видишь яснее, особенно появление новых тенденций». Антонио Джеуза указывает на социальное и пропедевтическое значение премий: «Отдельному художнику премия дает лишь 15 минут славы, в России даже, наверное, 15 секунд. Но современному искусству в целом она дает значительно больше. Лично я выступаю за премии, потому что современному искусству в России нужна реклама, нужна помощь, нужно защищать и поощрять хорошее искусство и делать так, чтобы люди, наконец, начали ходить на выставки».

Но возможно ли ответить на самый скользкий вопрос: какая из отечественный премий, по мнению самих художников, на сегодняшний день является самой значимой? Как ни странно, между государственным признанием и частными деньгами художники выбирают скромную премию «Соратник» размером в 101 доллар однодолларовыми купюрами (вручается в трехлитровой банке). «Интриги и грязь появляются там, где на нас, как на лошадей, делают ставки другие, — считает Вадим Захаров. — В основном их проигрыши и амбиции и являются негативной стороной любой премии. Обратите внимание: в премии «Соратник» никогда ничего подобного не было. Там оценивают и выбирают художники, и я горд тем, что один раз был призером именно этой премии».