Автор умер, но дело его живет
Прошедшая в Московском музее современного искусства выставка коллективного автора Комар & Меламид, задуманная как ностальгическая ретроспектива, оказалась актуальна как никогда. ММОМА дождался момента, когда ироничные шалости художников, их отвязные акции будут снова злободневны, и станет очевидно, сколько давних прогнозов тандема сбылось. Ирина Мак вспомнила некоторые из них.
Комар и Меламид. Художник. 1972. Картон, масло. Частное собрание. Courtesy Московский музей современного искусства
Сталина в жизнь
За десять лет до создания серии «Ностальгический реализм» (1982–1983), апеллирующей к соцреализму со знаком минус (вместо яркого света — мрачные, á la Караваджо, холсты, вместо бравурных восторгов — доходящая до эротики таинственность), Комар и Меламид сделали «Двойной автопортрет» (1972). Тондо в стилистике канонического мозаичного портрета Ленина — Сталина было обращением к запретному прошлому: имя Сталина в застойные годы изъяли из учебников. Александр Меламид, впрочем, помнил и другое: «Когда умер вождь, мне было семь, и дома по этому поводу все страшно напились».
Оригинальный «Двойной автопортрет» был уничтожен «озеленителями» 15 сентября 1974 года во время «Бульдозерной выставки», и на выставке висит авторское повторение работы, сделанное в 1984 году. А злодея вернули в обращение в перестройку, когда Комар с Меламидом были уже давно в Штатах (они уехали из Союза в 1978-м). В либеральные времена имя вождя склоняли исключительно в негативном контексте — в связи с репрессиями и прочими преступлениями. Но вернувшись в официальную историю, вождь остался на слуху и постепенно вернул себе миллионы затаившихся на время поклонников.
Если в начале нулевых формула «Сталин — эффективный менеджер» казалась немыслимой, то сейчас его чаще упоминают с эпитетом «великий». Имя его вернули даже в архитектурное оформление исторических станций метрополитена — Курской-кольцевой и Киевской Арбатско-Покровской линии, таким образом легитимировав. Но явно ненадолго, потому что для таких случаев существуют Комар и Меламид.
Курение — тьма
Коллективный автор Комар & Меламид родился в 1972-м, вместе с сочиненным Виталием Комаром, Александром Меламидом и Владимиром Паперным и размноженным на машинке «Манифестом соц-арта», и прожил до 2004-го, когда тандем распался. Но в отсутствии в России — и невозможности привезти сюда из США — многих их ключевых вещей кураторы выставки Андрей Ерофеев и Иосиф Бакштейн показали источники совместного творчества — несколько вещей, сделанных индивидуально. И среди них «Курительная комната» (1966) Виталия Комара, где в замкнутом, безвоздушном, как у де Кирико, пространстве заперты почти мондриановские человечки, а урны, расставленные вдоль стен, очень напоминают кладбищенские, для праха. Эта работа участвовала, среди прочих ранних вещей, в открывшейся 18 ноября 1967 года в кафе «Синяя птица» выставке «Ретроспективизм».
Кафе было, как сегодня сказали бы, культовым, дотянувшим до заморозков фрагментом оттепели, и именно там случилось первое явление Комара и Меламида народу.
Курили в «Синей птице» везде. Тогда вообще курили везде, поэтому непонятно, откуда взял 24-летний выпускник Строгановки эту изолированную курительную комнату — не придуманную королевой Викторией smoking room, куда джентльмены удалялись, чтобы выкурить в отсутствие дам сигару, а скорее провонявшую никотином курилку в современном аэропорту, отсылающую к «Прогулке заключенных» Ван Гога, по мнению автора опубликованной к выставке монографии «Комар и Меламид: сокрушители канонов» Кирилла Светлякова.
Это сегодня курильщики становятся заключенными в smoking areas и пленниками похоронных ассоциаций на сигаретных пачках, а во времена создания картины курили не то что в аэропортах, но даже и в самолетах, курили звездные герои и героини американских фильмов, и прилетевшая в ФРГ Ханна Арендт, давая местному телевидению свое знаменитое интервью, дымила в камеру, не выпуская сигареты изо рта.
Больше ни слова
Картина «Не болтай!» (1972) — разумеется, отсылка к одноименному плакату Нины Ватолиной и Николая Денисова 1941 года, который, как нам кажется, мы помним (там есть еще сочиненная Самуилом Маршаком стихотворная надпись-предостережение: «Будь начеку. В такие дни подслушивают стены. Недалеко от болтовни и сплетни до измены»).
Но на плакате изображена женщина, а тут — мужчина с пародийно сдвинутыми к переносице бровями, и да, тоже прижавший в предупреждающем жесте палец к губам. С одной стороны, очередная, пока вполне невинная, мистификация в стиле Комар & Меламид, но с другой — если смотреть с позиций нынешней реальности — вполне считываемое предупреждение о репрессивных законах, принятых в последний год в России против свободы слова, и напоминание об уголовных делах, которые «шьют» людям за посты в социальных сетях.
Цветы жизни
«Дружба народов!» (1973–1974) из собрания Екатерины и Владимира Семенихиных, поврежденная, но выжившая на «Бульдозерной выставке», — с одной стороны, конечно, пародия на плакаты, призывающие к братству и равноправию, с другой — намек на пришельцев из других миров. Тема была в те годы исключительно популярной у фантастов и, соответственно, у читателей. Двухголовый автор смеется и над теми, и над другими, поэтому представители трех рас раскрашены не в стандартные для подобных плакатов белый (европеоиды) — черный (негроиды) и желтый (монголоиды) цвета, а в зеленый, синий и красный.
На этом можно было бы и закончить, если бы не реклама бренда Benetton, вызывающая очевидные ассоциации с этой работой. Фирма, между тем, возникла только в конце 1960-х, Комар с Меламидом, жившие в закрытой стране, в начале 1970-х о ней вряд ли слышали, да и сама эта рекламная кампания, основанная на многоцветной палитре, появилась только десятилетия спустя, когда небывалое разноцветие стало повседневным в рекламе модной индустрии.
Диссидентов — в бренды
Чрезвычайно смелая для круга либерально мыслящих художников в СССР программная работа «Встреча А. Солженицына и Г. Белля на даче М. Ростроповича» (1972) кажется написанной здесь и сейчас, настолько мы привыкли к тому, что Солженицын и Ростропович в современной России — бренды. Можно даже сказать, один бренд — и этого, конечно, никто в 1970-е годы представить себе не мог.
Пребывание на даче виолончелиста было к тому моменту уже описано Солженицыным в «Бодался теленок с дубом», и выдающийся немецкий писатель Генрих Белль действительно бывал и издавался в СССР. И в самом деле встречался с Солженицыным — только не на даче, а на московской квартире писателя. Более того, с Беллем был хорошо знаком Александр Меламид — его мама, знаменитая переводчица Людмила Черная, переводила на русский язык романы немецкого писателя.
Но никто тогда не мог предвидеть, что в 1974 году Солженицына вышлют из СССР и что из франкфуртского аэропорта его повезут в гости к Беллю, чей домик под Кельном станет первым зарубежным пристанищем автора «Архипелага ГУЛАГ». Ни Комару, ни Меламиду не могло прийти в голову, что Солженицын и Ростропович вернутся и останутся, что в центре Москвы поставят и тому, и другому памятники, а в честь первого еще и переименуют Б. Коммунистическую улицу (о чем живущие на ней москвичи не перестают сожалеть).
А что нравоучения Солженицына не могут не набить оскомину, в работе очень видно. «Я не любил все это неофициальное, диссидентское искусство», — говорит Меламид, явно подразумевая и литературу. Нелюбовь была взаимной — изобретенный Комаром и Меламидом соц-арт вызывал поначалу недоумение в среде либеральной интеллигенции. Некоторым, как пишет Кирилл Светляков, «основоположники соц-арта казались чуть ли не агентами КГБ». Зато теперь все стало на свои места.
Правду в рот
К серии фотографий, документирующих акцию «Съедение “Правды”» (1975), на которой художники пропускали через мясорубку газету «Правда» и делали из нее котлеты, на нынешней выставке добавились специально изготовленные «Биточки прессные» (оригинальный объект 1975 года хранится в музее Зиммерли в США) и видео, на котором жена Александра Меламида (в кадре ее руки) прокручивает в мясорубке газетные полосы, смешивает их с яйцами, луком, петрушкой, лепит котлеты, обваливает их в муке и жарит.
Понятно, что аллюзия на малосъедобные «котлеты из бумаги» в советских столовках сегодня утратила актуальность. А российскую бумажную прессу в либеральные 1990-е и даже нулевые стало возможно употреблять и по прямому назначению — не в виде пищевой добавки и не в сортире, а именно что почитать. Для «почитать», впрочем, газета «Правда» никогда не годилась, но в 1992 году она прекратила свое существование. Куратор выставки в ММОМА Андрей Ерофеев признается, что для повторения акции ему посоветовали замену истлевшей «Правде» — «Комсомольскую правду», которой, дескать, можно верить так же, как «Правде» в давние времена.
Древности в новости
Проект «Раскопки на Крите. Около 30 000–10 000 лет до н. э.» (1978) — лучшая история, придуманная Комаром и Меламидом за время их недолгого пребывания в Израиле. История, предвосхитившая, с одной стороны, нынешний вал фейковых новостей, а с другой, — пафосные увлечения теперешней российской элиты.
«Художники инсценировали раскопки некой доисторической цивилизации, — описывает монография Светлякова эту работу. — В числе “находок” оказались скелет минотавра, скелеты Homo Cubus — кубического человека, Homo Tetrahedron — тетраэдрального человека и Homo Octahedron — восьмигранного человека, а также мраморная табличка с надписью линейным письмом “Б”, которую можно расшифровать как “И я в Аркадии был”». Единственное, что в этой работе было действительно настоящим, — человеческие кости. «Мой двоюродный брат Алик Гольдфарб, — вспоминает Александр Меламид, — известный диссидент, а по профессии биолог, заказал из Индии кости. И их прислали». В газетах было указано, что это художественный проект, но читатели все равно слали вопросы: что откопали, где? После этой мистификации как-то легко поверить, что осколки амфоры, обнаруженные главой нашего государства на дне Черного моря, тоже лежали там с античных времен.
Каждому по зиккурату
Полиптих «Небоскреб» из серии «Анархический синтетизм» (1986–1987), где в пять ступеней зиккурата вписан некто с детским телом и чайником на голове, сидящий голой задницей на бюсте Сталина, нельзя воспринимать в отрыве от всей серии, где одна картина дополняет другую.
Но, с другой стороны, невозможно отделаться от мысли, что конструкция, изображенная почти 30 лет назад, — предвестник современности в ее российском изводе, тренд, проявившейся не только в достроенном, наконец, исполинском небоскребе на Долгоруковской улице в Москве, но и в конструкциях строительных лесов, выросших на Красной площади пару лет назад. Это было связано с ремонтом Спасской башни. Понятно, что такие же леса выстраивают вокруг всех башен Кремля (и не только Кремля), но Спасская выходит на главную площадь страны и имеет несопоставимое с другими политическое и историческое значение. Запертая в многоступенчатую конструкцию, она отвечает другой многоступенчатой постройке площади — мавзолею, сообщая зиккуратному стилю государственную важность.
Сделать страшное смешным
В мае 1992 года Комар и Меламид обратились к эстетствующему человечеству с призывом спасти советские памятники монументальной пропаганды. Их текст, опубликованный в журнале Artforum, единственный, вкупе с одноименным проектом, вызывает приступ острой ностальгии — но не по советским, а по ранним постсоветским временам, когда сняли с постамента символ репрессивного государства — «Железного Феликса», и казалось, что счастье близко: вот-вот и Ленина на Калужской площади снесут, и мавзолей опустеет…
Смахнув слезу умиления, стоит все же почитать этот текст. «Сегодня любое усилие по спасению в России памятников в стиле социалистического реализма, без сомнения, будет расценено как попытка сохранить тоталитарные устои, — пишут в нем авторы. — Мы предлагаем не поклоняться этим памятникам и не уничтожать их, но творчески взаимодействовать с ними — оставить их на своих местах и посредством искусства интерпретировать как уроки истории». Золотые слова! Но извлекать из истории уроки — не наш жанр. Поэтому идея «превратить Москву в фантастический сад “посттоталитарного” искусства», о которой мечтали отцы соц-арта, пока так и не претворена в жизнь. А какие были идеи, с которыми откликнулись на призыв Комара и Меламида художники! Да и сами Комар и Меламид, предложив добавить к надписи на мавзолее Ленина всего три буквы «изм», превратили бы тем самым памятник истории и архитектуры в могилу теории и практики ленинизма. А Джозеф Кошут предложил устроить в каком-нибудь парке инсталляцию из пустых пьедесталов от статуй Ленина. А Игорь Шелковский придумал «Кладбище монументов»…
Ростислав Лебедев предлагал вернуть «Феликса» на место, соорудив под его ногами вечный огонь, в котором тот бы жарился — пусть не по-настоящему, но хоть так. И этот проект, кстати, отчасти реализован. Памятник, конечно, не вернули — он так и пылится в «Музеоне», но акционисту Петру Павленскому удалось поджечь расположенную в двух шагах от бывшего памятника дверь.
Действительно же реализовать проект смогли в красноярском Музейном центре «Площадь мира», открытом в 1987 году как Красноярский филиал Центрального музея В.И. Ленина — тринадцатый по счету и последний из созданных в СССР. На XII Музейной биеннале в Красноярске зрителям продемонстрировали, что можно сделать со статуями, от которых невозможно избавиться. Можно, как выяснилось, повернуть Ленина носом в угол — чтобы указывал тупиковый путь.
