Ребенок вместо кисточки
Мой сын и текущий соавтор Лев временно не присутствует под боком, а дочь и будущий соавтор усиленно колошматит в этот самый бок изнутри, заставляя вновь и вновь задаваться вопросами: «Как изящно совместить детоводство с какой-никакой социально-трудовой деятельностью?» и «Как это делают другие?». Признаться, особое любопытство вызывает у меня опыт родителей-художников: во-первых, их обыденная жизнь зачастую больше сращена с работой, чем у простых смертных; и во-вторых, труд их предполагает медийность, — а что приносит рекордное количество «лайков» и виртуальных поглаживаний по головке, если не образы потомства? Искушение велико и, казалось бы, «внедрение» детей в произведения искусства неизбежно приводит к успеху. Но каков масштаб «бедствия»? И насколько цинично «манипулируют» художники собственными отпрысками?
КвеКулик (Зофья Кулик и Пшемыслав Квек). Из проекта «Активные занятия с Добромежем». 1972–1974. Фотография. Источник: www.undo.net
Впервые идея составить некий перечень работ, в которых современные художники так или иначе «эксплуатируют» собственных детей, возникла у меня больше года назад, когда по интернетам начали с удивительной интенсивностью курсировать снимки, сделанные финкой Адель Энерсен, на которых была запечатлена всего лишь ее спящая дочь-младенец, но «задники», состряпанные из одеял, подушек, халатов, прищепок и материнского чувства композиции, превращали безмятежные детские посапывания в похождения и приключения. Правда, автор «Дневных снов Милы» вовсе даже не художник, а копирайтер и дизайнер-рекламщик, к тому же, по ее словам, Энерсен публиковала все это великолепие в блоге скорее для родных и близких, чем для публики. Блог — не галерея, но тема наклюнулась. Кстати, весной 2012 года снимки появятся в виде книжки When My Baby Dreams, а летом будет выпущен календарь на 2013 год.
Не щадя живота своего
Понятно, что начинать «внедрять» ребенка в собственное искусство можно задолго до того, как он появится на свет, когда он еще мирно плещется в околоплодных водах. В 1970-х годах пристальное внимание собственной беременности уделила британская художница-параконцептуалистка (хорошо прижившееся самоназвание) американского происхождения Сьюзан Хиллер, известная московскому зрителю по работе «Свидетель» на 4-й Московской биеннале (темная комната, синяя подсветка, с потолка свисают сотни динамиков, похожих не то на капли воды, не то на космические объекты, в каждом звучит рассказ какого-либо очевидца, повстречавшего на своем жизненном пути НЛО). В 1976–1977 годах Хиллер фотографировала свой постепенно увеличивавшийся живот и вела дневники, фиксировавшие происходившие с ней внешние и внутренние изменения.
Итоговая работа «Десять месяцев» представляет собой десять поделенных на «соты» листов, лесенкой спускающихся слева направо (чем больше срок беременности, тем ближе плод к земле). На каждом листе — 28 ячеек, соответствующих дням лунного месяца, в каждой ячейке — новый черно-белый «фотопортрет» живота. Под каждым из листов — выдержки из дневников, отражающие, в частности, конфликт между ролями женщины-родительницы и представителя арт-среды. Вот, например, шесть месяцев: «Она (как женщина) говорит обо всем, хотя им бы хотелось, чтобы она говорила только о женском. Им нравится, когда она говорит обо всем, только если она говорит не “как женщина”, только если она заранее согласится играть роль художника как нейтрального (среднего рода) наблюдателя <…> Как женщина она не может говорить».
Теперь это может показаться странным, но в далекие 1970-е работа была в состоянии épater les bourgeois: все эти материнские размышлизмы казались слишком «низкой» темой для приличного выставочного пространства. К чему, вроде бы, вспоминать дела столь давно минувших дней? Однако именно сейчас работы Хиллер стали заметным фактом мировой художественной жизни. Кажется, первая ее серьезная ретроспектива прошла в апреле — мае 2011 года в лондонской галерее Тейт.
Практически одновременно с «Десятью месяцами» появляется серия коллажей Post-Partum Document (1973–1979), созданная другой художницей-феминисткой, активисткой Мэри Келли. Началось все тоже с беременного живота (Antepartum): на черно-белом видео можно наблюдать внутриутробные шевеления ребенка и руку художницы, поглаживающую живот. Но эта часть стала всего лишь прологом к масштабному проекту, продолжавшемуся несколько лет — с того момента, как сын художницы появился на свет и до того, как он, по ее словам, «сам стал автором», научившись подписываться собственным именем. Первые три части проекта были показаны в 1976 году в Институте современного искусства в Лондоне, и, естественно, заставили таблоиды возмущаться (еще бы — художница использовала испачканные подгузники), а концептуалистов — призадуматься. Из года в год Келли собирала и систематизировала артефакты, наполняющие ежедневную совместную жизнь с ребенком: содержимое (отпечатки) уже упомянутых памперсов (с подробным перечнем съеденного накануне), постепенно увеличивающиеся распашонки, первые каракули на чем придется. Все эти «предметы материальной культуры» художница снабжала графиками, диаграммами и выдержками из психоаналитической литературы, иллюстрировавшими идею постепенного (и весьма для матери болезненного) отделения ребенка. При этом здесь художница сознательно отказалась от использования видео или детско-материнских фотографий.
Сначала Келли задумывала Post-Partum Document как социологическое исследование отношений матери и ребенка, но почувствовала необходимость в эмоционально-психологической составляющей: она не хотела, чтобы это была просто история о домашнем труде. Казалось бы, фотографии из семейного архива располагают к вчувствованию куда больше, чем то, что с аккуратистским занудством развешивает по стенам художница. Однако пустоту на месте образов матери и ребенка заполняют собой зрители. Келли старается выстраивать экспозицию таким образом, чтобы пространство само по себе было нарративным, чтобы посетители оказывались внутри «психологического времени» художницы, на ее месте, становились, по ее собственным словам, «суррогатами» отсутствующего тела. Насколько она добивается своего — вопрос спорный. Во всяком случае, один прекрасный арт-критик мужского (что, конечно, немаловажно) пола признавался, что погрузился в историю только благодаря тому, что экспозицию ему показывала сама художница, разъяснявшая, что есть что, своим обволакивающим голосом: «А так бы обежал все за две минуты».
Как и в случае с Хиллер, интерес к давним работам художницы с годами только растет. Последний раз проект Post-Partum Document выставлялся в стокгольмском Музее современного искусства в октябре 2010 года.
Рождение шедевра
Любопытно, что в одном из интервью второй половины 2000-х Мэри Келли, объясняя, почему Post-Partum Document не мог бы быть видеопроектом, говорит о музеях как о последнем прибежище настоящей экспериментальной работы. По ее словам, своеобразная «отсталость» музеев от времени играет художнику на руку: здесь сохраняется «реальное» время в противовес поглотившему все и вся «виртуальному», и инсталляция, собранная из множества различных предметов и документов, находящихся здесь и сейчас, гораздо «действеннее» любого кино.
Марни Котак, осенью прошлого года решившаяся публично родить «ребенка X» в бруклинской Microscope Gallery, как будто продолжает линию, начатую Келли. С одной стороны, вроде бы акцент в этой истории перемещен на сам процесс родов, состоявшихся 25 октября, но с другой, кто их видел-то, эти роды? Сколько человек? — до сих пор толком неизвестно. Вроде бы есть видеодокументация, но она пока недоступна (будет на следующей выставке). Зато множество людей побывало в «гнездышке», свитом Котак, да и снимки с места событий дают некоторое представление о той насыщенной материальной среде, с которой имели дело художница, отец ее ребенка и зрители в течение последнего месяца беременности главной героини: надувной бассейн, фитнес-мяч, миллион бессмысленных подушек и постеров (в том числе с обнаженной беременной художницей), комод, ширма, часы, кровать, кресло, пледы, микроволновка, пухлая настольная лампа, стеклянный ящик с техасской землей... Интересно, что на сайте галереи проект представлен именно фотографиями инсталляции и подробным списком составляющих ее элементов. Симптоматично (в смысле преемственности по отношению к Келли) и то, что Котак уже заявила о запуске проекта «Воспитание ребенка X».
Отцы и дети
Как известно, мужчины рожать не могут, и некоторые из них изрядно фрустрированы этим досадным обстоятельством. Причем с развитием общества, по мере того как женщины что-то там отвоевывают, фрустрация эта, по-моему, растет. Я вообще недоумеваю, почему в психоаналитической литературе наряду с термином «комплекс кастрации», кажется, до сих пор нет чего-нибудь вроде «комплекса отсутствия матки».
Поработать над ошибками природы решился нью-йоркский художник тайваньского происхождения Ли Минвэй, обратившийся в специальную клинику, экспериментирующую с мужской беременностью. Некоторые издания сообщали об «интересном положении» Минвэя, в 2002 году занявшегося «вынашиванием плода» на полном серьезе. Сам же Минвэй так рассказывает о проекте на своем персональном сайте: «Когда обе мои сестры были беременны, меня настолько заинтриговали изменения, происходившие с их телами, что я тоже захотел пережить это. Поскольку я был неспособен сделать это в реальной жизни, я обратился к своему другу Вирджилу Вонгу, мастеру цифрового искусства, чтобы он стал отцом моего ребенка». Так на свет появились сайт RYT Hospital с отдельным разделом о «брюхатости» Минвэя, включающим, в частности, видеоролик «Когда мужчина беременный», и дополнительный ресурс о том, как вынашивают детей мужчины. Увы, пока для Минвэя оказалась возможной только фейковая беременность.
Зато Марк Куинн, широко известный своими скульптурными изображениями британской писательницы-инвалида Элисон Лэппер «в положении» и сидящей в немыслимой йоговской позе Кейт Мосс, не побрезговал иметь дело с вполне всамделишными плацентой и пуповиной. Он дважды использовал эти материалы (в измельченном, разжиженном и после этого замороженном виде) для изготовления портретов своих новорожденных сыновей (2001 и 2006). Сам Куинн говорит, что это «немного похоже» на его более раннюю работу «Я сам» (повторенную несколько раз) — скульптурный автопортрет из собственной крови. Новый материал, однако, вводит все ту же вечную тему, что и у Келли, — отделение ребенка от матери.
Костюмированный бал
Все эти художнические истории при ближайшем рассмотрении оказываются настолько лично-интимной летописью, что начинает казаться, что от поиска циников и садистов пора отказаться. Но, может быть, еще не все потеряно? Существуют же проекты, не более или менее трепетно документирующие жизнь ребенка и родителя, но жестко навязывающие чаду определенные сценические роли.
Вот, например, проект «Активные занятия с Добромежем» (1972–1974) польки Зофьи Кулик и ее партнера Пшемыслава Квека: 700 цветных слайдов и 200 черно-белых фотографий, запечатлевших сына художников во взаимодействии с различными буднично-бытовыми предметами — от огромного количества луковиц до картонных коробок и пустого цинкового ведра.
Важно, что это не «живые» кадры, а постановочные — каждый заранее продумывался и прорисовывался на бумаге. Большинство из них вызывают в зрителе тревогу и дискомфорт: вот младенец засунул руку по локоть в выпотрошенную рождественскую индейку, а вокруг разбросаны внутренности; вот он на первомайской демонстрации — делит коляску не с игрушечным мишкой, а с красным флагом; вот он засыпан домашним тряпьем, из-под которого виднеются только ноги и гениталии; а вот и вовсе торчит из унитаза.
Впоследствии Кулик говорила, что тоталитарная система обращалась с ними (с нею и Квеком) как с объектами, а они, в свою очередь, таким же образом вели себя с собственным сыном. В интервью 2000-х годов художница выражала сожаление, что «втянула» отпрыска в такую жесткую визуальную историю. Она также объясняла, что пыталась таким образом «соблазнить» Пшемысла, доказав ему, что она тоже смелый и рисковый художник. Кстати, после «Активных занятий…», начиная с 1977 года, Кулик на протяжении семи лет выставляла в собственной квартире фотосерии под общим названием «Использование собственного ребенка в собственном искусстве», которые на деле представляли собой документацию сыновних «творений» — его рисунков и аранжировок предметов.
Не чужда проектной фотографии со своим чадом в центре кадра оказалась датско-норвежская художница Нина Мария Клейван. В 2000 году из-за осложнений с тазобедренными суставами, возникших после рождения второго ребенка, художница сначала два месяца провела в больнице, а потом еще на четыре оказалась запертой дома. Не имея возможности попасть в мастерскую со всеми необходимыми материалами, зато имея доступ к дочери Фаустине, швейной машинке и фотоаппарату, Клейван начала серию снимков Potency, на которых младенец наряжен Сталиным, Муссолини, Хусейном, Хомейни, Мао, Иди Амином, Пиночетом, Милошевичем и Гитлером. «Я понимаю, что ты художник, но это — неправильно», — прокомментировал работу супруг.
При этом идея эпатажных снимков — весьма гуманистическая: мы сами выбираем, кем нам быть, ответственность лежит на нас самих, а начинаем мы все примерно одинаково, в каждом, даже в младенце, есть зародыш зла. «Даже моя дочь, может случиться, в конечном итоге возглавит Данию и будет управлять железной рукой. Есть и такая вероятность. Никогда нельзя знать наверняка», — утверждает художница.
Интересно, что когда работы выставлялись в 2010 году в Стокгольме, сопроводительный текст о природе зла и его проявлении у женщин и мужчин (последние вроде бы больше склонны к оному) писал врач, специализирующийся на психопатии. Занимаясь этой работой, он заодно обсудил с коллегами, окажет ли этот маскарад долгоиграющее вредоносное воздействие на девочку. Доктора решили, что нет.
Вместе или вместо?
По мере того как ребенок растет, появляется более «цивилизованная» возможность внедрять его в свое искусство — сотворчество. Примеров не так уж много, но они есть. Скажем, в 2006 году в Музее современного искусства в Скоттсдейле была даже организована специальная тематическая выставка «Художники и их дети: совместное созидание».
А Андрей Кузькин в декабре 2011 — январе 2012 года представил в московской Открытой галерее серию полотен, наполовину написанных его 4-летним сыном Осипом («Действия непреодолимой силы»). Забавно, что автору официального релиза к выставке привлечение к совместной работе ребенка показалось более удивительным, чем «сотрудничество» художника с абсолютно посторонними людьми: «Андрей Кузькин мастерски умеет вовлекать в свои проекты совершенно неожиданных людей: парикмахера, гастарбайтеров, заключенных… На этот раз он пошел еще дальше, взяв в напарники (в соавторы) своего четырехлетнего сына».
В задачи Осипа входило художественное разлитие краски по разложенным на полу холстам, на манер Джексона Поллока. Любопытно, что в сходном стиле вроде как трудится 5-летняя художница-вундеркинд Аэлита Андре, член Национальной ассоциации визуальных искусств Австралии (первая персональная выставка юной художницы состоялась в июне 2011 года в нью-йоркской Agora Gallery). В видеороликах показывается, как Андре сосредоточенно разбрызгивает по холсту краски из баллончика или методично закрашивает холст с помощью губки.
На итоговых работах помимо слоев краски, весьма умело расположенных пятен и линий, обычно есть еще и множество мелких предметов: игрушки, кукольные глазки, шарики собачьего корма. Многие не верят в способность ребенка сотворить все это роскошество, тем более что родители Аэлиты, Ника Калашникова и Майкл Андре, сами художники. Надо сказать, что их собственные работы в сети найти невозможно. Так или иначе очевидно, что Аэлита — их главный совместный проект. Даже если они и не делают основную работу за девочку, то, как минимум, подбрасывают холсты правильного размера, участвуют в подборе нужных материалов и дают «шедеврам» названия, а потом помогают дочери и ее живописи оказаться в выставочном пространстве. Умелое продюсирование приносит неплохие дивиденды, уже исчисляющиеся сотнями тысяч долларов. За что родителям достаются от широкой публики многочисленные упреки в бездушной прагматичности. С другой стороны, почему бы и не побыть Лео Кастелли для собственной дочери?
На войне как на войне
Однако награда все-таки должна найти своего героя. Приз в номинации «С особым цинизмом» торжественно вручается арт-группе «Война». Понятно, что политический акционизм вполне в состоянии сжирать жизнь художников без остатка, целиком и полностью, затягивая в воронку и детей. Однако кажется, что Коза и Вор (активисты группы «Война» Наталья Сокол и Олег Воротников. — «Артгид») более чем сознательно используют своего сына, маленького Каспера, как удобный инструмент для манипуляций с общественным сознанием. Причем зачастую подвергают его реальной опасности. Или нет? Впрочем, если бы родители были уверены, что при всех их выходках мальчику ничто не угрожает, их работы оказались бы вдвойне циничными — такими «постановками» про «плохих», которые на самом-то деле безобидны.
«Дворцовый переворот» (16 сентября 2010, Санкт-Петербург) начинался еще более или менее невинно — у ребенка будто бы закатывался мячик под полицейскую машину, после чего группа начинала сосредоточенно его разыскивать, методично, одно за другим, переворачивая транспортные средства служителей правопорядка. А вот в акции «Мусор-Обоссыш, или Утопление мента в сортире», приуроченной к питерскому Маршу несогласных 31 марта 2011 года, «Война» уже вступала в непосредственный контакт с представителями правоохранительных органов, без каких-либо объяснений обливая их потоками мочи из пластиковых бутылок. Каспер при этом сидел на руках у отца, которого «мусора» неоднократно (как ни странно, очень вежливо) просили унести отпрыска с места событий. Олег Воротников, однако, пошел в рукопашную и не успокоился, пока его-таки агрессивно не скрутили и не затолкали в полицейский автобус (супругу уже до этого умяли в другую зарешеченную машину), предварительно отобрав ребенка. Вот тогда-то появился повод рассуждать о «зверствах ментов», которые не щадят даже мирных акционистов с крошечными детками. Или это только на видео так выглядит?
Масс-мАРТкет
Наверное, можно бы и поставить жирную точку, но существует еще толстенная прослойка около- и недоарта, в которой без труда можно найти травестийных и не очень двойников для, кажется, любого из перечисленных выше произведений искусства. В результате частной борьбы за «лайки» и корпоративной — за продвижение товаров и услуг — всемирная сеть оказалась под завязку забитой детско-родительским визуальным контентом. Фотофиксация увеличивающегося живота? Пожалуйста, десяток блогов на выбор. Публичные роды? Вот, «мастер-класс» перед веб-камерой. А как насчет использования кровоточащей плаценты в качестве штампа для производства картинок с древом жизни, цветами и сердечками (так называемые placenta prints)?
И не хотите ли заплатить за слепок с вашего живота или, если ребенок уже родился, с его ручек и ножек? Большой популярностью также пользуется «беременный боди-арт»: дипломированные художники или сама будущая мать расписывают красками самую округлую часть ее налившегося тела.
Сюжеты — в ассортименте: замысловатые абстракции, космос, романтические пейзажи, мать и дитя, рыбы в аквариуме, насекомые, арбузы и прочие сочные фрукты, Винни-Пух с бочонком меда, диснеевские мышки, футбольные мячи и даже хэллоуинские тыквы. Однако пытаться отловить циников с большой буквы в этом наивном винегрете как-то даже рука не поднимается.
