Алексей Трегубов: «Я думаю о драматургии и навигации впечатлений»
В апреле в Центре Вознесенского открылся проект «Всегда Зоя. Выставочный роман», приуроченный к столетию писательницы Зои Богуславской. Перед авторами стояла непростая задача — представить по сей день насыщенную жизнь главной героини в ограниченном выставочном пространстве и формате. О том, как с помощью художественных и архитектурных средств воссоздать образ выдающегося человека, не превращая его в памятник, «Артгиду» рассказал художник-архитектор и автор выставки Алексей Трегубов.
Фрагмент экспозиции выставки «Всегда Зоя. Выставочный роман» в Центре Вознесенского. Москва, 2024. Courtesy Центр Вознесенского
Эльмира Минкина: В пресс-материалах выставки «Всегда Зоя. Выставочный роман» вы указаны в качестве художника-архитектора и автора. Давайте представим посетителя выставки, незнакомого с вашими предыдущими проектами, и расскажем ему об основных этапах вашей карьеры, которые позволили вам занять необычную для выставочного процесса гибридную позицию.
Алексей Трегубов: У меня классическое художественное образование: я выпускник факультета живописи МГАХУ памяти 1905 года и монументальной мастерской МГАХИ имени В.И. Сурикова при Российской академии художеств. В числе моих учителей — Иван Леонидович Лубенников и Александр Давидович Корноухов, в мастерской которого я работал во время учебы и участвовал в создании мозаик для различных международных проектов. В какой-то момент я столкнулся с театром и, не имея профильного образования, начал сотрудничать с московским театром «Школа современной пьесы» в качестве художника. Занимался оформлением фойе, затем и постановок. Моя жена, театральный художник Мария Трегубова, училась тогда на факультете сценографии ГИТИСа в мастерской Дмитрия Крымова, и я все больше втягивался в театральную стихию. Театр — специфическая территория, по поводу которой у меня есть теория: театр либо принимает человека, либо отторгает его, и чтобы находиться внутри, нужно обладать таким же специфическим сознанием.
Параллельно я продолжал работать как самостоятельный художник в поле современного искусства, и при этом не понимал, как оно устроено. Тогда же, около 15 лет назад, познакомился с Екатериной Ираги, основательницей галереи Iragui, и мы стали сотрудничать. Я начал наблюдать за галерейным процессом, и возникла идея самому открыть галерею в театре. Так в 2011 году в фойе театра «Школа современной пьесы» появилась художественная галерея «Комната», которая работала лет пять, пока в театре не случился пожар. Это был интересный опыт организации выставочного пространства на публичной площадке: с одной стороны, оно открыто, и в дни спектаклей через него проходило сто-двести человек, что очень нравилось мне и художникам. С другой, как будто бы ни театр, ни публика не были готовы к восприятию современного искусства с его «сложным» контекстом. В какой-то момент образовался кризис понимания. Мне захотелось закрыть «Комнату»: казалось, все-таки что-то не срастается. Тогда появилась идея обратиться к природе театра, которой чужды такие экспозиционные каноны, как кураторский текст, этикетки и так далее, и предложить художникам включать в выставки элементы чувственного воздействия — будь то звук или призыв что-то сделать. И это нашло отклик и у авторов, и у посетителей, и у театра как площадки и институции.
А после, в 2014-м, мне предложили создать выставочное пространство в Доме Н.В. Гоголя — «Новое крыло». Так я начал заниматься выставочной архитектурой — как и в случае с театром, без специального образования. Учитывая все области, в которых я работаю — современное искусство, театр и архитектура выставок, — я бы назвал себя художником, потому что подхожу к решению профессиональных задач с этой позиции.
Эльмира Минкина: В привычном понимании художник занимает центральное место и в системе искусства, и в выставочном процессе, но вокруг него и над ним как будто всегда есть административный ресурс в виде институций, кураторов и галеристов.
Алексей Трегубов: В перечислении выставочной иерархии почему-то часто обходят стороной человека. Я имею в виду зрителя, но не очень люблю это слово: оно опустошает сущность и сводит все к одной функции — в то время как это ядро и мерило любого проекта. Но музею как институции это будто бы неинтересно. Главное в его структуре — предмет. Он сохраняется, атрибутируется, с ним работают научные сотрудники и реставраторы, иногда, если хранитель разрешит, он экспонируется. В этом смысле театр имеет совершенно противоположную настройку. Для театра важен спектакль и зритель, важна полная посадка в зале, что невозможно без ориентира на запрос публики. Сотрудничая с музеями, я не наблюдаю подобной потребности в посещаемости и диалоге с посетителями.
Эльмира Минкина: Связан ли интерес театра к зрителю с тенденцией все большего включения последнего в спектакль и со стиранием границ между «действующими» и «наблюдающими»?
Алексей Трегубов: Не уверен, потому что в театре изначально была заложена история «здесь и сейчас» — неповторимости происходящего в конкретный момент времени. Даже спектакль, поставленный полгода назад, сегодня покажется другим — по акцентам, звучанию, актуальности, состоянию зала: каждый спектакль — обострение контакта со зрителем. А в музее нет необходимости в этом обострении: на Верещагина можно смотреть, а можно не смотреть. Между театром и музеем существует любопытная разница — положение человека в пространстве. В театре у зрителя есть билет с конкретным номером кресла, в котором он статично наблюдает за происходящим на сцене. В музее зритель не прикован к месту, поэтому в идеале экспозиционный нарратив должен одновременно увлекать зрителя и давать ему свободу.
Эльмира Минкина: Если в театре за общую картинку и ее восприятие зрителем отвечает режиссер, то на кого эта ответственность ложится в выставочном процессе?
Алексей Трегубов: В музее это командная работа куратора, художника и архитектора — собрать материал и создать среду для ознакомления с ним, с одной стороны, наметив последовательность, а с другой, предложив маршруты свободного движения по пространству. При всей многоплановости и сложности этой задачи финансовые возможности музеев значительно скромнее, чем в театре, но тем интереснее ее решать. Кураторы, как правило, погружены в тексты и концептуальное обоснование, я же думаю о драматургии и навигации впечатлений.
Эльмира Минкина: Как по отношению к зрителю устроена выставка «Всегда Зоя»?
Алексей Трегубов: Для начала нам с кураторами Дианой Джангвеладзе и Елизаветой Спиваковской нужно было определиться с отношением к Зое Борисовне Богуславской. Это личность грандиозного масштаба, выходящего за рамки столетия. Ее можно было представить как писательницу, продюсера в сфере культуры в широком смысле и суперледи в советском контексте. Но если бы мы пошли по этому пути, то получился бы банальный пересказ статьи из «Википедии» и перечисление всех публичных сторон ее личности — а не их единство и объем. И я предложил построить повествование от лица героини, будто она сама рассказывает о себе. В этом смысле, проводя аналогию с вышеупомянутыми участниками выставочного процесса, Зоя Борисовна выступила художником, «автором» воспоминаний в виде документов и образов, на которых основывается проект. Ее ход мыслей о себе и событиях своей жизни, ее художественная пластика и энергетика дали идее направление. А чтобы задать этот вектор посетителю, я, как часто бывает, поставил себя на место человека, который ничего не знает о героине: что-то слышал, но не разбирается досконально.
Эльмира Минкина: Что означает «выставочный роман» в названии?
Алексей Трегубов: Нам показалось, что это точное определение для той художественной свободы, с которой мы двигались внутри концепции, дополняя документальные материалы и свидетельства из семейного архива произведениями искусства и арт-объектами. Одновременно это указание на жанр произведения, которым могла бы быть выставка, если бы ее создавала сама Богуславская. Неслучайно в сюжетном каркасе каждой главы — фрагменты ее прямой речи.
Эльмира Минкина: Видела ли сама Зоя Борисовна выставку?
Алексей Трегубов: Да, она приехала на открытие, хотя мы не были до конца уверены, сможет ли. Но в тот момент, когда ее приезд подтвердился, я понял, что волнуюсь. Это огромная ответственность и вызов — вести экскурсию по выставке для человека, которому она посвящена. К счастью, Зоя Борисовна отреагировала очень живо и с юмором.
Эльмира Минкина: В последнее время формат выставок все чаще уточняется: выставка-исследование, выставка-путешествие и так далее. И «выставочный роман» тоже поддерживает эту тенденцию. Исчерпало ли себя, на ваш взгляд, и без того достаточно широкое понятие «выставка»?
Алексей Трегубов: Меняются не форматы, а скорее темы и объекты выставок. С экспонированием произведений искусства все более-менее понятно и консервативно, но, когда речь идет о синтетических проектах, появляется необходимость в уточнении, в первую очередь, для зрителя — что его ждет? Как репрезентировать жизнь человека, не превращая его в памятник? Нетипичный объект экспонирования требует нетипичного, часто гибридного подхода.
Эльмира Минкина: Проект «Всегда Зоя» состоит из двух частей — подробного таймлайна на –1 этаже и художественного коллажа длиной в век этажом выше. Какую роль в этой выставке играет время?
Алексей Трегубов: Зайдя в первый зал, зритель видит раздел, посвященный Центру Вознесенского, детищу Зои Борисовны, и его важным проектам за шесть лет. То есть посетитель оказывается в настоящем моменте. А потом он движется в прошлое через воспоминания о времени и людях. Так, зал за залом, раскрываются главы о премии «Триумф» на рубеже 1990-х и нулевых, взаимоотношениях с Андреем Вознесенским, об эпизоде с защитой сценария фильма Андрея Тарковского «Андрей Рублев» в составе Шестого объединения писателей и киноработников «Мосфильма», заграничных путешествиях и встречах с высшим светом культуры и политики — Рональдом Рейганом, Артуром Миллером, Марком Шагалом, об эвакуации в Томск в годы Великой Отечественной войны и детстве. На –1 этаже мы отдали дань огромному объему архивного материала — документам, фотографиям и предметам начиная с 1920 года, с момента знакомства родителей Зои Борисовны, и до наших дней. Перед автором таймлайна, дизайнером Антоном Аленниковым, стояла непростая задача — скомпоновать маршрут по отрезкам и конкретным точкам времени так, чтобы зритель, несмотря на небольшое пространство, не потерялся в огромном количестве информации. Эпизодически пересекаясь с выставочной частью, этот зал дает ощущение насыщенности и протяженности во времени — и его бесконечности.
Эльмира Минкина: Но ведь на самом деле выставка начинается чуть раньше — во дворике перед входом в Центр Вознесенского. Здесь установлена инсталляция вашего авторства, отсылающая к поэме Вознесенского «Оза», которая была посвящена Зое Борисовне. И далее в каждом зале выставки есть объекты, созданные вами специально для проекта. Каково их назначение?
Алексей Трегубов: Инсталляции художественно и поэтически перерабатывают личные документы и свидетельства эпохи, предлагают еще один угол зрения на героиню — образный, ассоциативный. И в каком-то смысле они служат буферной зоной между ней и представленными произведениями искусства.
Эльмира Минкина: По какому принципу подобраны художественные работы на выставке?
Алексей Трегубов: Они выступают иллюстрациями к главам — будь то икона XVI века, эскиз Анастаса Красаускаса для журнала «Юность», графика Елены Сафоновой, живопись Игоря Вулоха или скульптура Евгения Тетерина. Не буквальными, но концептуально необходимыми. Мне не хотелось делать дидактическую выставку с включением своих инсталляций. Это противоречило бы самой сути проекта, лишило бы его метафизической составляющей. Искусство дает пространству чувственное измерение, поэтому мне важно создать особые условия для его встречи со зрителем.
