Великие коллекционеры нашего времени. Европа и Азия
Книга английского историка искусства Джеймса Стоуртона, перевод которой выпустило издательство «Слово/Slovo», посвящена самым известным коллекционерам Европы и Азии прошлого столетия. В центре повествования — промышленные магнаты, родовитые аристократы, известные кутюрье, простые клерки — и их собрания, от первобытных масок и китайского фарфора до модернистской живописи и европейского столового серебра. С любезного разрешения издательства публикуем отрывок из главы «Пикассо и Клее».
Музей Розенгарт, Люцерн. Источник: tripadvisor.com
«Ах, Розенгарт, какая прелестная у тебя дочь!» — воскликнул Пикассо, когда встретил Ангелу и ее отца Зигфрида в Париже в 1949 году. Семнадцатилетняя девушка была на седьмом небе от счастья, услышав такое от художника. Спустя несколько лет Ангела навещала Пикассо в Валлорисе, когда он вдруг сказал: «Приходи ко мне завтра, я напишу твой портрет!» Это был первый из пяти портретов, на которых он запечатлел ее неземную, хрупкую красоту и большие выразительные глаза. Однажды Пикассо повернулся к Жаклин, своей второй жене, и задумчиво произнес: «Она прекрасна, не правда ли? Может, я ошибаюсь, и другие вовсе не находят ее красивой, но для меня она — красавица». Жаклин рассмеялась: «Но, Пабло, если ты собираешься сделать комплимент, не следует портить его такими уточнениями». Это не имело никакого значения, потому что Ангела Розенгарт (род. 1932) была его преданной поклонницей. Пикассо со своей стороны обеспечил ей и ее отцу привилегированный доступ к его работам, чего удостаивались лишь очень немногие арт-дилеры. Преданность была взаимной. Именно эта близость к Пикассо оказала основное влияние на коллекцию, из которой Ангела Розенгарт создала музей в Люцерне в 2002 году. В коллекции представлено и много других тем, которые отражают деятельность Зигфрида и его дочери Ангелы на арт-рынке Люцерна на протяжении 80 лет.
Зигфрид Розенгарт (1894–1985) поступил на работу к своему дяде в галерею Танхаузера в Мюнхене сразу после Первой мировой войны. Пикассо уже провел свою первую немецкую выставку в этой галерее в 1913 году, и тогда же Пикассо и Розенгарт начали общаться. Именно Зигфрид годом позже убедил дядю купить на аукционе в Париже картину Пикассо «Акробаты» (1905) за рекордные 12 600 золотых франков, однако начавшаяся война практически свела на нет перспективу ее дальнейшей продажи. После 1918 года в Германии было очень трудно продавать какие-либо произведения искусства, не говоря уже об авангарде, и Танхаузер вместе с другими галеристами с завистью поглядывал на Швейцарию. Люцерн облюбовали многие арт-дилеры, и Зигфрид помог открыть там филиал галереи в 1920 году. Люцерн сам по себе очень красив, а привлекательности добавляет живописный ландшафт с уникальным сочетанием озера, города и гор, что можно найти только в Швейцарии. В те дни он особенно полюбился богатым американским туристам. Зигфрид проводил летний сезон в Люцерне, а на зиму возвращался в Мюнхен. Среди первых блестящих сделок, совершенных им в Люцерне, стала продажа картины Мане «Бар в “Фоли-Бержер”» Сэмюэлю Курто из Лондона. К 1937 году Зигфрид стал полностью независим от Танхаузера, а рынок избавлялся от последствий Великой депрессии. Появлялись новые клиенты, такие как Эмиль Бюрле и издатель Альберт Скира. Начало Второй мировой войны повлекло за собой потерю заграничных клиентов, хотя неизбежное падение цен способствовало росту множества небольших швейцарских коллекций: внезапно, например, врачи смогли позволить себе приобрести Ренуара. Зигфриду как коллекционеру и галеристу всегда был свойственен дух авантюризма, и среди художников, которых он рьяно поддерживал, был Пауль Клее, чьи работы он выставлял в 1945 году, а потом и в 1948 году — правда, почти безуспешно. В тот год он приобщил к своему бизнесу дочь, только что окончившую школу. Ангела не меньше, чем отец, восторгалась Клее, и это обозначило второго главного «героя» коллекции Розенгартов, в которую вошли 125 работ Клее.
Ангела стала полноправным партнером своего отца в 1957 году, и их вкусы полностью совпадали. Как арт-дилеры они всегда покупали то, что сами хотели бы иметь. Как призналась Ангела, «мы даже боялись, что кто-то купит у нас наши любимые картины». Когда клиенты отказывались покупать работы Клее или покойного Пикассо, Розенгарты не печалились: «Тем хуже для них, да они и не достойны таких картин!» Выставки в галерее были в основном посвящены творчеству их друзей-художников: Шагала, Марини, Брака, Матисса и прежде всего Пикассо. В 1949–1971 годы они организовали девять выставок его работ. Коллекционировать Розенгарты, как и многие арт-дилеры, начинали медленно, и в процессе становления собрания случалось всякое. Первой картиной, которую Зигфрид отложил для себя, был натюрморт Сезанна, к нему присоединились Писсарро и еще один Сезанн. Мать Ангелы не особо приветствовала в доме картины Пикассо или Клее, предпочитая импрессионистов. Люцернская коллекция росла урывками. Ангела утащила Клее — более полусотни картин — в свою спальню, где увешала ими все стены, оставив только пространство для окна с видом на озеро. Постепенно Клее захватил и лестницу, сбежал по ступенькам вниз и обогнул столовую. Огромное замечательное полотно Леже «Контраст форм» (1913) тоже примостилось на лестнице. Работы Пикассо прокрались в дом в 1950-х годах, но Зигфрид все еще настаивал: «У нас нет коллекции, у нас просто хорошие картины». Розенгарты занимали скромные апартаменты, слишком тесные для больших полотен, которые Пикассо создавал в 1960-х годах, и поэтому в 1978 году, когда Люцерн отмечал свое 800-летие, Розенгарты подарили городу семь картин и одну скульптуру. В 1992 году Ангела приобрела у Дэвида Дугласа Дункана около 200 фотографий Пикассо за работой, которые тоже экспонировались на выставке.
Зигфрид умер в 1985 году, и, хотя они обсуждали будущее отложенных картин, ничего толком не решили. В 1992 году Ангела поместила их в фонд, но не хотела расставаться с ними при жизни. Два события заставили ее передумать: первое связано с великим немецким коллекционером Петером Людвигом, главным клиентом Ангелы по Пикассо. Людвиг однажды дал ей совет: «Делай, пока жива, чтобы сделать это по-своему», и она всегда благодарила его за эти мудрые слова. Вторым фактором стало то, что подвернулось идеальное здание для размещения коллекции — особняк в неоклассическом стиле, построенный в 1924 году, который ранее занимал филиал Швейцарского национального банка. Он выглядел как достойные и нейтральные декорации для экспозиции произведений искусства. Ангела приобрела здание, но столкнулась с другой проблемой: она вдруг обнаружила, как трудно расставаться с дорогими сердцу произведениями. Как бы то ни было, при поддержке кантона Люцерн и Швейцарской Федерации в 2002 году коллекция-музей Розенгартов распахнула двери для публики. Картины, наконец-то собранные вместе, «впервые запели», как выразилась Ангела. Это было настоящим откровением, потому что, хотя Ангела и была очень авторитетной фигурой на арт-рынке, в городе они с отцом всегда держались в тени, и мало кто знал об их коллекции.
Так Люцерн получил выдающуюся коллекцию произведений Писсарро, Ренуара, Моне, Сезанна, Сёра, Боннара и Вюйара, и это лишь некоторые из имен. Череду удивительных открытий продолжают «Портрет Анри Лорана» Модильяни (1915), работы Леже, Брака, Матисса, Миро, Марини и Шагала. Коллекция Клее занимает весь нижний этаж с представительной группой работ 1910–1940 годов, в основном на бумаге. Зигфрид оставался верен Клее, когда того невозможно было продать, и в награду за такую преданность Общество Клее назначило его эксклюзивным продавцом работ художника, так что Клее стал чем-то вроде специализации галереи. Ангела однажды спросила Пикассо о творчестве Клее, но тот не проявил особого энтузиазма: «Это слишком литературно», — был его ответ. К счастью для нас, Розенгартам нравились оба художника, и сегодня они доминируют в музейной коллекции. Особое внимание привлекает коллекция Пикассо, выросшая на основе тесной дружбы Розенгартов с художником. «Розенгарты всегда выбирают все самое красивое!» — воскликнул однажды Пикассо, хотя дразнил их так же, как и всех остальных. Ангела вспоминает, что он глубоко осознавал собственную значимость как центральной фигуры в искусстве XX века. С середины 1950-х годов Ангела и ее отец каждую осень навещали художника на юге Франции и страстно желали заполучить его картины. Однако Пикассо не любил, когда потенциальные покупатели слишком уж громко заявляли о своих желаниях, и приходилось идти на всяческие уловки, чтобы завоевать его расположение и позабавить. Как-то Зигфриду и Ангеле очень понравилась одна картина, и, когда Пикассо вышел из комнаты, они наклеили на обороте записку: «Зарезервировано для Розенгарта». Когда художник вернулся, Зигфрид спросил как бы между прочим: «Эй, Пикассо, что там за листок?» Пикассо рассмеялся, да и только, а спустя несколько месяцев позвонил и сказал: «Приезжай и забирай свою картину!» Они завоевали доверие художника и получили разрешение отобрать картины для девяти его выставок в галерее, но все финансовые вопросы решались только через маршана Даниэль-Анри Канвейлера. Самая сильная часть коллекции представляет 1960-е годы — период живописи Пикассо, который они пропагандировали почти в одиночку. В коллекции также представлены характерные работы 1904–1972 годов — 32 картины и более 50 рисунков.
Между дилерами Розенгартами и коллекционерами Розенгартами редко возникали конфликты, пока однажды заезжий американец не захотел купить одну из их собственных картин Пикассо — «Портрет художника (Подражание Эль Греко)», которую они одолжили на время выставки. Зигфрид объяснил, что картина не продается. «Но вы же арт-дилеры!» — настаивал покупатель и не сдавался, пока Зигфрид не объяснил ему с улыбкой, что обещал картину Ангеле в качестве свадебного подарка, хотя она даже не была помолвлена и вообще не помышляла о замужестве. Когда они в следующий раз навестили Пикассо и рассказали ему эту историю, художник удивился: «Что стоило парню взять да и жениться на Ангеле?» Это была первая картина Пикассо, которую они отложили для себя, и сегодня ею можно насладиться в Музее Розенгарт вместе с остальной частью этой чрезвычайно личной коллекции работ художника. Люцерну посчастливилось стать бенефициаром того, что критик Эдуард Бокамп справедливо назвал «совершенно особое наследие».
