Михаил Бирюков. Мстёрский ковчег. Из истории художественной жизни 1920-х годов
В издательстве «Гараж» вышла книга историка Михаила Бирюкова «“Мстёрский ковчег”. Из истории художественной жизни 1920-х годов». В ней исследователь не только изучает жизнь художественной мастерской в Мстёре, но и рассказывает о судьбах ее преподавателей и учеников, рисует портрет эпохи. Повествование выстраивается в форме путешествия от истоков школы к ее распаду. Часть художественных работ и документов, представленных в книге, публикуется впервые: например, эскизы и портреты авторства Федора Молотова, Александра Богданова и других. С любезного разрешения издательства публикуем отрывок из главы «Коммуна».
Преподаватели и воспитатели Мстёрской опытно-показательной станции № 5 Наркомпроса РСФСР (МОПС) и члены комиссии Наркомпроса. Сидят: Федор Модоров (в центре), Евгений Калачёв (справа); стоят: Константин Мазин (крайний справа). 1922. Мстёрский художественный музей. Источник: museum-mstera.vld.muzkult.ru
Мстёрские ребята со временем стали составлять меньшую часть от общего числа учеников. Большинство приезжало издалека, попадая в школу различными путями. Кого-то командировали для продолжения образования детские художественные студии или специализированные детские дома. Другие отправлялись в Мстёру из приемника-распределителя НКП (Народный комиссариат просвещения. — Артгид). Иногда Комиссариат просвещения участвовал в комплектовании своей школы-коммуны непосредственно. Так, Льва Баскина, будущего известного художника-плакатиста, сделал мстёрским коммунаром сам Луначарский, познакомившись с его работами[1]; Николая Вишнякова, ставшего архитектором, в Мстёру командировала после личного приема Крупская[2].
Вообще, воспитанники Мстёры жили с ощущением, что, несмотря на физическую удаленность от столицы, от политического и культурного центра, духовно они являются частью самых современных событий — революционного преобразования страны. Вожди революции для них были не абстрактными, полумифическими героями, а людьми, вместе с которыми они осуществляют эти перемены и которых не так уж трудно встретить, раз они делают общее дело. Вспоминая об этом в начале 1970-х годов, другой мстёрский питомец скульптор Павел Кениг, обращавшийся по делам коммуны напрямую к Крупской, писал: «Это был великий стиль времени, когда сам великий Ленин с Надеждой Константиновной приезжал в общежитие Вхутемаса навестить Варю Арманд… чтоб поднять ее дух, ободрить. Я Варю Арманд хорошо знаю, она рассказывала, как Владимир Ильич с ними спорил против левачества в искусстве, как студенты наседали на него»[3].
В момент организации опытно-показательной школы никаких учебных программ не было. Преподаватели составляли их сами так же, как и учебные планы. Комиссариат просвещения все эти документы рассматривал и утверждал. Модоров отмечает, что Наркомпрос часто посылал к ним специалистов-педагогов и инструкторов для ознакомления с постановкой дела: «Приезжали и художники по разделам искусства и промышленности. Где было плохо, указывали, старались исправлять… А.В. Луначарский при встречах… всегда подробно расспрашивал о наших делах, всегда подчеркивал, чтобы мы готовили производственников по декоративно-прикладному искусству, а не живописцев. Представители Наркомпроса подолгу жили у нас в коммуне и сами работали в мастерских»[4].
Первый десант таких представителей высадился в Мстёре в декабре 1919 года во главе с художником Д.И. Ивановым[5]. С ним приехали инструкторы Первых Свомас (Свободные художественные мастерские. — Артгид) эмальер С.В. Соколов и гравер И.П. Кириллов[6]. Их задача заключалась в том, чтобы помочь Звереву (педагог Леонид Зверев вел занятия по обработке металла. — Артгид) наладить дело в металлическом отделе. Ровно через год похожую миссию в Мстёре исполнил А.А. Топорков[7]. Недавний выпускник Строгановского училища, ученик Аристарха Лентулова призван был поставить учебный процесс в деревообделочной мастерской, которая в течение двух лет не имела руководителя-профессионала[8]. Летом 1921 года вахту методического руководства несли левые художники: В.Л. Храковский, трудившийся над усовершенствованием живописного отдела, А.И. Перекатов и А.И. Замошкин.
Усложнение первоначальной структуры требовало сугубой заботы о качестве педагогических кадров. Как уже говорилось, летом 1919 года Модоров ездил к Фешину (художник Николай Фешин. — Артгид). Есть основания полагать, что Федором Александровичем владела идея привлечь учителя к работе в Мстёре[9]. Самый лютый поволжский голод был еще впереди, но Казань уже проигрывала мстёрским реалиям с точки зрения удовлетворения первичных потребностей. Надо думать, к этому и сводился главный аргумент Модорова. Для Фешина минувшая зима выдалась тяжелейшей. Линия фронта проходила рядом с его домом; каждая поездка в Казань была связана с немалым риском. Смерть подстерегала и в городе. Прямо напротив школы находился госпиталь; художнику нередко приходилось видеть повозоки с обнаженными, скрюченными телами, едва прикрытыми рогожей, — ежедневную жатву голода и тифа[10]. В тот год ее жертвами стали родители Фешина… И все-таки уговорить его Модорову не удалось. Вместо себя Фешин порекомендовал Константина Ивановича Мазина[11].
Краткая история импровизированного наставничества, когда два студента Академии, наблюдая за уроками в иконописной школе, увлеклись помощью детям, дала право повзрослевшим мальчикам — Федору Модорову, Василию Овчинникову, Виталию Бороздину — числить с тех самых пор Мазина и Фешина своими учителями[12]. Откликнувшись летом 1920 года на предложение из Мстёры, Мазин обрел в них коллег по педагогической деятельности[13].
Рисунок и акварель здесь преподавали с первых классов. Мазин с его фундаментальным образованием, опытом и доброжелательностью к воспитанникам стал идеальным проводником в мир искусства для начинающих свой путь. В памяти учеников он остался как «в высшей степени деликатный, интеллигентный, много знающий и много умеющий человек, влюбленный в искусство до беспамятства»[14]. За его спиной маячили тени учителей — И.Е. Репина, А.И. Куинджи, А.А. Киселёва, В.Е. Маковского, а рядом незримо присутствовали образы друзей — Б.М. Кустодиева, И.С. Горюшкина-Сорокопудова, Н.И. Фешина… С Мазиным дети легко могли почувствовать себя частью великой эстафеты. Константин Иванович, разнообразно щедрый к ученикам, не жалел на них времени, переживал их успехи и неудачи как свои собственные, легко и радостно раздаривал им работы, многие из которых имели музейную ценность. Но самое главное, он «учил глядеть на все глазами художника»[15]. Мазин сделал основным учебным пространством окружающую природу. Весной дети покидали классы, как только подсыхала земля. Константин Иванович все время подталкивал подопечных к внимательному наблюдению за изменениями состояний природных ландшафтов, учил их улавливать малейшие нюансы, влияющие на освещенность и богатство цветовых соотношений. Появление Мазина значительно усилило академическую линию в преподавании. С художниками этого направления в коммуне просто некому было конкурировать.
В решении кадровой проблемы Модоров опирался на возможности Комиссариата просвещения. Он добился перевода с Туркестанского фронта в Мстёру Н.Н. Овчинникова[16], а из Новороссийска — своего младшего брата Иосифа, который возглавил живописно-декорационный отдел мастерских[17]. Правда, НКП не всегда оказывался всесильным: в мае 1920 года не удалось откомандировать из армии в распоряжение мастерских еще одного мстерянина И.С. Суслова, ставшего потом главой знаменитой артели художников-миниатюристов.
В разное время в школе рисунок и живопись преподавали художники Е.И. Фирсов, В.П. Кондратьев, выпускники Строгановского училища Н.В. Берлюков[18] и Н.И. Фолимонов[19].
Без опасности впасть в преувеличение можно сказать, что в центре жизни коммуны было искусство. Это не только проявлялось в содержании образования, но и подчеркивалось тем, что руководители школы были прежде всего художники. Модоров, несмотря на свою поглощенность текущими хозяйственными и организационными делами, находил время для того, чтобы ходить с ребятами на этюды. Его заместитель Калачёв запомнился им особой, «художественной» манерой преподавания: «Он словно никогда на нас не смотрел, — рассказывается в одном из воспоминаний, — но всегда видел все наши промахи, никого не хвалил и не ругал. Высокий, худой, он учил нас, будто играл на сцене: торжественно, с вдохновением»[20]. Любили учащиеся и уроки Иосифа Модорова, который был противоположностью Калачёва, всегда державшего дистанцию. Модоров-младший запомнился тактичным, бережным отношением к своим питомцам. Словно охраняя их достоинство, он даже избегал поправлять работы, зато умел объяснить, научить. А если требовалось, то и направить, зажечь, вдохновить.
Сущность школы определяла специфику педагогических приемов. Известен случай, когда несколько ребят были застигнуты на пасеке за кражей меда. Модоров не наказал сладкоежек, а попросил каждого нарисовать украденные соты и выговаривал только тем, кто выполнил задание недостаточно выразительно[21].
Постоянная творческая работа учащихся требовала соответствующих форм ее презентации. Этому отвечали регулярные выставки, организуемые раз в полугодие. Совместными усилиями их старались проводить в атмосфере настоящего праздника. Некоторое представление о том, как все происходило, дает сохранившаяся фотография митинга 1921 года, приуроченного к открытию отчетной выставки.
Модоров не упускал возможности показать свою работу в Москве. В начале февраля 1920 года подотдел художественной промышленности планировал экспозицию, для которой запросил у мстерян конкурсные работы учащихся: этюды с видами Мстёры, образцы чеканно-эмалевых и иконописных произведений, фотографии жизни мастерских[22]. В июне очередная демонстрация достижений была приурочена к Всероссийской конференции учащих и учащихся ГСХМ[23]. И в дальнейшем не проходило года, чтобы коммуна не участвовала в московских выставках. Со временем будут и зарубежные показы: в Париже и Копенгагене…
В разные периоды у художников коммуны из среды преподавателей общеобразовательного цикла появлялся своего рода главный союзник, который поддерживал эстетическое направление в общей работе. Сначала роль неформального координатора взяла на себя педагог по «драматизации» М.И. Кривоногова; позже в этом качестве ее сменила А.В. Пасхина[24], читавшая курс истории искусств. Княжна по линии своей матери княгини М.Н. Ростиславовой, она знала много языков, бывала в Египте, Месопотамии. Ее убедительность для учеников коренилась в том, что многое из того, о чем она рассказывала, Пасхина видела своими глазами. Кроме того, она вела занятия и по литературе, которые десятилетия спустя коммунары вспоминали как «какую-то магию»[25].
Среди источников «мстёрского архива» есть статьи этих педагогов, отражающие важнейшую сторону деятельности «коллегии учащих» коммуны. В частности, уцелел обширный текст доклада об эстетическом воспитании, написанный Кривоноговой в 1922 году[26]. В нем настоящая программа, отталкивающаяся от негативного образа действительности и предъявляющая средства достижения цели в условиях школы. Значение этого документа в том, что многие его идеи получили реальное воплощение.
«Мы долго жили под гнетом бесправия, были стеснены в лучших своих запросах. Но вот прозвучал колокол новой жизни… Широко распахнулись для всех сокровищницы искусств и наук, университеты, музеи, библиотеки, концертные залы, целые сети театров. Толпа хлынула в них… Хлынула и отхлынула. Ничего не сказали ей музеи изящных искусств, картинные галереи, симфонические концерты, первоклассные театры, не замерла она перед высокими творениями художников всех родов искусства. Широкая публика не умеет смотреть, не умеет слушать и по-прежнему… тянется к балаганам, балалайкам и граммофонам с комическими рассказами»[27].
По мнению автора доклада, культуру и искусство от человека заслоняет сама жизнь. В больших городах она воздвигает одни преграды, в глухих местечках, вроде Мстёры, где «вечные будни», — другие.
«Причина ясна: отсутствие развития в массах тех сторон души, которыми совершаются эстетические восприятия, в которых рождается высокая радость… Вот эту-то ошибку и предстоит поправить новой школе… Она должна прежде всего развернуть в нем полного человека и дать ему познание мира… всеми сторонами духа — через эмоции и искусство… Если способность к творчеству поддается развитию, то тем более можно культивировать и развить способность восприятия... Это развитие составляет, конечно, задачу школы.
Эстетическое чувство и даже художественный вкус свойственны и детям, и нетронутому, как дети, народу… Школа должна перехватить врожденный художественный инстинкт, вырвать из когтей улицы, не дать вылиться в уродливые формы. Она имеет для этого два задания: выработать эстетическое суждение, оценку художественных произведений, развить дар художественного творчества.
Общее развитие эстетического чувства должно проводиться с первых ступеней воспитания и до последних, вначале вне всяких аналитических приемов, путем создания художественной атмосферы или, по крайней мере, изгнания из школьной жизни и обстановки всего антихудожественного путем эстетизации всей учебной работы, всех принадлежностей, всех развлечений, словом, и труда, и отдыха. <…>
Нельзя оставлять в пренебрежении такую “мелочную” сторону, как эстетичность платья, прически, но надо очень бережно обходиться с этим понятием, не давая ему смешиваться с нарядностью, с пошлой мещанской роскошью и вычурностью; наоборот, надо дать почувствовать эстетичность простоты. Школа не должна быть нарядной, она должна быть эстетически скромной, не изобиловать предметами, даже и художественными, но в самых линиях своих, в своих красках, в своих сочетаниях быть гармоничной, ничем не резать эстетически воспитанного глаза и внушать бодрость состоянию духа. <…>
Бесполезно приступать к изучению технических приемов [искусства], пока не дан толчок развитию эстетического вкуса, не создались соответствующие эмоции, которые вызвали бы потребность… творчества. Поэтому на первом плане должно стоять, как в музыке — слушание, так здесь — созерцание художественных произведений»[28].
В конкретных условиях коммуны, удаленной от центров культуры, источниками эстетических впечатлений может быть «качественный иллюстративный материал, систематически подобранный в коллекции» и работа художников-прикладников, «приводящих к эстетическому знаменателю» всю творческую работу учащихся.
1 октября 1922 года[29] в коммуне открылся школьный музей; он и сосредоточил в своей экспозиции образцовые рисунки, этюды, вышивки, чеканку, столярные изделия мастерских. Детскими работами его содержание не ограничивалось. Музей был наполнен самыми разнородными вещами[30]. В нем мирно соседствовали «три больших египетских камня с иероглифами, великолепный шлифованный топор… серия итальянских гравюр, современных зарождению этого искусства, коллекция предметов из кости и пальмы, несколько старинных, екатерининского времени, планов Мстёры и одна старинная карта Владимирской губернии, большая коллекция фарфоровых заводов… несколько старинных женских головных уборов, парчевые художественные вышивки XVIII века, ряд живописных работ лучших художников, [таких] как Суриков, Куликов, ряд старинных актов»[31]. Важное место в музее занимала коллекция икон.
Какая бы значительная роль в эстетическом воспитании ни отводилась раритетам, определяющим, по мысли Кривоноговой, всегда будет влияние окружающей жизни. Идеалом ей виделся «дух эллинизма»: «Греки понимали красоту, как никто ни до них, ни после них не понимал. Они проводили красоту и искусство сквозь весь строй повседневной жизни, и их произведения искусства не таились в стенах музеев — они обильно украшали собой улицы, площади, храмы, жилища; их лира выносилась на улицу… их театры были под открытым небом и вмещали десятки тысяч зрителей, по четыре дня следивших за развитием драмы. Весь народ приобщался к искусству, воспринимал его, впитывал красоту всеми своими порами. Не в этом ли тайна силы эллина, его бодрости, жизнерадостности, удовлетворенности?»[32]
Легко заметить, что концепция эстетического воспитания мстёрского педагога отвечает воображаемой линии ближайшего будущего, каким его представляли себе творцы реформы художественного образования, тоже нередко полемически апеллировавшие к античному прошлому, — мира, оформленного рукой художника. Созданная им красота не абстрактна, она имеет вполне очевидную социальную функцию: «Самое главное, что поднимает человека над серой обыденной жизнью, внушает ему облагораживающее чувство радости, это ощущение красоты… Каждый испытывал чувство подъема, вызванное созерцанием красоты природы, прекрасной музыкой… и пробуждение творческой энергии… между тем как в серой некрасивой будничной обстановке, под… уродливыми впечатлениями можно вершить только серый повседневный труд»[33].
Примечания
- ^ В 1925 году Лев Баскин, уроженец белорусского Рогачёва, приехал в Москву поступать во Вхутемас, имея за плечами семь классов школы. В приеме ему отказали. С собой у юного художника были рисунки, графические портреты писателей и огромное, «в рост», изображение В.И. Ленина. Кто-то посоветовал сходить к Луначарскому. «Вхожу в кабинет, — вспоминал Баскин. — Поднимается из-за стола Луначарский в пенсне… Я сразу разворачиваю свои работы и раскладываю. Он смотрит. И тут же секретарю: “Во Мстёры, в техникум”». См.: Стенограмма встречи выпускников школы-коммуны в редакции газеты «Комсомольская правда» 19 января 1967 г. Л. 39.
- ^ Вишняков Н.А. Моя юность (воспоминания о Мстёрской коммуне) // Из коллекции документов, переданных дочерью Модорова М.Ф. Модоровой-Потаповой в Мстерский институт лаковой миниатюрной живописи имени Ф.А. Модорова (филиал Высшей школы народных искусств, Санкт-Петербург). Машинопись. С. 222–225.
- ^ Письмо бывших коммунаров А. Молькова, Б. Попова и П. Кенига — С.В. Ларину о рецензии Г.И. Чернова на книгу воспоминаний бывших воспитанников Мстёрской школы-коммуны от 20 июля 1971 // Государственный архив Владимирской области (ГАВО). Р-561. Оп. 1. Ед. хр. 687. Л. 4–5. Посещение Вхутемаса вождем революции, о котором упоминает П. Кениг со слов В. Арманд, состоялось 21 февраля 1921 года. На вопрос о впечатлении от встречи со студентами художественного вуза Ленин якобы ответил: «Ребята хорошие, но черт знает, чему их там учат». См.: Ройтенберг О.О. Неужели кто-то вспомнил, что мы были... из истории художественной жизни. 1925–1935. М.: Галарт, 2008. С. 75.
- ^ Модоров Ф.А. Мстёрская опытно-показательная школа-коммуна семилетка и художественно-промышленный техникум Наркомпроса СССР // ГАВО. Р-561. Оп. 1. Ед. хр. 390. Л. 42.
- ^ Дмитрий Иосифович Иванов (1880–1938) — художник-скульптор, педагог. Выпускник Центрального училища технического рисования барона Штиглица (1913). Проходил практику на фабрике Карла Фаберже. Работал на Императорском фарфоровом заводе. В 1919 году принимал участие в организации Петроградской художественной мастерской. Участник выставок (Выставка картин художников всех направлений. Петроград, 1923; Всемирная выставка. Париж, 1925). В 1931 году был арестован по политическому обвинению и приговорен к расстрелу, замененному десятилетним сроком в Соловецком лагере. В 1938 году расстрелян за «контрреволюционную агитацию среди заключенных».
- ^ Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 1565. Оп. 9. Ед. хр. 1. Л. 79, 82.
- ^ 7 Александр Алексеевич Топорков (1896–1995) — живописец и график, педагог. В 1909–1918 годах учился в СЦХПУ. На рубеже 1920-х отдал дань супрематическим опытам. Его ранние работы хранятся в Музее Гетти (США). В 1921 году в сборнике Наркомпроса «Искусство в производстве» была напечатана статья А.А. Топоркова «Форма техническая и форма художественная». С начала 1930-х жизнь и творческая деятельность художника были связаны с Сергиевым Посадом (Загорском). Он преподавал в Абрамцевской профтехшколе, а в 1957 году по его инициативе на базе профтехшколы открыли художественно-промышленное училище.
- ^ ГАВО. Ф. 662. Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 138.
- ^ В этом намерении Модоров был не одинок. Фешина примерно в это же время приглашали на работу в Свомас Астрахани; другой его ученик, А.Г. Григорьев, хлопотал перед М.И. Калининым о работе для Фешина в Москве.
- ^ Автобиография Н.И. Фешина: «Годы в России» (реконструкция по публикациям в американских изданиях) // Николай Фешин. 1881/1955. Живопись/рисунок. М.: Галерея «Арт-Диваж», 2004. С. 113.
- ^ Константин Иванович Мазин (1874–1947) — художник-пейзажист, педагог. Заслуженный художник РСФСР. Родился в Астрахани. Вместе с Борисом Кустодиевым и Иваном Горюшкиным-Сорокопудовым учился у П.А. Власова, выпускника Академии художеств. Окончил Казанскую художественную школу (1897–1901), Академию художеств (1901–1906). С 1907 по 1915 год работал в западных губерниях (Гродненской, Ковенской, Могилёвской) учителем рисования и черчения в школах и гимназиях. Преподавал рисунок и живопись в Мстёрской опытно-показательной школе (1920–1927). См.: Константин Иванович Мазин (1874–1947). Мстёрский художественный музей. Машинопись. С. 27.
- ^ В литературе можно нередко встретить утверждение о том, что Николай Фешин преподавал в Мстёрской иконописной школе. Последняя по времени публикация, воспроизводящая это заблуждение: Юкин. Основатель Владимирской школы живописи. Владимир: Транзит-ИКС, 2019. С. 33. Кроме автобиографии К.И. Мазина из фондов Мстёрского художественного музея, недоразумение с «преподаванием» Фешина в Мстёре опровергают известные воспоминания Ф.А. Модорова о Фешине. См.: Николай Иванович Фешин. Документы, письма, воспоминания о художнике. С. 66.
- ^ По данным на сентябрь 1920 года, в коммуне было 33 педагога (из которых шесть художников, 18 мастеров-инструкторов, четыре ассистента, пять школьных работников школы I ступени) и 150 детей.
- ^ Рукопись (неполная) книги воспоминаний бывших воспитанников Мстёрской школы-коммуны «Повесть о светлой юности» с редакторской правкой С.В. Ларина. Л. 92.
- ^ Стенограмма встречи выпускников школы-коммуны в редакции газеты «Комсомольская правда» 19 января 1967 г. Л. 19.
- ^ Николай Никифорович Овчинников (1887–1947) — художник-пейзажист, педагог. Младший брат В.Н. Овчинникова. Учился в Казанском художественном училище. Воевал в Красной армии на фронтах Гражданской войны. Преподавал в Мстёрских мастерских, школе-коммуне и художественно-промышленном техникуме в 1920–1928 годах.
- ^ Иосиф Александрович Модоров (1895–1948) — живописец, педагог. В 1907–1910 годах учился в иконописной школе Мстёры, затем в Казанском художественном училище (1910–1918). Во время учебы в Казани подрабатывал художником-декоратором в городском театре. С января по май 1918 года — в Академии художеств (мастерская Н.С. Самокиша). В 1918 году состоял сопредседателем Петроградского общества мстёрских иконописцев (по сообщению А.В. Бражкиной). Два года служил учителем рисования в иконописной школе Комитета поощрения русской иконописи села Борисовка Курской губернии. В Новороссийске работал по линии Рабиса. См.: РГАЛИ. Ф. 2907. Оп. 2. Ед. хр. 559; Научный архив Российской Академии художеств. Ф. 7. Оп. 8. Ед. хр. 1788.
- ^ Николай Васильевич Берлюков (1892 — после 1965) — художник, педагог. Происходил из крестьянской семьи с. Дятлово Подольского уезда Московской губернии. Окончил Тверское городское училище. Обучался в СЦХПУ (1907–1912). Выбыл из него «по домашним обстоятельствам» со званием ученого рисовальщика первой степени. См.: РГАЛИ. Ф. 677. Оп. 1. Ед. хр. 829. Л. 1. В Мстёру переехал из Вязников в 1921 году, где работал художником-инструктором в местных художественно-промышленных мастерских. В коммуне заведовал гальванопластическим отделом мастерских, преподавал рисунок, черчение, был воспитателем. После 1924 года жил в Москве, работал в опытно-показательной школе им. А. Радищева. В послевоенные годы занимался цветной фотографией, участвовал в оформлении выставок.
- ^ Николай Иванович Фолимонов преподавал рисунок и графику в 1927–1928 годах. На него можно указать как на редчайшее исключение среди художников. Он не оставил о себе доброй памяти ни у коллег, ни у учащихся.
- ^ Зюзюкин И. Очарованные беглецы, или рецензия на ненаписанную книгу // Комсомольская правда. 1968. 26 июня.
- ^ Стенограмма встречи выпускников школы-коммуны в редакции газеты «Комсомольская правда» 19 января 1967 г. Л. 29.
- ^ ГАРФ. Ф. 1565. Оп. 9. Ед. хр. 1. Л. 66.
- ^ Открылась 6 июня 1920 года в Москве, на Рождественке. См.: ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 23. Ед. хр. 116. Л. 11.
- ^ Александра Васильевна Пасхина (1889–?) — педагог Мстёрской школы-коммуны и техникума (1925–1929). Преподавала литературу, историю и социологию художественной формы, историю художественной обработки металлов, искусствоведение в тканях; руководила кружком драматизации. Родилась в семье В.В. Правдолюбова, генерала от медицины, участника Русско-японской войны. Окончила Высшие женские курсы.
- ^ Рукопись (неполная) книги воспоминаний бывших воспитанников Мстёрской школы-коммуны «Повесть о светлой юности» с редакторской правкой С.В. Ларина. Л. 91.
- ^ ГАРФ. Ф. 1575. Оп. 4. Ед. хр. 151. Л. 57.
- ^ Там же. Л. 58.
- ^ Там же. Л. 58–64.
- ^ 29 Отчеты Мстёрской опытно-показательной станции Владимирской губернии за 1922–1923 гг. // ГАРФ. Ф. 1575. Оп. 4. Ед. хр. 277. Л. 11.
- ^ Вероятно, в пополнении музея экспонатами самую существенную роль играл Ф.А. Модоров. Он был членом волостной коллегии по делам музеев и охране памятников искусства и старины. Кроме того, «естественным» источником являлось имение Протасьевых, где находилось немало ценных вещей.
- ^ ГАРФ. Ф. 1575. Оп. 4. Ед. хр. 277. Л. 11.
- ^ ГАРФ. Ф. 1575. Оп. 4. Ед. хр. 151. Л. 60.
- ^ Там же. Л. 59.
