Миха Гросс: «Сегодня в Германии дают Баухаус на экспорт»
До 21 апреля 2019 года в Музее архитектуры им. А.В. Щусева открыта выставка «Баухаус. Белый город Тель-Авива», приуроченная к 100-летию художественной школы Баухауса. Организованная Институтом Генплана Москвы, Центром Баухауса в Тель-Авиве и Израильским культурным центром «Натив», она посвящена самому представительному на сегодняшний день и внесенному в охранный реестр ЮНЕСКО ансамблю памятников Баухауса. Специально для «Артгида» проблемы его сохранения и реставрации комментирует сооснователь и директор тель-авивского Центра Баухауса, автор посвященных это теме книг и публикаций Миха Гросс.
Сооснователь и директор Центра Баухауса в Тель-Авиве Миха Гросс. Фото: Yadid Levy
Ирина Мак: Как бы вы сегодня оценили этот век Баухауса, его влияние, итоги?
Миха Гросс: Баухаус был результатом событий, произошедших после Первой мировой войны в Европе и России, и, конечно, он очень повлиял не только на архитектуру — на искусство, философию, эстетику… Школа Баухауса была источником и символом всех этих изменений — модернисты не просто отказывались от украшений и избыточных элементов, они «ломали» классический ордер, отказываясь следовать существующей традиции и закладывая таким образом новую.
И.М.: Которая их пережила.
М.Г.: Безусловно. И пусть не все идеи основателям школы удалось сразу реализовать (современный дизайн в то время так и не стал массовым явлением), мы до сих пор пользуемся их наследством. После того как в июле 1933 года школу Баухауса закрыли, идеи Баухауса распространяли в мире ее ученики, некоторые — среди них было много евреев — понимали, что из Германии надо бежать, и отправились в Палестину.
И.М.: Но тель-авивский Баухаус не слишком похож на немецкий.
М.Г.: Прежде всего, это функциональная архитектура, что ее делает всегда актуальной. Поэтому в Германии и Израиле у нее немного разные функции.
И.М.: Из-за климатических особенностей?
М.Г.: Конечно. В отличие от немецкого Баухауса, в тель-авивских домах маленькие окна — из-за очень жаркого солнца — и, напротив, большие балконы, которые иногда опоясывают здания, создавая горизонтальные направляющие. Но это все и так хорошо видно, — а есть элементы не такие заметные, придуманные в Тель-Авиве. Например, площадь основания балкона больше площади самого балкона или ограждение балкона спускается чуть ниже его основания — это дает дополнительную тень соседям снизу. Или решетки в ограждении балкона сделаны из трубок, чтобы ветер по нему гулял. Вы можете смотреть на глухой балкон и не заметить, что внизу по всему периметру есть узкая щель, тоже для вентиляции, чтобы балкон меньше нагревался и горячий воздух выходил через эту щель.
И.М.: Тель-Авивский Баухаус моложе и немецкого, и советского конструктивизма. И, видимо, лучше сохранился.
М.Г.: Увы, это иллюзия.
И.М.: Но перекрытия сделаны наверняка из бетона — в отличие, например, от моего дома конца 1920-х годов постройки.
М.Г.: Из бетона, что, конечно, лучше, но поверьте, многие из этих зданий в очень плачевном состоянии.
И.М.: Сохранилось ли в этих домах что-то внутри — планировка, элементы мебели, дизайна? Ведь социальное жилье предполагало все в едином стиле.
М.Г.: Я видел квартиры, в которых все берегут, хотя это, скорее, редкость. Внутренняя планировка в основном сохранилась, но — вы, наверное, заметили по фотографиям — появились надстройки. К самому первому такому дому пристроили три этажа. В Тель-Авиве пристройка возможна, в зависимости от конструкции оригинального здания, либо в глубине, если можно сделать так, чтобы она была не видна, либо как продолжение фасада, но в этом случае она не должна нарушать архитектуру здания.
И.М.: Разрешается надстраивать памятник ЮНЕСКО?
М.Г.: В Израиле да, но не всегда, и разрешение дается на определенных условиях. Потому что денег на реставрацию нет ни у собственников, ни у муниципалитетов. Ищется подрядчик, который готов отреставрировать здание и возвести надстройку за то, чтобы получить ее в собственность. Или другой вариант: вы наверняка видели в Тель-Авиве дома на опорах. Многие эти нижние этажи просто заложили, причем давно. Но если владелец соглашается их раскрыть, ему могут дать разрешение на надстройку.
И.М.: Удобно ли жить в доме Баухауса?
М.Г.: Да. Относительно сегодняшних норм там довольно большие квартиры и высокие потолки — 3 м 80 см.
И.М.: В конструктивистских домах такого не бывает.
М.Г.: А какая высота потолков в вашей квартире?
И.М.: 2,5 м. Я знаю квартиры с потолками 3,20.
М.Г.: Значит, welcome to Tel-Aviv.
И.М.: Это единственное социальное жилье, получившее охранный статус ЮНЕСКО?
М.Г.: Есть еще — во Франции в Гавре, в городе Бразилиа. И в Новой Зеландии. Это, конечно, не Баухаус, но какие-то версии интернационального стиля. И в Израиле Баухаус есть не только в Тель-Авиве, но и в Иерусалиме, Хайфе, кибуцах.
И.М.: Были ли попытки разрушить тель-авивский Баухаус?
М.Г.: И до сих пор кто-то пытается. Но после того как эти здания оказались под покровительством ЮНЕСКО, все стало лучше.
И.М.: Как я понимаю, вы приняли деятельное участие в том, чтобы они попали в охранный реестр. Сколько всего зданий в него внесено?
М.Г.: 2000, а всего зданий, причисляемых к ансамблю Баухауса, 4000. Половина — объекты культурного наследия местного значения. Тут важно объяснить историю: старт развитию Тель-Авива дала большая алия [репатриация] 1924–1925 годов из стран Европы, которую составляли, среди прочих, предприниматели и торговцы, готовые вложить капиталы в строительство «домов мечты».
И.М.: Отсюда высокие потолки — европейцы к ним привыкли.
М.Г.: Возможно. И все эти дома оказались вписаны в единую структуру города, предложенную в 1925–1929 годах шотландским архитектором сэром Патриком Геддесом, автором генплана Тель-Авива, по которому через улицы и бульвары, перпендикулярные побережью, морской бриз должен был проникать в жилые кварталы с запада, на продольных улицах шла торговля, а парки и скверы превращали Тель-Авив в город-сад. Устройство города с тех пор принципиально не изменилось, сохранился более или менее весь ансамбль — еще и поэтому решение ЮНЕСКО было положительным.
И.М.: У вас есть любимый объект?
М.Г.: Вся целиком площадь Дизенгофа — она круглая, и шесть трехэтажных домов разной длины и образуют этот круг. В 1934-м архитектор Гения (Женя) Авербух, открывшая фирму вместе со Шломо Гинзбургом, выиграла конкурс на застройку площади, которой еще не было.
И.М.: Авербух много построила в Тель-Авиве. А мы знаем, что женщины в школе Баухауса, по правилам, не могли обучаться в архитектурной мастерской.
М.Г.: Она окончила Брюссельскую академию архитектуры и в 1930-м вернулась в Тель-Авив, где жила с 1911 года. А родилась в России. Но идеи Баухауса витали в воздухе Европы. И была еще такая Лотте Кон, первая женщина, принятая в Берлинское сообщество архитекторов и инженеров и вообще первая в истории женщина-архитектор. Она тоже училась не в Баухаусе, она училась в Берлине. Но я видел ее диплом 1916 года, на нем к напечатанному на бланке слову Architekt от руки приписан суффикс -in, обозначающий в немецком языке феминитив. В 1921 году Лотте Кон репатриировалась в Эрец Исраэль и много работала в кибуцах, где тоже присутствует Баухаус.
И.М.: В Европе возникала и другая социальная архитектура, например, созданная Ле Корбюзье. Его «жилые единицы» в Марселе и Нанте, правда, были позже, но между «родным» Баухаусом и социальным жильем Ле Корбюзье как раз вписался тель-авивский Белый город. Насколько эти процессы в принципе соприкасались?
М.Г.: Близко, они шли параллельно и влияли друг на друга. Но тель-авивский Баухаус только начался в 1933-м, когда немецкий закончился. Архитекторы, оставшиеся не у дел, стали уезжать из Германии. Ханнес Майер, второй директор школы, к тому времени изгнанный из нее, оказался вместе с семью учениками в СССР.
И.М.: За что его изгнали?
М.Г.: Он был коммунистом. Из Швейцарии, как и я.
И.М.: Я не видела того, что Майер с учениками построил в Магнитогорске, Свердловске, Соликамске и Перми, но видела город Биробиджан, который ему построить не дали. При том что город развивался, в общем и целом, в соответствии с предложенным Майером генпланом, зданий школы Баухауса там осталось одно-два.
М.Г.: Да, я знаю — у меня есть книга про Майера и его план Биробиджана 1928 года. Грустная история. Но в Палестину отправилось больше выпускников Баухауса, чем в Советский Союз, —19 выпускников школы, в том числе семь архитекторов. Среди них был и ученик Ханнеса Майера Арье Шарон, построивший потом огромное количество рабочих общежитий. Тель-Авив был как чистый холст, это большой соблазн.
И.М.: 20 лет назад вы создали в Тель-Авиве Центр Баухауса. Зачем?
М.Г.: Хотел разбудить к нему интерес, которого не было. И интерес к этому стилю появился у нас только в начале 2000-х годов. Это не музей, я сразу хочу объяснить: музей — сам город. А мы устраиваем экскурсии, организуем лекции и выставки, издаем книги. Проводим исследования.
И.М.: Существуют ли какие-то технологические особенности реставрации зданий, построенных в стиле школы Баухауса?
М.Г.: Да, и немцы готовы дать нам свою технологию, но наши не соглашаются и используют свою.
И.М.: Школа Баухауса просуществовала меньше 15 лет, с апреля 1919 года по июль 1933-го, но кажется, что влияние ее огромно. За счет чего?
М.Г.: За счет хорошего пиара. Сегодня в Германии помнят историю с «хорошим лицом» и дают Баухаус на экспорт. А если серьезно, я не думаю, что влияние школы так уж велико — просто это был дух времени, и в архитектуре боролись разные влияния — аристократизм Вальтера Гропиуса, социалистические устремления Ханнеса Майера, буржуазность Миса ван дер Роэ. Не было какой-то одной идеологии — это было либеральное место и либеральное время. Дух Веймарской республики, которая тоже просуществовала недолго.
И.М.: В школе работали Василий Кандинский и Пауль Клее. Оба были абстракционистами, тогда как Баухаус был направлен на функциональность во всем. В чем состоял их преподавательский метод, что взяли у них ученики?
М.Г.: До Баухауса так в принципе не преподавали, Кандинский и Клее позволяли импровизировать. Студенту могли дать железный прут и предложить сделать что-нибудь — не что-то конкретное. Сегодня обычное дело, а тогда это было новым.
И.М.: И Гропиус, и Мис ван дер Роэ в свое время оказались в США, где, конечно, есть некоторое количество зданий в интернациональном стиле. Но, в общем, ничего подобного немецким зданиям они там не построили. Почему?
М.Г.: Им было много лет.
И.М.: В Германии охраняют Баухаус?
М.Г.: Сейчас да, но это тоже недавно началось. Есть такой образцовый район в Штутгарте — называется Вайсенхоф, построенный в 1927 году к выставке Немецкого Веркбунда. В 1970-е годы его хотели разрушить, а сейчас он в идеальном состоянии. Я хочу поездить по Москве и посмотреть конструктивистские здания — пока они стоят.
И.М.: А в Тель-Авиве современная архитектура ориентируется на Баухаус?
М.Г.: Сегодня я даже наблюдаю попытки новых архитекторов использовать элементы Баухауса. Скажем, между двумя зданиями в стиле Баухаус строится новый дом, и архитектор повторяет в нем какие-то элементы соседних. Например, скругленные балконы или круглое окно.
