In press: о чем говорят в мире-7

Насчет главного сюжета сезона в мировой прессе в целом можно посомневаться, но главный сюжет сезона с российской точки зрения очевиден. «Манифеста 10», которая стартовала в Петербурге 28 июня, возможно, общемировым событием не является, но европейские и российские арт-СМИ (и «Артгид» в их числе) уделили ей вполне достаточно внимания — и, надеемся, продолжат уделять, потому что основной проект «Манифесты» и крупные выставки параллельной программы хоть и открылись в конце июня, но множество событий, связанных с биеннале, продолжает происходить в Петербурге и после того, как приглашенные на открытие гости разъехались; тем, кто остался, очевидно, что сейчас и начинается самое интересное — не презентация крупной выставки, а собственно живой процесс со сменяющими друг друга выставками, акциями, перформансами и много чем еще: это и есть жизнь искусства, в рамках «Манифесты» она будет кипеть до конца октября и получится длинной и сложносочиненной, как эта фраза.

Полемика вокруг «Манифесты» началась задолго до ее открытия и была хоть и бурной, но не оригинальной: подобные баталии разгорались в последние годы вокруг почти всех крупных художественных событий и воспроизводили риторику, вменяющую политический и социальный активизм или хотя бы политическую, как бы это сказать, awareness в обязанность любому художественному проекту. В этом смысле основной проект «Манифесты» в Эрмитаже под кураторством Каспера Кёнига — как ни парадоксально — получается радикальным именно в том, что отказывается от радикализма: Кёниг пошел против правил хорошего тона и заявил, что не собирается следовать «обязаловке». Что он сделает крутую выставку без всяких там особых социально-политических коннотаций, а только про историю изобразительного искусства.

Рецензии, обзоры и отзывы на 10-ю «Манифесту», пошедшие чередой после ее открытия, надо сказать, удивляют своей похожестью. Они словно скроены по одному лекалу. Редко когда можно встретить столько единодушия среди критиков и арт-журналистов: всех интересует политический контекст, и всем его маловато.

«Политика прячется под поверхностью выставленных работ, — пишет на Artslant Манус Грунен. — Кое-где она и на поверхности, но вы и не заметите. Оливье Моссе, знаменитый абстракционист, сделал четыре монохромные абстрактные картины, все разных цветов. На первый взгляд они автономны и этим интригуют. Однако ни в путеводителе, ни в каталоге не рассказано, что Моссе выбирал цвета, вдохновляясь цветами балаклав Pussy Riot. Такие субверсивные тонкости используются и в других работах, например, у Хенрика Олесена, который использует фотографию Брэндона Тины — американского трансгендера, которого изнасиловали и убили именно за его идентичность. И снова карманный путеводитель подчеркивает формальную и историко-художественную сторону работы, а не интерес Олесена к репрезентации сексуальной идентичности. Это образцы того, как умно художники и кураторы обошлись с деликатными темами. Это скрытый слой, который чувствуется во всей выставке; политические заявления здесь не выкрикивают, а интеллигентно шепчут».

«Выставка выдерживает освежающе устойчивый баланс мужчин и женщин среди участников. Кёниг предпринимает правильный шаг, смешивая уже вошедшие в историю работы и просто хорошие старые произведения с новыми, сделанными специально по заказу “Манифесты”. Тем самым ему удается уточнить посыл выставки: некий антителеологический взгляд на развитие искусства как в рамках эстетики, так и в рамках общества в целом, в эпоху после падения Берлинской стены», — считает Artnet.

Однако все сходятся примерно на том, что кратко подытожил Эдриан Серль в The Guardian: «На “Манифесте 10” недостаточно конфликтов. Несколько отличных работ еще не делают хорошей и красноречивой выставки. Она слишком осторожная. Она предлагает слишком мало конфликта и слишком мало надежды».

«Манифеста» почти совпала по времени с другой биеннале — Берлинской. Та проходит в восьмой раз, и курирует ее в этом году Хуан Гайтан. Если прошлая, 7-я биеннале, кураторами которой выступали Артур Жмиевский, Иоанна Варша и группа «Война», была политизирована и радикализирована до предела (но ни в коем случае за предел не выходя!), то о нынешней можно судить уже по заголовкам мировой прессы. «Тихая биеннале» (Apollo), «Крутая, спокойная и собранная» (TAZ) и, наконец, «Банале-Биеннале» (австрийская Kurier). Сам Хуан Гайтан на вопрос о теме своего кураторского проекта говорит в интервью Berlin Art Link: «У нее нет темы. Моя кураторская работа — это рамка, внутри которой художникам предоставляется творческая возможность гибкости. Я вовлекал каждого художника в идущий по сей момент интеллектуальный спор об историческом воображении города и о том, как город, и особенно Берлин, в XXI веке продолжает формироваться своим наследием XVIII и XIX веков. Мне кажется, это очень хорошо видно в его архитектуре, и я задумываюсь, почему XIX век сегодня играет такую заметную роль. Обсуждение этих тем с художниками привело к появлению тех работ, что выставлены на биеннале, и самой выставки».

«Биеннале Хуана Гайтана — это намеренное снижение тона, — пишет в Apollo Стивен Труакс. — Предельно сдержанная, с акцентом на группки маленьких рисунков и эскизов, она заимствует язык самой традиционной музейной репрезентации, а представленные на ней работы — скорее фразы, чем заявления. Если не читать путеводитель, эта биеннале может быть скучной. Тем не менее у нее есть политический заряд. Три выставки, из которых она состоит, примечательны своим интроспективным молчанием, которое Гайтан рассматривает как отказ от тоталитарных идеалов, которые могли бы выразиться в масштабности, зрелищности и намеренной экзотичности типичного биеннального формата».

«Монументальной антитезой биеннале Жмиевского» считает биеннале Гайтана Александр Форбс на Artnet. «В 2012 году, — пишет он, — Жмиевский пригласил оккупайцев всех мастей жить и творить в здании Института современного искусства KW. При всей смелости намерений, выставка представила уже в зубах навязший тренд “искусство как протест”, и ее почти единогласно признали провальной. Гайтан же в этом году создал слишком безопасный проект, который слишком сильно опирается на любимые критиками темы архива и маргинальных художественных практик — мы видели их на “Документе”, сделанной Каролин Христов-Бакарждиев, и на Венецианской биеннале под кураторством Массимилиано Джони. Я и сам люблю такие работы, и хотел бы продолжать видеть их на больших международных выставках. Однако здесь, в качестве концепции для биеннале, такой подход разочаровывает».

«Некоторые работы остаются непонятны, даже если прочесть объясняющие тексты, — жалуется нам DB-Artmag. — Непонятно, почему они включены в биеннале. Гайтан абсолютно намеренно отказывается выстраивать единую линию или иллюстрировать при помощи работ конкретную тему. Это обаятельный подход, но проблема в том, что отбор работ кажется неоправданным. Выставка получилась слишком герметичной. Сам куратор говорил о своем предшественнике: “Жмиевский занимается агитпропом, он любит раскачивать лодку”. Продолжая сравнение, лодка Гайтана безмятежно покачивается на водной глади. Несколько мощных порывов ветра этой биеннале бы не повредили».

Для тех, кто не успел съездить в Берлин (биеннале закрывается в это воскресенье), слайд-шоу картинок с выставки приготовил Artreview.

Вопрос, который живо интересует всех: а сколько на самом деле платят кураторам? А? The Art Newspaper решила пересчитать денюжки в чужих карманах. Подвигло ее к этому известие, что гонорар Джермано Челанта за курирование выставки в рамках Milan Expo 2015 составит астрономическую сумму — €750 тыс. Проведя расследование, издание выкладывает цифры. Как правило, на ведущих биеннале гонорар куратора составляет от 1% до 5% общего бюджета; у куратора Венецианской биеннале зарплата составляет около €90 тыс. в год, общая сумма гонорара — от €120 тыс. до €180 тыс. А вот биеннале уровнем пониже обычно платят кураторам зарплату, сопоставимую с зарплатой штатного куратора в крупном музее. Короче, газета приходит к выводу, что в кураторском деле профессионалам либо сильно переплачивают, либо сильно недоплачивают.

Почему современная абстрактная живопись, которая производится художниками в промышленных количествах, такая одинаковая? Этим вопросом задается нью-йоркский критик Джерри Сальц в большой и, как всегда у него, едкой статье на Vulture.

«Галереи повсеместно завалены минималистскими холстами, все они более-менее приятны глазу, безопасны, предположительно, метакритичны, и выглядеть “новаторской” или “дерзкой” эта живопись будет ровно настолько, чтобы не нарушить ничьи представления о том, что такое новаторство или дерзость в искусстве; все они безлики и подражают заранее одобренному набору стилей. Их авторы — трудолюбивые рабочие пчелки постмодернизма — пытаются влезть в шкуру старых добрых абстракционистов и воспроизвести золотые деньки абстракции, подавая визуальные сигналы супрематизма, минимализма, постминимализма, арте повера, процессуального искусства, живописи действия, машут ручкой Герхарду Рихтеру, Зигмару Польке, Энди Уорхолу, Кристоферу Вулу, Ричарду Принсу, Мартину Киппенбергеру, Альберту Оэлену, Вейду Гайтону, Рудольфу Штингелю, Сергею Йенсену, Михаэлю Кребберу. Эти работы — подарок для декоратора, особенно в современной квартире или доме. Они выглядят “умными” и крутыми и льстят своим владельцам, даже если на деле никакой мысли за ними не стоит». Сальц приходит к очевидному выводу: абстрактной живописи так много, и она настолько одинаковая, потому что хорошо продается. Безопасна, респектабельна и представляет собой своего рода стандарт. Самое смешное, что Сальц не поленился сфотографировать предмет своего о(б)суждения и выложил десятки действительно одинаковых, как близнецы, абстракций, чтобы читателю было понятно, о чем речь.

«Конец конца истории» — такой теме посвящен последний номер журнала e-flux. История, ясное дело, и не думала заканчиваться — ее паровоз снова набирает обороты. В номере на темы протеста, национализма и того, как эти тревоги нашего времени связаны с искусством, рассуждают Борис Гройс со статьей об арт-активизме, группа Raqs Media Collective, Даниэль Бирнбаум, Екатерина Деготь, Джеймс Хонг и многие другие.

Напоследок — курьез, который будет интересен прежде всего коллегам — арт-критикам и журналистам (ну и тем, кто их читает). Скандал на всю американскую медиасферу. Кэрол Фогель, штатный художественный критик The New York Times и одну из самых читаемых американских арт-журналисток, уличили в плагиате. Плагиат состоял в том, что в своей статье о готовящейся выставке Пьеро ди Козимо Фогель использовала — внимание! — фрагмент из «Википедии». Буквально две фразы. И то не скопировала, а повторила своими словами, но близко к тексту. Скандал! Служебное расследование. Редактор призывает Фогель к ответу. В секции блогов NY Times появляется ее подробная статья, рассматривающая инцидент. С возмущением выступает New York Magazine. Увольнения Фогель требует ветеран арт-журналистики, пламенная Ли Розенбаум. «Даже не знаю, что глупее, — пишет она, — паразитировать на “Википедии” или вообще полагаться на нее как на достоверный источник информации?» Под злополучной статьей появляется редакторская врезка, сожалеющая о том, что пропустили публикацию в таком виде…

Из-за цитаты двух предложений из «Википедии».

Это к вопросу о высоте планки в журналистике.