UP & DOWN. Лето 2012

Pussy Riot vs современное российское искусство, активизм vs галереи, Кристина Штейнбрехер vs Марат Гельман, а также премия Кандинского, ГЦСИ, «Винзавод», Музейно-выставочное объединение «Столица». Обозреватель газеты «Коммерсантъ» Анна Толстова подводит итоги ушедшего лета.

Up

Down

Pussy Riot Панк-процесс Pussy Riot окончательно утвердил их панк-молебен в статусе шедевра медиаактивизма. Фотографии из зала суда, появившиеся на первых полосах ведущих европейских изданий, по силе медийного воздействия превзошли и само видео с юродивыми-молельщицами в храме Христа Спасителя: юность, чистота, интеллект и красота за решеткой — трудно найти более емкий и яркий образ путинской России, погружающейся в патриархально-консервативную серость. Образ, апеллирующий и к мифологии, к юнговским архетипам (три девицы в темнице), и к русской революционной истории (народоволки). Последние слова обвиняемых, застрявшие в мировой паутине, несмотря на все цензурные усилия карательных органов, по глубине и трезвости анализа превосходят километры публицистических статей и аналитических докладов о положении дел в стране. В стране Толстого и Достоевского, от которой по старинке все еще ждут духовных подвигов и этических озарений. В общем, Pussy Riot сегодня — самые известные русские художники после Казимира Малевича. Кстати, из крестьянского цикла Малевича теперь выводят разноцветные костюмы Pussy Riot, а из его теоретических работ — их попытку объединить политику, религию и искусство в одном синкретическом действе (см. статью культуролога Михаила Ямпольского). С ними Мадонна и The Beatles в лице сэра Пола и Йоко Оно. С ними министр культуры Франции, музеи Австрии и интернационал протестного искусства. Кто спорит, что поддержка мирового художественного сообщества важна в том пенитенциарном кошмаре, что настиг активисток Pussy Riot. Однако не стоит забывать, что медиаактивизм не равняется искусству даже в его сегодняшнем, весьма расширенном понимании, и, солидаризируясь с Хамовническим судом, принижать политическое значение жеста Pussy Riot. Политическое значение акции подкреплено процессом, приговором, серией последовавших за ним провокаций, в том числе и кровавых, международной реакцией. В политическом поле признание участниц группы узниками совести со стороны Amnesty International имеет все же больший вес, чем номинация на премию Кандинского в поле художественном.	Современное искусство России Наивно думать, что благодаря Pussy Riot акции современного российского искусства взлетели на внутреннем или внешнем рынке. Россия, то есть ее консервативное большинство, лишь утвердилась в мысли, что современное искусство — это экстремизм, это напакостить в храме или нагадить в музее. И ожидающееся усиление цензуры со стороны хорошо организованной православной общественности только укрепит самоцензуру в художественных институциях. Мир же лишь утвердился в мысли, что кроме Pussy Riot ничего интересного в современном искусстве России не происходит. Чему, заметим, не смогла помешать и изрядно дискредитировавшая себя группа «Война», крайне неуклюже пытавшаяся цензурировать появление Pussy Riot на главном мировом форуме политического искусства — 7-й Берлинской биеннале. Другой международный цензурный скандал минувшего сезона, имеющий прямое отношение к России, вряд ли будет замечен за ее пределами: Юрий Альберт отказался участвовать в 9-й Шанхайской биеннале, так как ответственные за культуру китайские чиновники потребовали, чтобы художник внес изменения в инсталляцию Moscow Poll, которая должна была быть представлена в павильоне Москвы. Однако кивать на Китай — дескать, у них тоже государственная цензура, и ничего, неплохо живут — нам не пристало. Имевшая большой медийный резонанс история политических преследований Ай Вэйвэя в итоге сыграла на руку китайскому искусству. Мир узнал, что оно бывает другим, более глубоким и сложным, нежели та поп-пена, что была вынесена волной рынка, поддержанного новыми китайскими коллекционерами. Сун Дун, которого можно назвать эстетическим единомышленником Ай Вэйвэя, теперь один из фаворитов всяческих биеннале, от Венеции до Киева. Мир поверил, что вместе с экономической модернизацией в Китай пришла и модернизация культурная. В этом году премия Притцкера, архитектурная Нобелевка, впервые досталась китайскому архитектору Ван Шу. Русское искусство (помимо Pussy Riot) может ждать биеннального признания столько же, сколько русские архитекторы — Притцкеровской премии.
Активизм Суд над Pussy Riot сопровождался бесконечным фестивалем протестного стрит-арта, и совершенно очевидно, что радикализация искусства, особенно молодого, будет расти пропорционально репрессиям. Об этом можно судить и по молодежным заявкам на премию Кандинского, и просто по московским улицам. Улица и протест — похоже, Pussy Riot определили форму и содержание искусства на несколько лет вперед, и можно ожидать бума отчаянных романтических жестов той или иной степени осмысленности. Однако праздновать новое возрождение русского акционизма и преждевременно, и неправильно: панк-молебен ошибочно прописали по ведомству акционизма, тогда как это — превосходный образец медиаактивизма, возможного только в эпоху Youtube, социальных сетей и прочих новых медиа. Больших успехов в области медиаактивизма что-то не видно, единственное исключение — Российское информационное агентство сатиры и юмора FogNews, высокохудожественный проект, если кто-то до сих пор не понял.	Галерейное искусство Темпы производства «галерейного продукта», ориентированного на рынок, упали и, видимо, будут падать дальше. Связано это как с кризисом рынка, подчеркнутым закрытием и перепрофилированием ряда ведущих галерей, так и с политической реакцией, сопровождающейся модой на протестное искусство и «левую» риторику. Художники раздают работы, устраивают «прощальные» выставки (Electroboutique и Аня Желудь). «Новые скучные» всем сердцем прикипели к фондам, будто бы более опосредованно связанным с презренным капталом, зато способным спродюсировать участие в Documenta или выставку в крупном отечественном музее, и будут выдавать на гора тонны искусства, бесконечно скучного в своем ученическом следовании биеннальным образцам. 3-я Московская биеннале молодого искусства показала, что на пятки «новым скучным» наступает следующее поколение. Интеллектуально и эстетически изысканные проекты вроде «Варваров» на «FАБRИКЕ», сделанных самоорганизовавшейся молодежью, говорят, что у нынешнего авангарда есть еще один выход, кроме выхода на улицу. Это путь эскапизма, когда лучшая институция — дружеский круг, и такое уже было в Советской России в конце 1920-х и начале 1930-х. И его выбирают не склонные к активистской радикальности новые честные.
Премия Кандинского В этом году премия Кандинского впервые опубликовала все присланные на конкурс заявки, и среди соискателей в главной номинации немедленно обнаружились Pussy Riot. Ситуация напоминала историю с «Инновацией» двухлетней давности, когда на главную награду выдвинули «Войну», с той только разницей, что оргкомитет премии Кандинского не только не препятствовал выдвижению опасных кандидатов, но и всячески поддерживал номинировавших Pussy Riot членов экспертного совета. Правда, после того, как экспертный совет проголосовал, выяснилось, что Pussy Riot даже не попали в лонг-лист. Тем не менее, продекларировав готовность поддерживать Pussy Riot, премия Кандинского, понесшая значительные репутационные потери в связи с победой «евразийца» Алексея Беляева-Гинтовта, эффектно реабилитировалась.	«Винзавод» «Винзавод», похоже, может распрощаться с идеей галерейного кластера: за весенними закрытиями последовало летнее бегство — с насиженных мест съехали «МЕГЛИНСКАЯ» и Paperworks. Свято место пусто не бывает, и Владимира Фролова, въезжающего в апартаменты Ирины Меглинской, арендными ставками не испугаешь. Так или иначе, галерей с богатой историей и/или интересной программой здесь осталось всего три — «Риджина», XL и ПРОУН. Собственная выставочная деятельность «Винзавода» бурного энтузиазма не вызывает: площадка молодого искусства «Старт» неплоха, но слишком камерна, зато крупные проекты — наподобие смотра достижений северокорейской сувенирной промышленности или ежегодного фестиваля патриотической фотографомании Best of Russia — хотелось бы сжать до нуля байт. Одна надежда на гастрольные выставки, а не то вернисажные завсегдатаи забудут сюда дорогу. «Винзаводу» явно не хватает толкового художественного руководства.
МВО «Столица» Летом стало известно, что в Москве завелась «Столица», новое объединение выставочных залов и музеев: больших, вроде Манежа и Нового Манежа, небольших, вроде Домика Чехова и «Рабочего и колхозницы», и таких плохо совмещающихся друг с другом, как музей Дмитрия Налбандяна и музей Вадима Сидура. Как только арт-директором детища, выношенного московским министром культуры Сергеем Капковым, была назначена Марина Лошак, пошли оптимистические слухи, будто главные муниципальные выставочные площадки наконец-то повернутся лицом к искусству и задом — к ярмаркам меха и фестивалям меда. Выставочная программа объединения пока не объявлена, понятно лишь, что она будет с музейным акцентом, зато точно известно, что ярмарки «Арт Манеж» и «Худграф» изгнаны из большого и малого Манежей по причине своей «малохудожественности». И поделом: сувенирно-подарочный ассортимент «Арт Манежа» и правда был как-то ближе к шубам и плодам пчеловодства.	ГЦСИ Государственный центр современного искусства, только что отпраздновавший 20-летие, вместо подарка получил к юбилею увесистую оплеуху, причем от коллег по цеху. Проект нового здания центра на Бауманской, «московский Бобур», одобренный было при предыдущем министре культуры, оказался забаллотирован на заседании рабочей группы по современному искусству Общественного совета при Министерстве культуры РФ, которое посетили глава департамента культуры Москвы Сергей Капков и другие официальные лица. Раскритиковали всё, от архитектурного облика до сметы. Призвали минкульт провести общественное обсуждение и открытый архитектурный конкурс, а не принимать как данность проект, давно разработанный директором ГЦСИ Михаилом Миндлиным вместе с архитекторами Антоном Нагавицыным и Михаилом Хазановым. Безусловно, столице нужен архитектурный шедевр ранга Центра Помпиду, а общественные обсуждения и открытые конкурсы как таковые прекрасны, но в Москве они почему-то неизменно приводят к победе архитектурных тузов московского стройкомплекса. То ли разругавшие проект члены рабочей группы, в частности директор «Гаража» Антон Белов и учредитель и попечитель Института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка» Александр Мамут, полагают, что новый министр культуры, замеченный пока лишь в упорном молчании по поводу скороспелых передач РПЦ памятников древнерусского искусства уровня Рождественского собора Снетогорского монастыря, переломит ход вещей. То ли проект мастерской Михаила Хазанова вызвал у них такое радикальное эстетическое отторжение, хотя практически тот же коллектив занимался старым зданием ГЦСИ на Зоологической, и оно — до появления «Гаража» и Мультимедиа Арт Музея — было чуть ли не единственной пристойной для современного искусства выставочной площадкой в Москве. Впрочем, скорее всего, речь идет о смене элит: вокруг Сергея Капкова начинает складываться новая культурная бюрократия, претендующая на руководство современным искусством и теснящая старую, группирующуюся около ГЦСИ.
Кристина Штейнбрехер Весной Кристина Штейнбрехер была назначен арт-директором ярмарки VIENNAFAIR, ради которой ей пришлось покинуть аналогичный пост на «Арт Москве». Вскоре стало ясно, что венская ярмарка приобретает отчетливый уклон в сторону республик бывшего СССР, то есть берется за разработку стратегического направления, упущенного «Арт Москвой». Летом Кристина Штейнбрехер попала в счастливую сотню участников онлайнового проекта галереи Саатчи «100 кураторов — 100 дней», где каждый получает право выбрать по 10 начинающих художников из коллекции Saatchi Online для однодневной виртуальной выставки. Штейнбрехер оказалась одним из четырех кураторов, представляющих Восточную Европу, наряду с Ярой Бубновой, Майей Чирич и, как ни странно, Дэвидом Эллиотом, делавшим первую Киевскую биеннале. Кажется, в международном клубе кураторов, имеющих репутацию экспертов по Восточной Европе, появилось новое лицо.	Марат Гельман Акции Марата Гельмана, прижатого в Перми, попридержанного в Новосибирске и оплеванного в Краснодаре, продолжают падать. Великий пиар-стратег, на сей раз он отчего-то не стал раздувать скандала из факта цензуры, когда выставка «Родина» открылась в Красноярске в кастрированном виде, хотя запреты, например, невиннейшей инсталляции Татьяны Антошиной «Голубые города» выглядели форменным идиотизмом. Похоже, что имевшиеся, по всей видимости, договоренности на высшем уровне утрачивают силу, и у карт-бланша, выданного Марату Гельману, истекает срок годности.