In memoriam. Франко Дзеффирелли
15 июня 2019 года в Риме на 97-м году жизни скончался Франко Дзеффирелли, выдающийся режиссер и художник сцены, вошедший в историю драматического искусства и кинематографа, но прежде всего — оперного театра. Дзеффирелли несколько раз лично представлял в СССР и затем в постсоветской России свои работы, и в 2007 году привез в Москву постановку оперы «Паяцы» Леонкавалло, в которой выступил и как режиссер, и как художник. Накануне той московской премьеры в Кремлевском дворце съездов (Большой театр тогда был закрыт на реконструкцию) с ним побеседовали Екатерина Алленова и Данила Стратович, и сегодня «Артгид» перепечатывает интервью, не утратившее актуальности по сей день.
Франко Дзеффирелли во время постановки «Дон Жуана» Моцарта в Римской опере. 2006. Источник: roma.corriere.it
Его фамилия — почти из Моцарта. В последнем акте моцартовского «Идоменея» троянская принцесса Илия поет мечтательную арию Zeffiretti lusinghieri: «Ласковые ветерки-зефирчики, летите к моему возлюбленному и скажите ему, что я его обожаю!» Ласковые ветерки (zeffiretti) должны были осенять жизнь Франко: он родился вне брака, и мать хотела дать сыну фамилию Zeffiretti, взятую из либретто «Идоменея». Но ошибка, допущенная при регистрации, превратила Zeffiretti в Zeffirelli. И жизнь оказалась совсем не похожей на зефир.
Детство Франко Дзеффирелли пришлось на период фашистского режима в Италии, о чем он сам рассказал в полуавтобиографическом фильме «Чай с Муссолини» (1999). В начале Второй мировой 17-летний Дзеффирелли, убежденный антифашист, ушел в партизаны, успев получить архитектурное образование (в той самой флорентийской Академии, в музее которой стоит «Давид» Микеланджело). После войны — встреча с Лукино Висконти, культовой фигурой итальянского театра и кинематографа (Дзеффирелли был ассистентом Висконти на съемках неореалистического шедевра «Земля дрожит»). Потом автомобильная авария в 1969-м — за рулем была Джина Лоллобриджида, после аварии Дзеффирелли пришлось пережить несколько пластических операций. Он никогда это не обсуждал — зачем? К тому времени он уже обосновался на художественном олимпе.
Дзеффирелли мог бы снять только «Ромео и Джульетту» (1968) — ожившую ренессансную фреску, в которой юные герои любили и умирали под душераздирающую музыку Нино Роты. Или поставить только «Тоску» Пуччини в Ковент-Гарден (1964) и навечно стать идолом всех операманов мира, потому что второй акт именно этого спектакля был заснят на телекамеру и стал одной из лишь двух театральных съемок оперной дивы всех времен и народов Марии Каллас (Дзеффирелли создал еще один памятник великой певице, сняв в 2002 году фильм-оммаж «Каллас навсегда»).
То же самое можно сказать о «Травиате» (1982) Верди с Пласидо Доминго и Терезой Стратас, где Дзеффирелли с восхитительной точностью, подтвердившей статус ученика Висконти, воссоздал контекст истории и разыграл в увертюре — финал. Когда «Травиату» показывали в Советском Союзе в ограниченном (чтобы неповадно было глядеть на красивую жизнь) кинопрокате (в третьем акте танцевали Екатерина Максимова и Владимир Васильев), зрители просто изнемогали от невиданной, ослепительной, преизбыточной роскоши каждой сцены, переносившей из серых совковых будней в недосягаемые буржуазные эмпиреи.
Дзеффирелли создал хрестоматийные версии Шекспира (помимо «Ромео и Джульетты» это «Укрощение строптивой» (1967) с Лиз Тейлор и Ричардом Бартоном) и Библии, сняв по заказу Ватикана экранизацию Евангелия от Луки — картину «Иисус из Назарета» (1977). Он любил возвращаться к одним и тем же сюжетам, с новыми исполнителями, с новыми нюансами. Почти всегда был не только режиссером, но и художником: сам проектировал эскизы декораций, а иногда и костюмы. Поистине человек эпохи Возрождения, не только по рангу, но и по степени приверженности образцам мирового искусства всех эпох.
Екатерина Алленова: В какой мере на вас влияют произведения искусства, связанные с той эпохой, о которой вы снимаете фильм или ставите спектакль? Например, изучали ли вы картины и фрески на евангельские сюжеты, когда снимали «Иисуса из Назарета»?
Франко Дзеффирелли: Я пересмотрел тысячи и тысячи произведений живописи на сюжеты Священного писания. И я так всегда делаю. Но в мои намерения никогда не входило то, что можно назвать репродуцированием. Когда я снимаю сцену Тайной вечери — это моя Тайная вечеря, а не чья-то. Разумеется, я изучил все, что сделано в искусстве на эту тему, потому что работа над фильмом с таким сюжетом — это огромная ответственность, и я хотел быть уверен, что все делаю правильно. И, разумеется, меня вдохновляли работы старых мастеров, все, что было сделано до меня.
Данила Стратович: Вы ведь родились во Флоренции…
Ф.Д.: Только не задавайте мне биографических вопросов! Действительно, я часто говорю, что я не итальянец, а флорентиец, но на самом деле это все не так просто. И все ответы на такие вопросы есть в моей автобиографии, я написал ее в 1986 году по-английски. Давайте сосредоточимся на чем-нибудь более интересном, чем моя биография.
Д.С.: Хорошо. За последние годы вы несколько раз были в Москве. Чем она вас привлекает?
Ф.Д.: Первый раз я приехал в Москву еще в 1970 году — показать фильм «Ромео и Джульетта». Но еще в 1965 году в Москву и Ленинград привозили мой спектакль «Волчица» по новелле Джованни Верги, с Анной Маньяни в главной роли. Так что у меня с Россией давний роман.
Россию я обожаю, я влюблен в нее, русская культура — великая культура, а Москва — один из величайших городов мира. И то, что происходит в России, очень важно для всей мировой цивилизации. Абсолютно. Россия в свое время спасла Европу от варварского нашествия. В русских удивительно сочетаются православие и европеизм. Здесь прекрасные архитектура и живопись. Я считаю, что за последние три века Россия достигла небывалого расцвета. О русской литературе можно даже и не начинать… Я любил Россию даже в самые тяжелые для нее времена, во времена коммунизма, и потом, когда коммунизм кончился. И надо сказать, русские платят мне взаимностью — они любят мои работы, и это меня воодушевляет. Если кто-нибудь в мире, какой-нибудь критик говорит: «Такая-то постановка Дзеффирелли не очень хороша», я тут же отвечаю: «Мне все равно, что думаете вы. Русским это понравилось!»
Е.А.: Вы показывали в Большом театре постановку «Травиаты» Верди, сделанную вами для театра Верди в Буссето. Как вам Большой?
Ф.Д.: Разумеется, Большой театр — это легенда! Он так же важен, как Ла Скала или Метрополитен-опера. Один из величайших и уникальнейших театров мира. Сейчас он на реставрации, и я надеюсь, его оставят таким же, каким он был. Конечно, он нуждался в реставрации, это было очевидно. Он был очень старомодным, особенно в том, что касается технического обеспечения, машинерии. Но сам по себе театр фантастический, я очень, очень надеюсь, что ремонт его не испортит.
Е.А.: Вы любите русскую оперу? Хотели бы вы поставить какой-нибудь спектакль в России?
Ф.Д.: В России я оперных постановок не видел, но русские компании привозили постановки русских опер в Италию, в Америку, и я там их смотрел — Чайковского, Мусоргского. Вообще невозможно не любить русский театр с его богатой традицией и выдающейся театральной культурой. Прекрасные хореографы, оркестры, композиторы… У Татьяны из «Евгения Онегина» Чайковского много общего с Виолеттой, героиней «Травиаты», — там столько романтизма, столько чувств. А великие русские драматурги? Мы говорим о гиганте мировой культуры — о России! Вы ведь знаете, моя первая работа в театре — это «Три сестры» Чехова. В 1952 году в постановке Висконти с Марчелло Мастроянни. Я там был сценографом.
Хочу ли я поставить оперу в России? А где? Большой театр на реконструкции. Давайте подождем, пока его закончат реставрировать. И если тогда я смогу приехать, то все возможно. Но, зная русских, боюсь, что реконструкция будет длиться годы и годы. Русские все делают очень красиво, но очень-очень долго. Тем не менее я был бы счастлив приехать и работать в Большом театре. Самое главное — здесь аудитория просто фантастическая.
Д.С.: Вы сняли «Гамлета» с Мэлом Гибсоном в главной роли. А вы знакомы с русской экранизацией «Гамлета» Григория Козинцева с Иннокентием Смоктуновским?
Ф.Д.: Конечно. Ваш «Гамлет» — совершенно классический, возвышенный, философский. Это одна из лучших экранизаций Шекспира, она мне очень нравится. Я примерно в то же время поставил «Гамлета» в театре, но там все было по-другому: герой в черном свитере, минимум декораций и много психологизма.
Д.С.: Ваш фильм «Ромео и Джульетта» в Советском Союзе имел грандиозный успех. Но вы, наверное, знаете, что у нас тогда по цензурным соображениям была вырезана сцена с обнаженными героями. В вашем фильме «Каллас навсегда» есть довольно откровенные гомосексуальные сцены, которые сегодня никому не приходит в голову вырезать. За эти сорок лет изменилась общественная мораль? Произошла переоценка ценностей? Или для привлечения зрителей нужны все более сильные раздражители?
Ф.Д.: Я не думаю, что в «Каллас навсегда» какие-то особенно шокирующие сцены. Ну да, всем понятно, что между двумя персонажами гомосексуальные отношения. Но я вовсе не собирался показывать секс между мужчинами. В моих постановках вообще никогда не было и не будет сцен секса.
А в «Ромео и Джульетте» Джульетта была полуобнаженной, это была эротическая сцена. И, кстати, с ней были проблемы во многих странах, а не только в Советском Союзе. Даже в Италии в некоторых кинотеатрах на юге ее вырезали. Но эти кадры — о чистых отношениях, ведь это первая и последняя ночь влюбленной пары, мальчика и девочки. И ничего такого скандального или грязного здесь не было. Я бы отнес эту картинку к классике. В классическом искусстве мы постоянно видим обнаженную натуру, и в скульптуре, и в живописи. И это красиво. Вот в петербургском музее… как его… Эрмитаж — там полно таких скульптур.
Времена меняются. Сегодня мы становимся мудрее и понимаем разницу между классикой и неклассикой. В те времена цензуры, о которых вы говорите, люди боялись, что кино будет развращать. В принципе иногда так и было. И в наше время есть фильмы, которые просто невозможно смотреть, полные натуралистических подробностей. Наверное, вы правы: некоторые режиссеры действительно желают этими подробностями поймать зрителя на крючок, но вместо этого только действуют на нервы.
Е.А.: Говорят, вы хороший кулинар и знаток итальянской кухни. Пласидо Доминго в своей книге упоминает, что вы умеете готовить какой-то необыкновенный грибной соус для спагетти.
Ф.Д.: Я обожаю русскую кухню! Она сильно отличается от итальянской, но она такая вкусная, о боже мой! Я несколько раз пытался приготовить ваш борщ, но у меня никогда не получалось. А грибной соус — это да, настоящий деликатес. Но для него нужны правильные грибы, которые растут только в Северной Италии. Вот я в конце сентября приеду в Москву и непременно дам вам рецепт.
