ГМИИ — город контрастов

10 апреля 2014 года Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина объявил о начале архитектурного конкурса на реализацию новой концепции «Музейного городка». Эта концепция утверждена Министерством культуры, участники конкурса уже выбраны: это архитектурное бюро «Проект Меганом», возглавляемое Юрием Григоряном, компания «Сергей Скуратов Architects» и ТПО «Резерв» под руководством Владимира Плоткина. Жюри конкурса возглавит главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов, в составе жюри — российские архитекторы Левон Айрапетов, Александр Скокан, британец Дэвид Чипперфильд, испанец Энрике Собехано, заместитель директора музеев Кремля по изучению, охране и реставрации Андрей Баталов и др. Среди членов экспертного совета конкурса — архитекторы Сергей Чобан, Борис Пастернак, Андрей Гнездилов, Юрий Аввакумов, историк архитектуры Анна Броновицкая, вице-президент Союза архитекторов России Георгий Солопов и др. Итоги конкурса будут подведены 24 июня 2014 года (новая концепция и подробная информация о конкурсе — на сайте ГМИИ им. А.С. Пушкина). Накануне пресс-конференции, на которой объявлялось о конкурсе, директор Пушкинского музея Марина Лошак встретилась с журналистами, рассказав о музейных планах реконструкции и строительства примерно до 2022 года. Но так как пока конкретных архитектурных проектов не существует, рассказ получился весьма обобщенным. Поэтому, побеседовав с Мариной Девовной, Екатерина Алленова решила обойти с фотоаппаратом территорию будущего «Музейного городка» и вспомнить, что именно собираются реконструировать.

То, что работы по обустройству музейного квартала ведутся непрерывно, понятно с первого взгляда: половина Колымажного переулка перегорожена непроницаемыми рифлеными металлическими заборами с угрожающими надписями «Стой! Работают механизмы! Опасно!». Что происходит за этими заборами — можно лишь догадываться. Хотя можно попытаться и заглянуть.

 

На предлагаемом музеем мастер-плане красным цветом обозначены «здания музея», то есть здания, музею принадлежащие, переданные в его ведение. Масштабы действительно впечатляют, но одновременно и вселяют тревогу. Ведь некоторые из них, будучи памятниками архитектуры, сейчас в плачевном состоянии, и кто знает, во что они превратятся после реконструкции.

Например, «та самая» бензоколонка, вновь выявленный памятник архитектуры советского ар-деко, судьбу которой интенсивно обсуждают градозащитники и СМИ. Построенная в 1930 году, как предполагают, архитектором Алексеем Душкиным (автором станции метро «Кропоткинская», здания «Детского мира» на Лубянке и высотного дома у Красных Ворот), она стала единственным реализованным сооружением из проекта Дворца Советов. А британец Норман Фостер, осуществлявший первый проект реконструкции ГМИИ, собирался ее снести и на ее месте водрузить светящийся хай-тековский объем в форме пятилепесткового цветка сирени. Фостер, как известно, отказался от сотрудничества с ГМИИ в июне 2013 года, запретив даже упоминать свое имя в связи с отвергнутым проектом реконструкции музея, поэтому строительство новых комплексов будет осуществляться с нуля. «Архитектор, который победит в конкурсе, должен будет отвечать за всю стратегию развития этого квартала, то есть станет фактически его главным архитектором: он будет решать, каким образом реконструировать здания, кого пригласить для работы, как будет выглядеть облик квартала в целом — это все будет зона его ответственности, — рассказывает Марина Лошак. — Это большой квартал — одиннадцать старых зданий плюс новые, и все должно выглядеть целостно. Это чрезвычайно важный фактор, связанный с градостроительным развитием территории, которую мы очень любим. Волхонка во многом сохранилась в неразрушенном состоянии, и необходимо не причинить вреда историческому облику города и при этом внедриться в него современным образом, превратив музей в современную институцию, где есть все, что необходимо современному человеку, чтобы он чувствовал себя комфортно, удобно и получал все то, что он привык получать в музеях сегодня, — и познания, и впечатления, и все это должно быть в комплексе». А бензоколонка-то, бензоколонка? Согласно мастер-плану, она вроде бы должна остаться целой и невредимой, судя по всему, представляя собой пропилеи в летнее лобби, — здесь намечены кассы, информационное бюро и летнее кафе. Однако на пресс-конференции, посвященной презентации концепции ГМИИ, главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов вполне отчетливо произнес: уже принято решение о переносе бензоколонки. На что президент музея Ирина Александровна Антонова парировала: «Я уже пять лет слышу об этом решении!»

 

Многие из этих одиннадцати принадлежащих ГМИИ старых зданий сейчас либо полуразрушены, либо в предаварийном или аварийном состоянии, хотя и продолжают функционировать, как, например, дом 8 по Малому Знаменскому переулку. Причем главное здание — не исключение. Может быть, прежде всего нужно отреставрировать их, а не заниматься строительством новых зданий и обустройством квартала? «Конечно, они будут отреставрированы, — отвечает Марина Лошак. — Мы как раз и собираемся реставрировать, приспосабливать и строить — все делается в совокупности. Все будет так, как должно быть. Я не говорю о том, что лучше, а что хуже. Я говорю о том, что мы строим новое городское пространство, в котором реставрируется старое, строится новое, охраняется ландшафтная среда и все это приспосабливается к жизни современного человека, который сегодня не пойдет в огромный музей, где гардероб рассчитан на одну треть от количества посетителей, а туалеты — на десятую часть».

 

«Да, но эти разговоры ведутся и ведутся годы и годы, а здания разрушаются и разрушаются. При этом в проект Фостера вбуханы какие-то невероятные деньги…», — говорю я Марине Девовне, и получаю ответ: «Ну это всё преувеличения. Вы мне передаете то, что рассказывают непросвещенные люди, ориентированные на слухи. Ведется большая работа, все будет отреставрировано и реконструировано, и дом Стулова [Малый Знаменский, 8] — первый: уже в 2014 году он встает на реставрацию. Сейчас там работают специалисты, которые занимаются реставрационным приспособлением, уже прошедшим экспертизу. То же самое происходит со зданием Института философии. Это обыкновенная работа, которая делается каждый день. А я сейчас говорю о некоей целостной картине, о том, что будет в конце 2022 года, когда мы сумеем сделать какие-то видимые шаги. Пока они невидимы, пока это те шаги, которые совершаются для того, чтобы все двигалось».

 

«Что касается главного здания, — говорит Марина Лошак, — то оно встанет на реставрацию последним, когда оттуда можно будет перенести все экспонаты, все слепки, а для этого необходимо построить новое хранилище, — иначе куда это все девать? Кроме того, чтобы его отреставрировать, нужны огромные исследовательские, геодезические работы, которые нельзя проводить, когда музей открыт. Это многолетний труд. Наше главное здание строилось пятнадцать лет. Рейксмузеум реконструировался и приспосабливался под экспозицию во время реконструкции почти тринадцать лет. Это среднестатистический срок. Для того чтобы строить или реконструировать что-то на нашей территории, нужны огромный энтузиазм и идеализм. Потому что чем глубже ты внедряешься и чем больше понимаешь, тем больший ужас тебя охватывает, а когда ты пытаешься построить некий романтический образ, то энтузиазм тебя не покидает». (На вопрос, причисляет ли она себя к скептикам или к романтикам, Марина Лошак отвечает: «Я стопроцентный романтик, потому что скептики не идут на такие дела — у них нет мотивации».)

 

Архитектурный конкурс, проводимый Пушкинским музеем, — закрытый, а между тем у всех свежи в памяти истории с проектами нового здания Третьяковской галереи или нового здания ГЦСИ, когда эти проекты вызывали общественное недовольство. Предполагается ли общественное обсуждение проекта реконструкции? «Да, будет абсолютно открытое обсуждение, — отвечает Марина Девовна, — во все можно будет вникать, комментировать, критиковать — мы всему будем рады. На сайте музея уже опубликована вся информация, параллельно мы будем устраивать общественные дискуссии. (На самом деле информация опубликована, конечно, не вся. Например, на пресс-конференции журналистам с большим трудом удалось выяснить денежную сумму, которую предполагается потратить на реконструкцию, — «как и раньше, 22 млрд рублей». — «Артгид».) Мы принципиально решили выбрать отечественного архитектора, который, понимая всю специфику нашей территории, наших законов и наших обстоятельств и испытывая, так сказать, особое эмоциональное отношение и к этому городскому пространству, и к этому музею, которое очень трудно объяснить любой иностранной звезде, проявит максимум энтузиазма и желания сделать все хорошо».

У музея есть уже и конкретные планы относительно новых экспозиций. «Импрессионистов мы планируем переместить в здание, где находился Институт философии; оно будет реконструировано уже как музейное, — рассказывает Марина Лошак. — Импрессионистам там будет хорошо — там хорошие исторические пространства, высокие потолки, и там есть та степень камерности и вместе с тем наполненности светом и воздухом, которой им недостает, на мой взгляд, в их нынешнем пространстве. В усадьбе Вяземских — Долгоруковых разместится галерея старых мастеров, в Голицынском флигеле — музей, посвященный истории ГМИИ им. А.С. Пушкина и всего квартала в целом. В доме Стулова — особое пространство под условным названием “библиотека” — читальные залы, открытое хранилище редкой книги, собственно библиотека, выставочные залы для “книги художника”, пространство, связанное с книжной иллюстрацией, с книгоиздательством, вся история текста как такового — от клинописных табличек до футуристической книги, информационные пространства. В главном здании мы планируем развернуто показать искусство Древнего мира — в таком объеме, в каком его никто никогда еще не видел».

 

«Помимо этого, в каждом из зданий будет много общественных пространств, — продолжает Марина Девовна. — На территории нашего квартала будет десяток музейных магазинов самого разного профиля, каждый из которых будет нацелен на специфику того места, где он находится: там будут продаваться и книги, и всё, что так или иначе связано с коллекцией музея и может вызвать интерес. В каждом из этих пространств — свое кафе или ресторан, в каждом возможность чем-то заняться ребенку, лекторий, во многих зданиях — кинозалы. Это место, где можно остаться на целый день, путешествовать по всем зданиям или посвятить время чему-то одному, тем более что некоторые строения будут соединены подземными переходами, которые мы также планируем использовать как экспозиционные пространства».

«Кроме того, задействовано множество флигелей, которые становятся учебными центрами, потому что музей всегда был образовательным, это его сущность. Будет флигель, связанный с коллекцией дизайна и с учебным центром, посвященным дизайну. Возле депозитария будет большой реставрационный комплекс, который одновременно станет центром реставрационного обучения. Этот учебно-реставрационный комплекс будет расположен рядом с тем пространством, где у нас будут находиться новый выставочный зал и реставрационная зона. Туда будут приходить люди, желающие увидеть и узнать больше, чем они могут увидеть и узнать в наших традиционных музейных комплексах. В частности, депозитарий запланировано сделать так, чтобы там можно было ходить, как по выставочному пространству, чтобы зритель видел то, что находится “за кулисами” и лучше узнал все возможности современного музея».

Интервью с Мариной Лошак завершилось моим вполне понятным вопросом, насколько реально это все осуществить к 2022 году. Шутка ли: провести экспертизу всех зданий, их реставрацию, приспособить их под музейную экспозицию, проложить подземные ходы, выстроить депозитарий, перевезти туда экспонаты из главного здания, провести в главном здании геодезические и другие исследования, отреставрировать его и так далее — и все это за восемь лет? «Глаза боятся, а руки делают», — ответствовала Марина Девовна.