Все без ума от кураторов
Американский историк искусства, редактор журнала Jacobin и автор книги Do What You Love: And Other Lies about Success and Happiness Мия Токумицу размышляет о новых значениях слова curated — «курировать», и о том, как оно дает нам ощущение контроля над событиями. Текст был впервые опубликован в интернет-журнале New Republic.
Curatedbyamy — «Инстаграм» Эми, лайфстайл-блогера из Торонто
Есть кураторы блогов. Есть кураторы каталогов подарков к праздникам. Есть кураторы биржевых игроков, плейлистов на радио и вечеринках и ресторанных меню. Curated, «курировать», — слово, которого не было еще сорок лет назад, а теперь оно почему-то приложимо ко всему в нашей жизни. Когда я попробовала поиграть в популярную игру — набрать слово в поисковой строке Google и посмотреть, какие варианты автоматически предложит выпадающее меню, — первое, что окно поиска предложило для слова «курировать», было «контент». Иными словами, люди курируют все или почти все. Как весь наш мир стал предметом курирования? И как кураторство — узкоспециализированная музейная работа, связанная с хранением, систематизацией и экспонированием произведений искусства, — вдруг стало, как пишет исследователь культурной политики Аманда Коулс, означать «просто подбор всего»?
Простейшее объяснение — так заимствуется престижность. Это понятно: само слово «куратор» придает обычным занятиям серьезность, вес и культурную значимость, которые обычно ассоциируются с институциями искусства. Курировать аккаунт в «Инстаграме» или список гостей новогодней вечеринки куда солиднее, чем просто иметь профиль в соцсети или написать имена приглашенных на листочке. В 2009 году корреспондент The New York Times Алекс Уильямс беседовал с Джеффри Нунбергом, лингвистом из Университета Беркли, о том, как терминология престижных профессий заимствуется повседневной речью. <…> Так, слово «исполнительный» (executive) стало прилагаться чуть ли не к любой должности: «исполнительный продюсер», «исполнительный вице-президент», «исполнительный ассистент». Некоторые профессиональные кураторы бросились на защиту своего титула: «Как бывший настоящий куратор актуального искусства и прочего, я считаю, что имею право заявить: ребята, вы с вашими блогами, аккаунтами на Tumblr и всем остальным не имеете никакого отношения к кураторскому процессу», — пишет Хойре Сиха на сайте The Awl. Другие же остаются безучастны. «Мне все равно», — сказала Уильямсу Лора Хоптман, бывшая в то время куратором Нового музея в Нью-Йорке.
Хотя заимствование престижности, несомненно, играет свою роль в расширении словоупотребления термина «куратор», я не думаю, что это главный фактор или что в этом заключается его значимость для тех, кто считает себя кураторами вне институционального контекста искусства. Профессиональное кураторство — это коллективная работа, в которой идти на компромиссы и работать в определенных рамках так же важно, как и иметь собственное видение. Но «кураторство» всё чаще понимается именно как наличие собственной точки зрения. По словам писательницы и куратора Ребекки Коутс, для нынешнего бума «кураторства» в общенародном представлении фундаментальным является акцент на «личном видении и креативности». «Кураторство» нынче придает ценность тому, что иначе было бы просто личными предпочтениями, выставляет их не только уникальными, но и особо ценными.
Даруя все большую важность «просто подбору всего», кураторство в его современном, экуменическом смысле еще и придает силу ценностям и установкам, которые продвигает неолиберализм: атомизированный индивидуализм, подчиняющая себе персонализация, эстетизированный контроль и, конечно, потребление-как-самоидентификация.
Неудивительно, что появление термина curated восходит к началу 1970-х, в эпоху послевоенной экономической либерализации и «“Я”-десятилетия», когда, по словам Тома Вулфа, стало приемлемо и хорошо проводить время «…полируя собственное “я” <…> наблюдая, изучая и лелея его» (в этом пассаже Вулф и правда описывает собственное «я» как нечто, схожее с музейным экспонатом). Частота употребления термина curated в печати стабильно росла и в 1980-е с их индивидуализмом, бодибилдингом, самосовершенствованием и лозунгом «Общества не существует». Когда до небес выросла ценность личности как единственного оставшегося социального института, естественным образом выросла и ценность всего, что раньше считалось простыми повседневными вещами, обычной частью жизни, например, списков и мнений. Теперь все это заслуживает столь же высокой культурной оценки и обращения в белых перчатках, каких ранее удостаивались только произведения искусства.
Ощущение контроля над событиями — важнейшее для персонализации. Курируя обыденные вещи, человек не только увеличивает в цене свои предпочтения, но и получает ощущение порядка, который он сам создает. Возникает чувство самостоятельности и власти — то самое, на которое давят рекламные брошюры с предложениями выгодно распорядиться своими пенсионными отчислениями или вложить деньги в малый бизнес. При неолиберализме каждый сам себе капиталист и демиург. «Свобода» — это не безопасность в обществе справедливости, но возможность покупать — покупать медицинскую страховку на бирже, начальное образование, инвестировать в пенсионный фонд (если вам повезло иметь средства для инвестиций). Все мы хозяева наших крошечных собственных царств, и мы их курируем.
Ощущение контроля над событиями, которое дает такое самопровозглашенное кураторство, напрямую связано с утратой контроля, которой мы обязаны неолиберальной политике последних десятилетий. Уравниловка в зарплате, упадок социальных служб, сравнительно слабый рынок труда породили чувство бессилия и политического отчуждения. Какой бы важной в эпоху всеобщего кураторства ни казалась миссия «подбора всего», кое-что люди определенно отказываются выбирать, и это «кое-что» — политики. В прошлом году на выборах в США явка составила 36,4% — рекордно низкая цифра за последние 72 года. С другой стороны, перетасовывая «кураторские» компиляции, будь то стоковые фотографии или подборки картинок и текстов для презентаций, мы можем получить желанное ощущение власти, возбуждения и, что важно, комфорта, которое проистекает из самостоятельности нашего действия.
Персонализация и креативность, которые предлагает нам нынешнее общеупотребительное понимание кураторства, связаны также с понятием некой самоидентификации — выставленной напоказ и определяемой потреблением. Отсюда и невероятная популярность термина «куратор» в сферах социальных медиа и розничной торговли. На этих аренах проще всего создавать из своего «я» микрокосмы и пастиши для широкой публики, основываясь исключительно на личных вкусах и предпочтениях. Ида Хаттемер-Хиггинс великолепно описывает процесс одновременного создания и потребления «курированного “я”» в социальных сетях: «В “Фейсбуке” у меня случилось то, что Лакан назвал бы запоздалой стадией зеркала. Я была сама себе пиарщиком, публицистом, единственным и главным потребителем того бренда, что я пыталась представить публике, — и я купилась на саму себя».
К разговору об иронической гомогенизации, сопровождающей такое «самокураторство», к Хаттемер-Хиггинс («В конце концов, дружбу — “дружбу” — в “Фейсбуке” не поддерживают, если посты френда не относятся к тем, которые вообще никого не способны раздражать. Выбора нет: вы сами себе добровольно вырываете и клыки, и когти») присоединяется Зейди Смит, которая пишет: «Удивительно, что воззрения [Марка] Цукерберга на открытость интернета предполагают, что открытый интернет должен быть белым и пушистым; когда “Фейсбук” изменил настройки приватности, многое из того, что было условно приватным, стало доступно широкой аудитории, то есть (нечаянно?) ваша тетушка Дора могла вдруг узнать, что в прошлый четверг вы подписались на правозащитную группу Queer Nation. И геи стали не-геями, безбашенные тусовщики удалили фото с вечеринок, а пламенные спорщики о политике притихли».
Точно так же в мире торговли магазины бомбардируют своих клиентов письмами о новых коллекциях, «курированных» специально к 1 мая, о скидках и распродажах. Но магазины жизненно зависят от критической массы клиентов, желающих купить одни и те же товары. А то, что подается как персонализированное и креативное, оказывается чем-то совершенно иным.
Недавно меня поразила книга, которая могла бы стать символом эпохи кураторства: The Curator's Handbook — «Справочник куратора», написанный куратором Эдриеном Джорджем и вышедший в издательстве Thames & Hudson. Это именно справочник: удобное, практичное и понятное руководство для профессиональных кураторов. К тому же, это красивая вещь: в ярко-синем переплете, с цветными иллюстрациями и даже с закладкой-ленточкой. На «Справочник куратора» приятно смотреть, его приятно держать в руках именно как вещь. Утилитарное заглавие, собственно, даже в чем-то иронично при таком роскошном исполнении. Умный издатель прекрасно понял, на какой рынок рассчитана его книга, помимо профессиональных кураторов: он решил выпустить книгу как предмет искусства, который можно выставить на обозрение публики, тем самым превратив ее покупателя в ее куратора.
