Рикрит Тиравания: «Буддисты в Таиланде стали очень хорошими потребителями»
Живущий между Берлином, Нью-Йорком и Чиангмаем тайский художник Рикрит Тиравания знаменит тем, что готовит еду прямо в выставочных пространствах и угощает ею всех желающих приобщиться к его «эстетике отношений». Наконец он добрался и до Москвы, представив в новом здании Музея современного искусства «Гараж» свой новый (обращенный к акциям чехословацкого концептуалиста Юлиуса Коллера) проект «Завтра — это вопрос?», который включает в себя и угощение зрителей пельменями, и игру в пинг-понг, и изготовление маек. Евгения Абрамова встретилась с художником, чтобы поговорить с ним о еде как художественном акте, о времени, эффективных медиастратегиях и политике.
Рикрит Тиравания в видеоинтервью ARTINFO, посвященном проекту OKTOPHONIE в Нью-Йорке. 2013. Скриншот. Источник: канал ARTINFO на youtube.com
Евгения Абрамова: Ваши проекты были достаточно радикальными для искусства 1990-х годов, и для них был предложен термин «эстетика отношений». Как вы полагаете, позволяет ли этот термин понять, описать ваши сегодняшние художественные практики?
Рикрит Тиравания: Я думаю, да. Конечно, эти практики могут быть разными, но так или иначе они позволяют выстраивать и структурировать отношения между людьми.
Е.А.: Одна из составляющих вашего проекта для Музея современного искусства «Гараж» — ваша уже ставшая классикой кухня, процесс приготовления и потребления еды. Вы предлагаете непосредственный диалог между художником и публикой и в стенах современного музея предлагаете заняться повседневными обыденными занятиями. Вы видите в этом какой-то момент освобождения от условностей современного искусства?
Р.Т.: Да, надеюсь, что здесь есть освободительный потенциал (смеется). Я работаю в разных направлениях, но использую повторяющиеся приемы, так как они еще не для всех и не полностью раскрыты. Я все время готовлю еду, потому что действительно чувствую (и уже много лет об этом говорю), что каждый день не похож на другой, каждый раз получается что-то новое, ведь каждый раз приходят разные люди. И для меня важно создавать для них определенный опыт. И продолжать это делать — значит расширять аудиторию.
Е.А.: В прошлом году в Москве был организован феминистский проект «Кухня». Его название было обусловлено тем, что женщины проводят много времени на кухне, готовя еду. Но в то же время в советской традиции кухня — это пространство личной свободы, место для разговоров на политические и социальные темы. Видите ли вы свою «кухню» как место для таких дискуссий?
Р.Т.: Да! (Смеется). То, что мне интересно, — это предложить структуру, которая будет в основном создавать время. Я бы сказал, что я использую кухню, чтобы произвести время. Ведь когда у тебя есть время, у тебя есть обсуждение, дискуссия. И существенная часть того, что я делаю, связано с тем, как работает временнáя структура внутри музея, — как люди проводят время с искусством, как они проводят время с пространством. Я все время ищу возможность произвести время, создать основание для того, что является временем. А кухня — пространство, которое дарует такую возможность.
Е.А.: Думаете, у нас есть время?
Р.Т.: Я полагаю, у людей есть время. Они просто не используют его. У нас у всех есть время, мы просто не знаем, как его использовать, — и это часть того, что нужно обсуждать.
Е.А.: Ваш проект «Рисунки демонстрации» представляет собой перерисованные из газеты International Herald Tribune изображения протестных демонстраций, проходящих по всему миру. Эти рисунки были созданы вашими студентами и показаны на Венецианской биеннале в этом году. Что вы думаете о репрезентации этих изображений в массмедиа?
Р.Т.: Я начал собирать эти снимки, потому что в какой-то момент осознал, что их становится все больше и больше и они привлекают все большее внимание. С другой стороны, меня всегда занимало то, как люди собираются вместе и как это порождает манифестацию какой-то определенной идеи. И для меня этот проект — способ изучения этих процессов. Конечно, для этого не обязательно перерисовывать фотографии, но я ведь таким образом еще и создаю целую индустрию для молодых художников — они получают в Таиланде работу, которая имеет отношение к искусству. Это начиналось как своего рода кружок, который я организовал, а сейчас это переросло в нечто большее. В создании этих рисунков участвуют люди разных поколений, кроме того, мы стали помещать эти изображения прямо на стены, как росписи. Идея в том, чтобы наносить одну роспись поверх другой — приходят молодые студенты, наносят рисунок, потом следующие, и в конце концов стена будет закрашена до такого состояния, что изображений не будет видно и все станет черным.
Р.Т.: Сегодня существует гораздо больше доступных медиаканалов, чем раньше. Очень просто создавать видеофильмы для YouTube, которые посмотрит множество людей. Нужно просто умело использовать эти каналы. Я вот использую футболки — это самая простая вещь, которую носит каждый. И на футболках написаны слова. Иногда люди носят эти надписи осознанно, понимая, что они хотят сообщить окружающим, иногда — просто так. Если вы в качестве художника хотите о чем-то поведать миру, не следует ограничиваться только средствами искусства — это должно быть сделано самыми разными способами, всеми, которые только возможны.
Е.А.: Один из ваших фильмов — «Дядя Неав навещает своих соседей» — документирует жизнь пожилого фермера на рисовых полях в Северном Таиланде. Мне это напоминает идею начала XX века о том, что сельская жизнь была разрушена индустриализацией и урбанизацией и мы должны вернуться к правде, простоте и красоте этой жизни. Но сегодня мы являемся свидетелями урбанизации в Восточной Азии. Ваш фильм является своего рода ответом на эту урбанизацию, в том числе в Таиланде?
Р.Т.: Да, надеюсь, что так. Кроме того, в Таиланде между городской и сельской жизнью — огромная пропасть и огромное непонимание между городскими и сельскими жителями. Считается, что у людей, живущих в сельской местности, нет представления о том, чем могла бы быть жизнь. Я чувствовал необходимость показать, что это совсем не так.
Е.А.: Так вы идеализируете сельскую жизнь?
Р.Т.: Я не думаю, что это идеализация. Это больше о человеческих возможностях, о том, чтобы дать нам самим время подумать об этом.
Е.А.: Вы также участвуете в продолжающемся проекте «Земля», который объединяет художественные и общинные практики. С точки зрения западной традиции городских исследований этот проект расценивается как «экологический» и «устойчивый». Но что он означает с точки зрения буддистской традиции?
Р.Т.: Очень интересный вопрос. Я думаю, «Земля» могла бы функционировать как своего рода модель переосмысления того, где мы находимся, и показывать, что в будущем все еще есть возможности. Вместе с тем это действительно привязка к земле, к реальности. Для нас это выглядит своего рода лабораторией, поддерживающей устойчивость вещей, и это, конечно, очень древняя практика. Но это также жизнь в настоящем времени — с новыми мыслями, новыми идеями.
Е.А.: Буддистская традиция как-то изменилась под влиянием глобализации в Таиланде?
Р.Т.: В шутку я часто говорю, что в некотором смысле буддисты в Таиланде стали очень хорошими потребителями. Частично я вижу это в моем городе, Чиангмае: буддисты не делают ничего, чтобы что-то сохранить, удержать. Идея в том, чтобы ни к чему не привязываться, ни к каким вещам, и даже не держаться за историю: буддистские храмы должны распадаться, рассыпаться и возникать снова. Мы не пытаемся сохранить их. Но по этой причине мы начинаем потреблять намного больше, потому что постоянно покупаем новые вещи. Это шутка, но она отражает положение дел.
Е.А.: И последний вопрос — о политической ситуации в Таиланде. Насколько мы знаем из новостей, в 2013–2014 годах там случился политический кризис, в результате которого контроль над политической ситуацией установили военные. Изменилась ли как-то политика в области культуры?
Р.Т.: Политика в области культуры и искусства особо не изменилась. В Таиланде всегда существовал консерватизм в отношении искусства, обусловленный и религией, и культурой, и в этом смысле приход военных к власти не сделал эту политику более консервативной, чем она была. Но с другой стороны, так как современное искусство не очень широко представлено и не всем понятно, это означает, что у нас есть к чему стремиться и нужно очень многое сделать. Но в настоящий момент, согласно правилам, установленным военными, мы получили много ограничений не только в отношении искусства, но и в отношении всего общества. Эти правила направлены против свободы выражения, свободы слова, против политического несогласия. Все это очень проблематично. Военные обещали организовать выборы в прошлом году, потом — в этом году, и мы ждем, что будет дальше, произойдет ли вообще хоть что-то. И если выборы не будут назначены, я думаю, люди будут вынуждены вновь выйти на улицы.
Е.А.: Художники участвуют в протестных демонстрациях?
Р.Т.: Да, участвуют. И делают много работ об этом, но одновременно внутри сообщества обсуждается и то, что искусство не играет в социальном движении такой заметной роли, как хотелось бы.