Из Эрмитажа... под полой пальто
Анна Матвеева об очередной краже из Эрмитажа, неизбежности музейных хищений и о том, почему в таких вопросах нужна максимальная откровенность со стороны руководства музеев.
Ян Давидс де Хем. Натюрморт с книгами. Фрагмент. 1628. Холст, масло. Государственный музей (Рейксмузеум), Амстердам
Главная новость прошедшей недели в Петербурге — в Эрмитаже вскрылось очередное хищение. Еще в январе 2015 года в ходе плановой проверки в Научной библиотеке Эрмитажа обнаружились книги и альбомы XVIII–XIX веков с выдранными листами, всего числом 11 штук. Вор изымал иллюстрации — гравюры и фотографии. Тем временем от городских антикваров также поступили сообщения: им приносили старые печатные листы, в происхождении которых у них возникли сомнения.
Эрмитаж привлек полицию и ФСБ, было возбуждено уголовное дело и начато следствие. На данный момент уже арестован подозреваемый — сотрудник библиотеки, у него дома обнаружена часть похищенного. То, что вызвало подозрения антикваров, также изъято и возвращено. Общий объем украденного пока неясен, в Научной библиотеке Эрмитажа начата внеплановая тотальная проверка и, возможно, обнаружатся и другие пропажи. 20 февраля 2015 года в Эрмитаже состоялся пресс-брифинг по этому невеселому поводу.
На пресс-брифинге, в основном, темнили. Директор Эрмитажа Михаил Борисович Пиотровский сказал всего несколько слов о том, что хищения отвратительны, это общая недоработка, а вообще-то библиотеке нужно новое здание с более совершенными системами контроля, — и отбыл, оставив спикером своего заместителя по науке Георгия Вилинбахова. Тот сравнил хищения из музеев с террористическими актами: можно понимать, что они в принципе возможны и даже ожидаемы, но никогда не знаешь, когда, где и как именно рванет, когда, кто и на что позарится в библиотеке или архиве. Начальник службы музейной безопасности Эрмитажа Александр Хожаинов рассказал об усилении мер контроля в библиотеке: будет увеличено количество камер наблюдения («А сколько дополнительных камер будет установлено?» — интересовались журналисты. «Сколько надо, столько и будет!» — отвечал он), ужесточена система контроля доступа, проведен дополнительный инструктаж охраны (библиотеку охраняет не собственная охранная служба Эрмитажа, а вневедомственная охрана, то есть полиция), сотрудникам библиотеки впредь запрещено находиться в ее помещениях по одному. Советник директора ГЭ Николай Иванов — советник именно «по криминалу», 25 лет отработавший в уголовном розыске, 15 из них — в 12-м, «антикварном» отделе, занимавшемся хищениями художественных ценностей, и долго возглавлявший отдел, — заверил, что с его связями, оставшимися с прошлой работы, все будет найдено. «Мы знаем где, мы знаем с кем, мы знаем, как искать. Сами мы не ведем дело, у нас нет такого права, но консультируем». Судя по всему, именно Николаю Иванову (с его многолетними связями в антикварном мире) первым пришлось столкнуться с тем, что у антикваров начали всплывать листы, происхождение которых вызывало вопросы. Специалист он прожженный, и сомнения в его словах не возникает.
Однако почти ни на один вопрос журналистов (а их собралось очень много) на пресс-брифинге не ответили. Все вопросы встречали отпор: «Тайна следствия, мы же не можем оглашать имя подозреваемого, мы не можем сказать, что именно и в каких количествах пропало и сколько из этого найдено и возвращено, это сейчас все вещдоки». «У нас есть список недостающих листов, но мы не имеем права вам сказать, сколько в нем пунктов». Не было ответа даже на невинный вопрос, какова площадь библиотеки и сколько там помещений: «Пятиэтажное здание, хотите — пойдите и посчитайте: сколько там окон, столько и помещений»! Это было особенно занятно, учитывая, что петербургский городской новостной портал fontanka.ru, известный своими связями в полицейских кругах, еще 18 февраля опубликовал со слов своих источников именно в правоохранительных органах, а не в музейной среде, и имя подозреваемого (научный сотрудник Сергей Павлов, указано в статье), и некоторые подробности по поводу того, что украдено. Даже выдвинул версию пикантности подробностей: там, мол, было много старинных фотографий обнаженной мужской натуры и, похоже, был специфический покупатель-ценитель. Так ли это, или доблестная милиция любое обнаженное мужское, например, плечо считает, как сказано в статье, «голубоватым», — сказать невозможно, поскольку Эрмитаж ничего не подтверждает и не опровергает, но статью на «Фонтанке» читали многие, и отказ эрмитажников сообщать подробности, хотя и абсолютно понятный с процессуальной точки зрения (у них есть обязательства перед следствием), смотрелся все же секретом Полишинеля. Если вы связаны тайной и не можете ничего огласить, зачем собирать журналистов, которые и так уже все прознали?
Давайте отвлечемся от конкретного прецедента. Тем более что он не из вопиющих: хищение из музея — это скандал в любом случае, но в данном случае именно скандал существеннее, чем ущерб. В конце концов, украли не «Мадонну Литта» Леонардо и, надеюсь, вскоре все вернут. Украденное даже не входило в музейный фонд. Это не экспонаты, это часть библиотеки (что не делает их менее ценными, конечно). Но факт остается фактом: в крупных музеях тырили, тырят и тырить будут. И тырят очень часто свои собственные сотрудники. Заранее опознать будущего вора невозможно — хоть на полиграфе проверяй кандидата при приеме на работу, это бесполезно. По словам Хожаинова, арестованный сотрудник работал в музее с 2011 года — и вряд ли поступал на работу именно с целью расхищать фонды. Хищения, совершенные пришлыми ворами (пришли в зал, вырезали картину из рамы и унесли), наносят всем музеям в мире намного меньше ущерба, чем хищения, регулярно и многократно совершаемые внутренними сотрудниками из подведомственных им хранилищ: до сих пор у всех на слуху кража из того же Эрмитажа от 2006 года, когда было обнаружено, что хранитель Лариса Завадская несколько лет подряд воровала предметы декоративно-прикладного искусства и всего их украла более двухсот; и тем более памятен случай кражи из Русского музея в 1980-е, когда открылось, что рисунки из полностью завещанного музею наследия Павла Филонова много лет подряд подменялись качественными копиями, а оригиналы вдруг всплывали на аукционах и в коллекциях европейских музеев.
От внешних воров уберечься гораздо проще, чем от внутренних. В той же Научной библиотеке Эрмитажа приходящих читателей — как сотрудников музея, так и собственных сотрудников, — проверяют еще как. Но стопроцентная и окончательная проверка и тех, и других попросту невозможна. Можно натаскать охрану, поставить рамки-детекторы, втрое ужесточить систему контроля, даже в библиотеке во все книги вшить микрочипы, — но единственную вырванную страничку с литографией, положенную в папку среди конспектов и записок, технологически обнаружить сложно, если не невозможно. «Мы же не можем раздевать всех посетителей библиотеки догола», — говорит Хожаинов. Даже лучшие системы музейной охраны, которые фиксируют буквально каждое перемещение каждой единицы хранения, бессильны перед случаями, когда единицу хранения, а тем более ее мелкую и ничем не помеченную частичку берут и перемещают (себе в карман) свои же люди.
Повторяю: из музеев крали, крадут и будут красть. Это, к сожалению, неизбежно, и бессмысленно ругать музеи за это, именно потому, что неизбежно. Наоборот, уважения заслуживают музеи, которые выносят сор из избы и публично отчитываются, что у них случилось то-то и то-то, что там-то и там-то у них, видимо, были недоработки в системе безопасности, а там-то и там-то сделать невозможно ничего в принципе. Каждый такой случай даже в какой-то мере приносит пользу: музеи спохватываются и модернизируют свои охранные системы, это благотворно. Ругать их можно разве что за препятствование максимальной огласке и за попытки закрыть информацию, если таковые имеются.
