Виктор Агамов-Тупицын. Круг общения. — Москва: Ad Marginem, 2013

Сборник авторских эссе-воспоминаний, посвященных ключевым фигурам современной русской культуры — от Андрея Монастырского до Андрея Молодкина.

Вместе с женой, куратором Маргаритой Мастерковой-Тупицыной, философ и теоретик современной культуры Виктор Агамов-Тупицын последние сорок лет является важнейшей фигурой русской культуры на Западе: за это время он собрал уникальный архив — фотографии, письма, воспоминания, — являющийся бесценным источником знаний по истории отечественного искусства. Не так давно часть этого архива — переписка с Андреем Монастырским — была опубликована отдельным томом в «Библиотеке московского концептуализма Германа Титова». Новая книга Агамова-Тупицына состоит из небольших эссе, составленных из фрагментов интервью и собственных размышлений, посвященных его друзьям и коллегам. Среди героев книги — философ Борис Гройс, с которым он вступает в заочную полемику по поводу его сочинений, художники Андрей Монастырский, Илья Кабаков, Эрик Булатов, Павел Пепперштейн, литераторы Эдуард Лимонов и Лев Рубинштейн, поэт Алексей Хвостенко. С любезного разрешения Центра современной культуры «Гараж» мы публикуем главу, посвященную сотрудничеству Виктора Агамова-Тупицына и Маргариты Мастерковой-Тупицыной с художником Андреем Молодкиным.
Обложка книги Виктора Агамова-Тупицына «Круг общения»

В работах Молодкина из серии I love (2002) поражает условность дихотомии между иконографией смерти, связанной с изображением черепа, и многократно возобновляющимся процессом освоения холста шариковой ручкой. Одна идея — это «умирание», образ конца; вторая — продолжение рода шариковых ручек в том смысле, что на смену отработанному комплекту (т.е. как бы мертвецам) тут же приходят представители новой генерации. Каждому из них предназначено любой ценой, до последней капли своей чернильной крови, исступленно работать, тем самым создавая иллюзию непрерывно возобновляемого, циклического процесса. Его конец — «конец истории», и череп — символ этого финала. Завершение художественного проекта обретает эсхатологический ракурс и в каком-то смысле соответствует ходу событий в книге Откровения св. Иоанна Богослова.

Здесь особенно интригует переход от изображения черепа к валоризации цен на нефть, ибо и то и другое — связанные вещи. Ведь нефть — это море спрессованных черепов и других органических веществ, прошедших стадию трупности и стагнации в далеком прошлом и конвертированных в гидрокарбоны, которые, в свою очередь, конвертируются в денежные знаки и политические амбиции. Вот почему интерес Молодкина к нефти проистекает из предыдущей серии с черепами. И то и другое навеяно «готической» панк-культурой (в ее позднем варианте). Вкус к «готике» привил художнику его бывший партнер, Алексей Беляев-Гинтовт1. По мнению Молодкина, «за этой чертой угадываются нефтяные перспективы загробной жизни». Он также сообщил, что «занялся рисованием шариковой ручкой во время службы в Советской армии, где солдату выдавали две такие ручки писать письма. Я забирал их у других солдат и постоянно рисовал. Так возник интерес к постоянному монотонному рисованию. Позднее я понял, что эта “дурная привычка” сродни мастурбации. Понял, когда стал рисовать черепа именно в технике шариковой ручки, а не в технике живописи. Это был мой способ мастурбирования как принцип самоудовлетворения и самолюбви. Как влечение к смерти и второму рождению»2.
Андрей Молодкин. Вид экспозиции с работой NY в галерее Kashya Hildebrand, Нью-Йорк. Источник: kashyahildebrand.org

И понятно почему: перформативный аспект мастурбации сводится к нагнетанию непрерывных повторов, копирующих чередование актов рождения и смерти. Желание пригреть ее (т.е. смерть) на своей груди — лейтмотив нефтяных работ Молодкина. Тем более что нефть такой же хамелеон, как и смерть. Не исключено, что интерес к нефти является сублимацией интереса к смерти. Некоторые из работ свидетельствуют о «поражении» небесных сил в борьбе с нефтью. Остается надеяться, что скульптурные реплики ангелови Христа, поверженных в нефть, не более чем «сигнал бедствия», отражающий глубину нашей зависимости от нее. «С нефтью все сверстники — и мы, и динозавры», — считает Молодкин. Его скульптуры — интерактивные работы, возникающие на границе между гетерогенными контекстами, например между искусством и политикой, искусством и конвертируемой валютой, искусством и природными ресурсами. Нефть поступает в них через трубы, присоединенные к контейнерам, как это принято в нефтеперерабатывающей промышленности. По сути дела это и есть нефтеперерабатывающая промышленность, с той только разницей, что нефть перерабатывается не в топливо, а в произведение искусства, которое в соответствии с замыслом автора нужно воспринимать не как конечный продукт, а как еще один энергетический ресурс. Хотя этот продукт пригоден для продажи или экспонирования в музее, он также выступает в роли посредника между феноменами, не имеющими прямого отношения к эстетике.

В работе «Демократия» (2005) Молодкин возвращает этому понятию статус политической утопии, который она утратила. Причем не только в России, но и на Западе, где власть корпоративного капитала достигла имперской кондиции, и демократия оказалась пригодной лишь для того, чтобы заполнить ее нефтью, как пустую канистру. Заполняются не только вакантные формы, но и те, что требуют обновления. В «Проекциях» (Direct From The Pipe, Paris, 2007; Untitled, Milan, 2008) — это две полые скульптуры Христа. Первая заполнена кровью, вторая — нефтью. Их содержимое бурлит и переливается всеми цветами радуги благодаря насосам, ритмически перекачивающим нефть/кровь из одного сосуда в другой, что создает (с помощью проекторов) монументальные и одновременно динамические образы на стене. Во время одного из таких показов «нефтяная демократия» экспонировалась рядом с телевизионным экраном, на котором маршировали чеченские боевики под звуки гортанных песен. Они то появлялись, то вновь исчезали в голубом тумане. Дистанция между ними и «демократией» казалась бесконечной, хотя в действительности она не превышала трех метров. В нижнюю часть экрана были вмонтированы краны, обеспечивающие бесперебойное снабжение гидрокарбонами. По трубкам текла чеченская нефть — от демократии к фундаментализму и от фундаментализма к демократии. Казалось, будто они не могут существовать врозь и что фундаментализм — это топливная база западной демократии, тогда как демократия — прибавочная стоимость фундаментализма, его светлое или мрачное будущее. Поделившись впечатлениями с художником, я спросил: правильно ли считаны мной его интенции?
Андрей Молодкин. Вид экспозиции с работой Iraqi Crude Oil in the Form of Democracy в галерее Kashya Hildebrand, Нью-Йорк. Источник: kashyahildebrand.org

А.М.: Как-то мы с вами обсуждали такое понятие, как «негативная скульптура» (или «пустой бидон»), с учетом того, что позитив в такой скульптуре отсутствует. То, что она негатив, сделало возможной обсуждаемую нами инсталляцию, ибо негатив мы используем, чтобы печатать фотопринты или снимать фильмы. В инсталляции, о которой здесь идет речь, я решил использовать негатив скульптуры (или «негативную скульптуру») как пленку для видеофильма. Негативная скульптура — это и есть пленка или фильм, равно как и телевидение. Телевидение работает на электричестве, которое производят с помощью нефти или любого другого ресурса. В формальном плане основная ответственность за реализацию этой инсталляции возложена на негатив скульптуры. Не менее важную роль играет звук. Ритмический шум насоса «дирижирует» инсталляцией3.

В 2007 году в Париже (в галерее Orel Art) прошла выставка Молодкина Guts a la Russe. (2008) — тексты, соединенные прозрачными шлангами, по которым циркулирует нефть. При входе в галерею зрителей приветствовало нефтяное Fuck you (2007), а в сле дующем зале нефтяные насосы ритмически перекачивали черное золото из текста в текст — из Das Kapital (2008) в нефтяного демона, поверженного как на картине Врубеля. Рухнувший демон — это Патрокл, и то, что в экспозиции он фигурировал под именем «Олигарх» (2007), не меняет дела. Гомер превратился в Маркса, Троянская война — в контроль над ресурсами, а Приам и Агамемнон — в героев газетной хроники. В нефтяном Fuck you Молодкину слышится «трупный голос прошлого». Если передавать эту фразу из уст в уста, она будет выглядеть как нефтепровод. Заполнение букв нефтью оправдано тем, что многие ценители современного искусства прямо или косвенно связаны с нефтяным бизнесом.

* * *

У каждого значительного художника есть сильные и слабые стороны. Будучи умелым рисовальщиком и инженером, привыкшим осваивать новые технологии, Молодкин глух к дискурсу. Для него текст — полая форма, чье содержимое (нефть как атрибут самоидентификации с «готической» субкультурой) претендует на роль содержания. Лексика используется как «подножный корм» или реди-мейд. Почти все работы, в которых слова заполнены нефтью, подсказаны автором этих строк в процессе многочисленных разговоров. Постминималистские модульные структуры, сочетающие нефтяные трубы с неоновыми, возникли благодаря вмешательству Маргариты Тупицыной, предложившей комбинирование нефтяных и неоновых модулей по аналогии с классическими работами Дэна Флавина. То, что Флавин не интересовался нефтью, нисколько не влияет на значимость модульных композиций Молодкина, таких, как Transformer no.V579 (2011), Sin-Machine (2012), Vertical of Power (2012). Наше участие в его проектах, сводившееся к имплантации идей, — вполне обычное явление в истории искусств: Клемент Гринберг нередко говорил Джексону Поллоку, «что делать», и иногда даже правил его композиции. Так же как психоаналитик не соперничает с пациентом, критики и кураторы не занимаются изготовлением произведений искусства. Тем более что авторство (в конечном итоге) все равно приписывается художнику. Заимствование идей, мироощущенческих клише, приемов и штампов — неотъемлемая часть культуры, и я не уверен, что найдется хотя бы один просвещенный и в то же время «оригинально мыслящий» автор, в чьих работах отсутствуют «интертексты» — явные и скрытые цитаты из произведений коллег или представителей смежных профессий. В этой связи упомяну аксонометрию нефтяных и неоновых решеток в выставочном проекте под названием Liquid Modernity. Проект был осуществлен весной 2009 года в Лондоне в галерее Art Sensus, UK4.
Андрей Молодкин. Новый архитектон. 2010. Иллюстрация из книги Виктора Агамова-Тупицына «Круг общения»

В одном из интервью Владимир Набоков рассказал историю про зоопарк, где проводились опыты по обучению обезьян навыкам рисования. На это ушло несколько лет, однако, несмотря на усилия экспериментаторов, животные продолжали пребывать в нетворческом состоянии. Когда денежные средства, выделенные на превращение зоопарка в art school, иссякли, одна из обезьян все же пошла на компромисс. Ей удалось изобразить решетку, за которой она находилась. Узник — не обязательно тот, кого держат за решеткой, считал Набоков. Каждый из нас наполовину заключенный, наполовину надзиратель. Казалось бы, во всем виновато зрение: сетчатка глаз «изрешечивает» объект созерцания, делает его «ячеистым» или «зернистым» (как фотоснимок при сильном увеличении). С одной стороны, «решетчатость» восприятия всегда (или почти всегда) остается за сценой визуального опыта — в предсознательной сфере. С другой стороны, решетка — это идеальный предмет (эйдос), а идеальная предметность — неотъемлемая часть сознания. В работах Молодкина решетка становится нефтяной, тем самым как бы оправдывая звуковое сходство между словами grid (решетка) и greed (страсть к наживе, связанной с продажей нефтепродуктов).

Молодкина иногда упрекают в повышенной чувствительности к тому, что Этьен Балибар связывал с понятием egaliberte. К счастью, он в этом не одинок. В статье «Gesamtkunstwerk GULAG. Умрешь вчера, будешь первый» (Художественный журнал [далее ХЖ]. 2011. № 82) я поделился впечатлением, которое произвел на меня американский павильон в Венеции, где в 2011 году выставлялись Дженнифер Аллора и Гильермо Каcадилья. «Казалось бы, в их работах есть медиальный оттенок — избыточная “хлесткость” укороченных смыслов и т.п., однако далеко не каждому удается стать экспроприатором экспроприаторов, т.е. вернуть то, что индустрия рекламных фраз и образов заимствовала (и продолжает заимствовать) у людей искусства, а именно лапидарность форм и эффект(ив)ность ассоциаций. Можно было бы отдать их на откуп рекламе и журналистике, но во имя чего? Особенно если художники (такие, как Аллора и Касадилья) способны на столь точные попадания». Как и следовало ожидать, российские критики, художники и кураторы отнеслись к инсталляции Аллора и Касадилья крайне негативно, назвав ее «лобовым» искусством, аттракционом и т.п. В качестве альтернативы предлагается эстетика «дальнобойщиков» — апелляция к возвышенному с заниженным градусом. Парадокс в том, что искусство лукавых промахов и размытых границ как раз и является наиболее ходким товаром, востребованным индустрией культуры. Художники подразделяются на два лагеря — одни верят в успех единичного выстрела, другие палят картечью, т.е. осколочной пылью, причем в неизвестном направлении, поскольку именно так, а не иначе можно (по их мнению) создать иллюзию попадания. У Набокова в «Даре» есть мысль: «Что же понуждает меня слагать стихи, если все равно пишу зря, промахиваясь словесно или же убивая и барса и лань разрывной пулей “верного” эпитета».
Андрей Молодкин, фотография в Российском павильоне в Венеции. Куратор сдирает со стены фразы о чеченской нефти. 2009. Иллюстрация из книги Виктора Агамова-Тупицына «Круг общения»

В марте 2010 года Молодкин участвовал в выставке «Футорология» (Центр современной культуры «Гараж», Москва), где была представлена его инсталляция «Новый Архитектон». Я был свидетелем ее изготовления и могу засвидетельствовать, что «по внешним признакам она напоминает высотное здание на Смоленской. В инсталляции угадывается связь с супрематическими архитектонами Малевича, а также с неоновыми конструкциями Флавина, посвященными Татлину5. Слово “неоновое” прочитывается как “сверхновое”, а сочетание светящихся труб с нефтяными воспринимается как кафедральный орган. Его звучание зависит от умения вслушиваться в увиденное6. Для одних это фонограмма происходящего в стране, для других — мир искусства с его “блистательными” самообманами. Так же как балет в России больше, чем балет, нефть — больше, чем нефть, поскольку ее перерабатывают в гламур. Гл-амур — это глянцевая любовь, и свечение неоновых труб как нельзя лучше передает атмосферу полюбовного безразличия, царящего в современной культуре7.

В 2009 году Молодкин представлял Россию на биеннале в Венеции. В 2011—2012 годах три музейные выставки состоялись во Франции (Musee d’Art Moderne Saint-Etienne), в США (Station Museum of Contemporary Art, Houston, Texas) и в Германии (Museum Villa Stuck, Müchen)8.


Примечания:

1 В свое время Молодкин и Беляев-Гинтовт испытали на себе влияние Тимура Новикова и его «Академии». Отсюда использование античной и ренессансной образности в контексте «готической» субкультуры (Аполлон Бельведерский, Ника Самофракийская, Христос и Мадонна, заполненные нефтью или кровью).

2 См: Victor and Margarita Tupitsyn. Sweet Crude Eternity // Cold War II. Exhibition catalogue, Kashya Hildebrand Gallery, Zurich, 2006. Р. 12—53.

3 См: Victor and Margarita Tupitsyn. A Conversation with Andrei Molodkin // Holy Oil. Exhibition Catalogue, Gallery Art Sensus (в прошлом Orel Gallery), UK. P. 17—55.

4 Куратором выставки был В. Агамов-Тупицын.

5 То же самое можно сказать об инсталляции под названием Transformer no. V579, которая была выставлена в галерее Art Sensus (Лондон) в сентябре 2011 года. В пояснительном тексте (Wall Text) Маргарита Мастеркова-Тупицына указала на связь между постминималистскими работами Молодкина и primary structures американских минималистов.

6 Критикуя ревнителей чистого искусства, Марсель Дюшан называл их апологетами «ретинального» зрения.

7 Этот параграф написан по просьбе Молодкина (по-русски и по-английски) как пояснительный текст к «Новому Архитектону». Наше с ним сотрудничество было в основном связно с написанием подобных текстов, разработкой экспозиционных проектов и созданием текстовых или модульных структур, заполняемых нефтью и т.п. В результате возник новый «режим фраз» под общим названием «петродискурс». Молодкин с энтузиазмом адаптировал эту когнитивную технологию, однако нас (т.е. меня и Маргариту Мастеркову-Тупицыну) не раз упрекали в «политизации» его работ, в «навязывании» ему левых идей и позиций.

8 Каталог выставки в Музее Villa Stuck под названием Andrei Molodkin: Liquid Black напечатан издательством Kehrer в начале июня 2012 года. Кураторы выставки, а также авторы, составители и редакторы каталога — Маргарита Мастеркова-Тупицына и Виктор Агамов-Тупицын.
Комментарии

Читайте также


Rambler's Top100