«Манифеста» в России. С точки зрения хорошо информированных реалистов

Только один раз за свою историю «Манифеста», появившаяся на волне «объединения» Европы, проводилась в Восточной Европе, в Любляне. Поэтому за все время моего членства в Совете «Манифесты» я очень старалась «заставить» европейскую биеннале опять отправиться в один из городов Восточной Европы, так как мне казалось, что именно там нужнее такая мощная международная выставка. Два раза — в Гданьске и в Таллине (совместно с Хельсинки) — это почти случилось, но по идеологическим, техническим и финансовым причинам все-таки не произошло. Однако я хочу напомнить и о том, что среди важных качеств «Манифесты» — открытие для международной сцены «талантов» не только среди художников, но и среди кураторов, ноу-хау, предоставленное там, где его не было. При этом под ноу-хау я имею в виду и этическую рамку, которая очевидно все более размывается в мире неолиберализма.

То, что следующая «Манифеста» пройдет в России, мне кажется важным, но немного запоздавшим явлением. В стране уже и так проводится много крупных, в том числе международных событий, работает множество институций и профессионалов. Хотя, естественно, их всегда недостаточно, знания о процессах и явлениях искусства сегодняшнего дня все еще довольно ограниченны и лимитированы динамикой интересов крупных, в большинстве своем частных «игроков». Поэтому, думаю, «Манифеста» все еще интересна России, но не знаю, можно ли считать, что она так же «полезна», как могла бы быть десять лет назад.

С другой стороны, сочетание «Манифесты» и Эрмитажа выглядит необычно. Самый этаблированный, самый известный музей с международной классической коллекцией вступает в альянс с одной из самых нестабильных и радикальных по своей логике структур 1990-х, периода по определению трансформационного, периода перехода от биполярности Европы/мира к мучительно неясной и оказавшейся (опять) несправедливой глобализации.

«Манифеста» стала стоить очень дорого. Ее инфраструктура, не только гонорары кураторов, но и продакшн соответствуют уровню престижности явления. Но европейская экономика сокращает расходы на культуру, осознавая перепроизводство событий и организаций, заменяя биеннале более открытыми в одну или другую сторону фестивалями и ярмарками. Неевропейский мир или уже имеет собственные, в какой-то мере сходные с «Манифестой» события, или предпочитает их создавать сам с собственной идентичностью, определяемой локально. Мне кажется, что с этой точки зрения у «Манифесты» нет широкого пространства для маневров.

На вопрос, как «Манифеста» сможет отреагировать на политический контекст России и специально Санкт-Петербурга, трудно ответить заранее — это будет зависеть от куратора или кураторов и от того, кто раньше назывался General Coordinator, или административный директор. Будет ли событие «скрываться» от проблем, будет ли их «обходить» стороной, анализировать, провоцировать — с самого начала будет зависеть от этих людей, а потом уже от проведенной ими селекции художников. К сожалению, вне России представления о том, какие проблемы существуют с новым законодательством, с манипуляциями разных околополитических кругов, практически не известны. Но мне кажется, представить себе ситуацию, сложившуюся когда-то на Кипре (в 2006 году «Манифеста 6» в Никосии не состоялась из-за неправильной оценки политической ситуации на Кипре, разделенном на греческую и турецкую части. — «Артгид»), невозможно. Насколько мне известно, и судебный процесс «преступление против искусства» — формат, порожденный кипрским «провалом» «Манифесты», — уже был в Москве.

Но вообще я люблю «Манифесту», в ней все еще много экспериментального и идеалистического, она «произвела» огромное количество важных и прекрасных художников и кураторов и помогла многим городам «разобраться» с самими собой.

В том, что для грядущей «Манифесты» была выбрана Россия, нет ничего странного. В прошлом году фонд V—A-C сотрудничал с «Манифестой», и уже тогда было известно, что поиск партнера для следующего проекта крайне сложен из-за кризиса в Европе. Ни для кого не секрет, что бюджет «Манифесты» достаточно большой, и его основная часть обычно состоит из государственных денег (что, например, стало причиной невозможности партнерства между «Манифестой» и нашей частной институцией). Делается это сознательно для обеспечения патроната и вовлечения государства в событие. Сколько бы «Манифеста» ни меняла место проведения, она всегда находилась в очень тесном взаимодействии с географической, социальной и политической ситуацией. Очевидно, что для «Манифесты 10» просто не удалось привлечь западноевропейские средства. В связи с этим я не думаю, что речь идет о радикальной смене стратегии «Манифесты», несмотря на масштаб Петербурга, в отличие от тех небольших европейских городов, в которых она проходила прежде. «Манифеста» исторически считается выставкой преимущественно молодого экспериментального искусства, и размышлять о том, что станет результатом ее взаимодействия со столь влиятельным и экспансивным музеем, каким является Эрмитаж, в «культурной столице России» можно, по крайне мере, двояко: «Манифеста» может послужить конструктивной провокацией для пропагандируемого «автаркического» контекста, или может быть подавлена им, как, к сожалению, часто бывает с проектами, осуществляемыми в России.

Несмотря на его громкий статус, Санкт-Петербургу, равно как и остальным городам России, остро необходимо мощное вливание извне, способное оживить местную культурную ситуацию. Я сомневаюсь, что «Манифеста» сможет разрешить многочисленные противоречия, вызванные культурной политикой властей, но уверена в том, что, являясь динамичным мировым арт-форумом, европейская биеннале станет событием, способным пошатнуть культурную изоляцию России, и, возможно, поводом к изменению неадекватного отношения к современной культуре и некорректного представления о ней, вызванного, в первую очередь, отсутствием сообразной информации и предложения подобающего качества.

Безусловно, это нисколько не вина «консервативных слоев населения», а часть конкретной стратегии, выражающейся в том, чтобы держать население в удобном незнании — ведь «культура — опасное оружие». На мой взгляд, если благодаря «Манифесте» хотя бы несколько человек изменят свое отношение к современной культуре и избавятся от недоверия к ней, европейскую биеннале в Санкт-Петербурге можно будет считать успешной.

С другой стороны, с учетом амбиций Эрмитажа, безусловно, существует большой риск, что в попытке максимального самовыражения он начнет слишком властно «заказывать музыку», диктовать свои законы. Это может коснуться, например, выбора куратора, темы и так далее. Скорее всего, успех «Манифесты 10» и будет зависеть в первую очередь от того, чьи интересы возобладают в этом сложном диалоге между «Манифестой» и Эрмитажем.

Ну и что? Так можете и написать.

Перед тем как начать рассуждать на тему, уместно или не уместно делать «Манифесту» в Питере, хотелось бы узнать тему биеннале и ее куратора. Но если абстрагироваться от Эрмитажа и даже от Санкт-Петербурга, мне кажется довольно странным делать «Манифесту», рассчитанную на внимание европейского сообщества, в стране, попасть в которую большая часть представителей европейского сообщества может только при наличии визы. Это будет выставка, которую не увидит ее обычная публика. «Манифеста» принципиально проходила только в странах Шенгена, где потенциальному зрителю достаточно сесть на поезд и через несколько часов оказаться в каком-нибудь Генке или Любляне и посмотреть выставку. «Манифесту 10» в Питере сможет увидеть, скорее всего, только местная публика, которой эта биеннале, по большому счету, не очень-то и нужна. Аудитория современного искусства, существующая в Петербурге, Москве, Нижнем Новгороде, — а откуда еще люди поедут смотреть выставку? — гораздо меньше, чем публика, которая у «Манифесты» есть в ЕС. Культурный туризм в Россию ограничивается необходимостью получать визу, дороговизной билетов, гостиниц и всего того, что делает возможным посещение выставок для европейцев. С этой точки зрения делать европейскую биеннале в России и Санкт-Петербурге имеет смысл только в качестве концептуального жеста, который и будут обсуждать, — а не саму выставку, для которой словно бы специально место выбрано такое, чтобы ее никто не увидел.

Я с радостью, воодушевлением и надеждой воспринял новость о том, что в 2014 году «Манифеста» пройдет в Санкт-Петербурге, так как это первый по-настоящему интернациональный проект на территории РФ, и в этом смысле он важнее, чем Московская биеннале, Уральская индустриальная биеннале и тому подобные художественные форумы. Хотя, конечно, все зависит от пока не объявленных кураторов и организаторов, потому что последние редакции «Манифесты» были не столь успешными, как первые.

Зачем «Манифесте» нужен Питер? Если обратиться к истории «Манифесты», то станет очевидно, что с идеологической точки зрения она стремилась прийти в города, мало затронутые современным искусством, и — в идеале — создать в этих местах новую инфраструктуру современного искусства. Так было, например, в Сан-Себастьяне, а неслучившаяся биеннале на Кипре вообще имела целью геополитические изменения. В этом смысле решение провести «Манифесту 10» в Питере логично и сопоставимо с решением провести 4-ю «Манифесту» во Франкфурте-на-Майне — крупном городе с классическими музеями и т. д. И Франкфурт, и Петербург — «большие» культурные центры, но только с точки зрения классического искусства. С точки же зрения современного и (что важно для «Манифесты») молодого и экспериментального искусства — это «маленькие» города. И в этом смысле они такие же «маленькие», как Сан-Себастьян, Никосия и другие.

Во-вторых, эта история, конечно же, про деньги: «Манифеста» не скрывает, что продает свой бренд, то есть каждую выставку финансируют власти пригласившего ее города. И все платят, потому что хотят стать, пусть на время, «европейской столицей современного искусства», а в этом, собственно, и заключается главная идея «передвижной» биеннале, в отличие от стационарных художественных форумов в Венеции, Касселе и так далее. То есть «Манифеста» — это история про то, «как стать Венецией/Касселем». Естественно, принимая у себя чемпионат Европы по футболу или кочующую биеннале, власти того или иного города справедливо рассчитывают на доходы от потока туристов, желающих посмотреть и принять участие в этих событиях. Так что логично, что «Манифеста» наконец-то пришла и в Россию. Но почему она пришла именно в Санкт-Петербург? Думаю, потому, что в Москве представители «Манифесты» (а они неоднократно в Москву приезжали и, возможно, даже вели переговоры) не нашли понимания. Скорее всего, с «Манифестой» произошла история, подобная той, что в 1990-е случилась с Музеем Людвига, — Москва от него отказалась, а Питер взял (коллекция Петера и Ирэны Людвиг сейчас находится в Русском музее. — «Артгид»).

Зачем всему Питеру «Манифеста» — не знаю, но зачем она нужна Эрмитажу — могу понять. В Эрмитаже сейчас активно работают над программой современного искусства. В этой программе — мегахиты (и это понятно: любая выставка современного искусства в Эрмитаже должна соответствовать уровню этого музея) — Буржуа, Саатчи, Кабаковы, Чепмены и так далее. Так что для поддержания этой линии нужно было сделать что-то мощное! Но не делать же в таком контексте ленинградскую биеннале — эффективней взять готовый бренд... И плюс ко всему еще хотелось «заткнуть» Москву! И мне кажется, что заткнуть-таки удалось (см., в частности, комментарий Ольги Свибловой газете «Известия», в котором она весьма ревниво говорит, что ничего особенного в проведении европейской биеннале в Эрмитаже нет). Ну и вдобавок еще один момент, важный для Эрмитажа: внутрипитерская конкуренция, в частности, с Русским музеем и — Новой Голландией.

Санкт-Петербург всегда называли самым утопическим городом, и не только из-за наводнений, а потому что здесь зарождались самые невероятные идеи. В Петербурге возникли первый российский музей Кунсткамера, Газодинамическая лаборатория, Пулковская обсерватория, Государственный институт художественной культуры... Можно сказать, что Петербург — это большая лаборатория. Для биеннале европейского искусства «Манифеста» всегда самым главным был экспериментальный характер искусства. Поэтому она блуждает по миру, чтобы не осесть в одном, даже самом прекрасном месте и не стать таким образом частью культурного туризма. То, что «Манифеста» будет проходить в Эрмитаже, — это тоже эксперимент, причем гораздо более радикальный, чем организация ее предыдущих выпусков на шахте или заводах. Меня как жителя Петербурга, конечно, радует то, что «Манифеста» оказалась у нас в гостях. И не только потому, что не придется мчаться в другую страну, чтобы ее увидеть. Крайне важно, что «Манифеста» с самого основания занималась образовательными программами, а значит, мои студенты смогут учиться, учиться и учиться. Что касается скандалов, которые возникали в последнее время в Петербурге, то они не имеют никакого отношения к культуре. Мы живем в массмедийном обществе. Сегодня тот, кто хочет прославиться на 15 минут, подает в суд на произведения искусства. Но, как говорится, жизнь коротка, а искусство вечно. Как известно, Гиппократ имел в виду искусство врачевания. Искусство — врач нашего общества.