Что нужно знать: Рагнар Кьяртанссон
«Артгид» рассказывает об исландском художнике и прославивших его перформансах.
Рагнар Кьяртанссон. Фото: Алекс де Брабант. Источник: the-talks.com
Рагнар Кьяртанссон любит рассказывать, что был зачат на съемочной площадке, когда его родители снимались в первом в Исландии эротическом триллере, играя роли одинокой домохозяйки и находчивого сантехника. Правда ли это — мы не знаем, но детство и юность будущего художника действительно прошли на театральных подмостках. Кьяртанссон буквально вырос за кулисами Городского театра Рейкьявика, которым руководил его отец. Со временем опыт театрализации стал доминирующим компонентом его искусства. Кьяртанссон не раз признавался, что чувствует себя так, будто играет роль актуального художника, а не является им на самом деле. При первом знакомстве с его творчеством, кажется, что это адская мешанина, пародия на gesamtkunstwerk, где театр, видео, музыка, живопись и скульптура то и дело переходят друг в друга, теряя изначальные очертания.
Кьяртанссон любит выстраивать свои перформансы по канонам глупейших водевилей или мрачных нуаров — лучше всего ему поддаются жанры, которые обычно воспринимаются как воплощение клише о самих себе. В то же время вот уже 15 лет художник экспериментирует с повторяющимися структурами, напоминающими о музыкальных открытиях минималистов, и сознательно ограничивает свой художественный язык. Большая часть его перформансов основана на повторении. Однако единственный нарратив, который существует в созданном им художественном мире, — это бесплодная непрекращающаяся борьба между исполнительским искусством (видео, театром, музыкой) и статическим (живописью, скульптурой, архитектурой). Возможно, секрет Кьяртанссона заключается в том, что он вслед за минималистами научился достигать максимальной выразительности минимальными средствами.
Дед художника по отцовской линии был скульптором и художником по керамике: «Мы все шли одним путем: отец научился рисовать у деда, а потом и я», — рассказывал он художественному критику журнала The New Yorker Кэлвину Томкинсу. В художественной школе Кьяртанссон увлекся романтическим образом Джексона Поллока и довольно долго примерял на себя роль вечно пьяного мачо и экспрессивного гения. Однако, несмотря на это и на старания артистической семьи, учился он из рук вон плохо. Лишь открыв для себя перформанс, Кьяртанссон вдруг осознал, что вовсе не обязан ограничивать себя живописью.
Вдохновленный успехом Бьорк и Sigur Rós Кьяртанссон поначалу вознамерился стать рок-звездой. Со временем его группа Traband, сделавшая ставку на кустарное электронное звучание и эффектные живые выступления, стала довольно известной в Рейкьявике. «Известность была шуткой, — рассказывал Кьяртанссон в одном из своих интервью. — Тогда Исландия походила на небольшую деревню, где все всех знают. Хотя Бьорк все равно оставалась вне досягаемости». И все же именно в те годы начал оформляться образ свободного и непокорного трубадура, который художник впоследствии перенес и в свои перформансы.
Кьяртанссон признавался, что больше всего на него повлияли Кароли Шнееман — художница-феминистка, сражавшаяся за сексуальное освобождение женского тела, и Крис Берден — еще один радикал, который ходил по битому стеклу, стрелял себе в руку и фотографировался распятым на крыше автомобиля «Фольксваген Жук». Третьим учителем он назвал, разумеется, Марину Абрамович. Однако сам Кьяртанссон на шкале рациональности и радикализма находится значительно ниже, предпочитая селфхарму и сексуальным девиациям нежную иронию и романтизм. В конце концов, как выходец из театрального семейства, он прекрасно управляется с драматическими переживаниями и без дополнительных шокирующих эффектов.
Международный успех пришел к Кьяртанссону благодаря видеоперформансу «Бог» (2007). Тогда художник впервые перевоплотился клубного запевалу в старомодном смокинге и в течение часа повторял слова «Печаль побеждает счастье». Покачиваясь из стороны в сторону, как эстрадный исполнитель тридцатых годов, Кьяртанссон порождал в зрителях неироничное чувство ностальгии. Отыграв этот перформанс на Manifesta в Санкт-Петербурге в сопровождении целого оркестра, художник заявил, что «печаль — это именно то, что ты чувствуешь в России, где так много безнадежности».
Я и моя мама. 2000
Одну из первых своих заметных работ Кьяртанссон создал в 2000 году во время учебы в исландской Академии художеств. Это было небольшое видео, не лишенное, правда, напускной провокативности в духе Марины Абрамович. Художник и его мать, актриса Гудрун Асмундсдоттир, стояли лицом к камере. Каждые десять секунд мать оборачивалась к сыну и яростно плевала ему в лицо, он же, несмотря на драматическое напряжение, оставался стоически сдержан. Позже Кьяртанссон рассказывал, что его педагогу произведение совсем не понравилось: «Он сказал мне: “Рагнар, это правда очень плохо. Твоя мама просто притворяется”. Я сокрушался, пока не понял, что он ошибался. Моя мама была актрисой, и она действительно притворялась, что ненавидит меня. Возможно, это и делало видео смешным».
Смерть и дети. 2002
В следующем своем произведении Кьяртанссон решил примерить образ интеллектуального созерцателя в маске Смерти. На видео художник неспешно прогуливался по кладбищу вместе с детьми и вел с ними откровенную беседу о смерти. Вот только школьники, вместо того чтобы благоговейно внимать словам новоявленного Вергилия, откровенно потешались над ним и его нелепой косой, наскоро сделанной из подручных материалов. «Да ты просто эльф с палкой!» — кричал ему один из детей. «Твоя коса не настоящая!» — возмущается другой. «Не спорь со Смертью!» — пытался возразить им Кьяртанссон. В этот момент пародия на сократический диалог окончательно трещала по швам, и художник в отчаянии бросался в склеп, оправдываясь, что у него есть еще дела по сбору невинных душ. С одной стороны, эта работа была осознанным обращением к жанру променада, с другой — предвосхищала сконструированные в музейном пространстве «ситуации», которые примерно в тот же период начал создавать Тино Сегал.
Великое беспокойство. 2005
На пересечении меланхолии и юмора было создано и первое изнурительно длинное произведение Кьяртанссона — проект «Великое беспокойство». Формально он был частью Рейкьявикского фестиваля искусств, правда, действие происходило в такой глуши, что посмотреть на художника добралась всего сотня отважных зрителей. Для перформанса Кьяртанссон выбрал здание заброшенного деревенского театра на юге острова, которое быстро превратил в настоящий бабушкин чулан, забитый старыми магнитофонами, рисунками и прочим «священным мусором». Закончив с декорированием пространства, художник соорудил бутафорские горы и ледники, нарядился в костюм викинга и в течение трех недель лабал меланхоличный блюз, изредка пуская скупую мужскую слезу. Параноидальное повторение одного и того же действия, по мнению, Кьяртанссона, позволяет преодолеть беспокойство от рутины, в которой мы все погрязли.
Конец. 2009
В 2009 году Кьяртанссон стал самым молодым исландским художником, представляющим свою страну на Венецианской биеннале, и отметил это событие с раблезианским размахом. На несколько месяцев роскошный палаццо Мишель дель Бруса с видом на Гранд-канал превратился в студию переживающего очередной экзистенциальный кризис художника. По семь часов в день Кьяртанссон писал портрет пьющего пиво мужчины в плавках. И так шесть месяцев. К концу перформанса палаццо превратилось в склад одинаковых рисунков, пивных банок и окурков, которые были аккуратно разложены вокруг художника. «Я думаю, каждый художник тайно мечтает вот так вот просто сидеть, рисовать, курить и думать», — пояснял он. Подумав, Кьяртанссон добавлял, что примерно так, по его мнению, должен выглядеть конец света… Во всяком случае так он должен выглядеть для художника. Для усиления элегического настроения исландец слушал «Реквием» Моцарта, всей своей скорбной фигурой сообщая, что порой наиболее ценным вложением в искусство оказываются не дорогущие материалы, а время.
Блаженство. 2011
Настоящей пыткой для зрителей стал перформанс «Блаженство», во время которого Кьяртанссон и несколько оперных исполнителей пели без перерыва в течение двенадцати часов заключительный ансамбль из «Свадьбы Фигаро» Моцарта. Все исполнители были одеты в экстравагантные исторические костюмы и напудренные парики, а в импровизированной яме восседал оркестр. В основу этой постановки была положена не только и не столько музыка Моцарта, сколько экзистенциальный театр с его поэтикой невыносимого и беккетовскими сюжетами. «При повторении повествовательные формы — такие как песни или опера — теряют свою суть и становятся статичными, как картины или скульптуры», — объяснял художник. На самом деле зрителей, конечно, никто не пытал: во время представления они могли свободно выходить из зала и возвращаться. Кьяртанссон все-таки гуманист.
Гости. 2012
Еще одно сентиментальное произведение в арсенале автора, обращенное к одноэтажной Америке, напевающей песни ABBA себе под нос. Вначале мы видим, как девять исландских музыкантов, включая участников Múm и Sigur Rós, разбредаются по комнатам полуразрушенного особняка, присматривая для выступления бальный зал или, например, ванную комнату, которую облюбовал сам Кьяртанссон. Художник называл эту работу памятником своему браку — во время выступления он и другие музыканты исполняли песню, написанную его бывшей женой. Все вместе это складывалось в раздробленную девятиканальную (по числу исполнителей) видеоинсталляцию. Зрители рыдали, оплакивая окончание истории семьи, дружбы и молодости и в то же время прощаясь с ушедшей в прошлое аристократической культурой, атмосфера которой пропитывала обветшалое поместье.
Скандинавская боль. 2013
В 2013 году Кьяртанссон выставил в Музее современного искусства в Мальмё увенчанный 11-метровой неоновой вывеской «Скандинавская боль» сарай, внутри которого были развешаны работы Эдварда Мунка. Рагнар Кьяртанссон прожил в сарае неделю, силясь понять, что собой представляет стереотипный образ страдающего скандинавского художника. Позже он отмечал, что меланхолия Мунка актуальна для многих скандинавских авторов, поэтому «Скандинавская боль» заставляла зрителей посмотреть на его картины свежим взглядом. Впоследствии своего рода лозунгом этого проекта стала его фраза «Я люблю жизнь и в то же время осознаю ее безысходность».
Bonjour. 2015
При первом знакомстве с художником может показаться, что Кьяртанссон пересмешничает и создает свои пародийные проекты исключительно на скандинавском материале, но это не так. В 2015 году в Пале Токио в Париже он показал видео под названием Bonjour. Мы видим молодую женщину, которая, потягиваясь, просыпается, ставит пластинку Шарля Трене, неспешно расчесывается и надевает чулки под сладкие звуки La Mer. В то же время мужчина на первом этаже соседнего дома готовит кофе и смотрит футбольный матч. Он выходит на улицу, чтобы покурить, и встречает женщину, идущую к фонтану с вазой цветов. «Добрый день», — говорит он. «Добрый день», — отвечает она. После короткой паузы видео начинается заново — и так по двенадцать часов в день. При этом среднестатистический зритель на первой же минуте начинает тонуть в вязком сиропе клише из французского кинематографа а-ля «Шербурские зонтики».
Смерть в другом месте. 2019
Последняя инсталляция Кьяртанссона представляет собой семь экранов, которые окружают зрителя идиллическими изображениями летнего пейзажа. Все вместе они образуют многоугольник. На видео по полю маршируют четыре музыканта, которые исполняют короткую, бесконечно повторяющуюся песню: «Смерть в другом месте — столько, сколько вы хотите». Музыканты то исчезают, то появляются вновь, переходя из экрана в экран. Действие происходит на покрытом мхом лавовом поле Эльдраун, которое образовалось в результате одного из самых разрушительных в истории Исландии извержений вулкана. Так художник хотел проиллюстрировать мысль, что смерть невозможно познать, пока ты еще жив, но в то же время от нее не убежать.
