Синити Китахара: «Мураками спит в коробке из фанеры»
Такаси Мураками — не просто художник, а целая индустрия, которая производит километры искусства (и не только, ведь амбиции великого японца распространяются на кино и аниме) и создает сотни рабочих мест на разных континентах. Ни один проект Мураками не обходится без Синити Китахары (для друзей и партнеров по проекту — просто Шин) — директора выставочных проектов студии Kaikai Kiki Co. Ltd. Сергей Катчев встретился с Китахарой-сан, чтобы выведать у него, как стать топ-менеджером самой необычной корпорации в мире, а также понять, хороша или плоха выставка и зачем в Москву привезли фрагмент токийской мастерской Мураками.
Синити Китахара. Фото: Дмитрий Шумов
Сергей Катчев: Вы помните свою первую встречу с Мураками? Какой она была?
Синити Китахара: Если мне не изменяет память, познакомились мы с ним около 18 лет назад. Я работал в Лос-Анджелесе в музее MoCA. Причем работал я в музее уже лет 14. В какой-то момент мы получили предложение организовать выставку «Суперплоскость», куратором которой был Такаси. MoCA был одной из трех площадок в США, а эта выставка — первой в трилогии. В рамках третьей, завершающей выставки была опубликована книга «Маленький мальчик». В общем, впервые познакомились мы с ним на выставке «Суперплоскость». Я был музейным работником, он был куратором — даже не художником на той выставке.
С.К.: Какое впечатление он произвел на вас?
Си.К.: Мне он показался в каком-то смысле любопытным. Он хорошо знал художников, которых привез на выставку. Понятное дело, он куратор, и это в порядке вещей. Но тот факт, что их связывали дружеские отношения, мне показался интересным. К тому же — возможно, вы знаете — он при необходимости ночует на выставочной площадке, предпочитая полностью погружаться в проект.
С.К.: Сто лет назад художника воспринимали как гения, сегодня художники все чаще отказываются от этого то ли бремени, то ли привилегии уникальности, предпочитая называть себя «художественными работниками». Каково это, быть сегодня художником в Японии?
Си.К.: Мне сложно ответить на этот вопрос. Безусловно, я работаю с художником, но сам я при этом таковым не являюсь. Единственное, что могу сказать: Такаси очень открытый человек. Причем для всего, что так или иначе позволит добиться поставленной цели. Художники в Японии обычно не говорят о деньгах. У Такаси нет такой проблемы. Для него это почти что необходимость. Он руководит компанией и имеет четкое представление о том, что ему нужно. Возьмем, к примеру, Эйнштейна. У него есть теория и есть ключ к ней. Но за всем этим, разумеется, стоит масса вычислений. И Такаси такой же. По крайней мере, мне так кажется.
С.К.: Какое у японского общества отношение к современному художнику? Не обязательно к самому Мураками, а в целом?
Си.К.: Я живу в США уже много лет, поэтому могу ответить только как человек со стороны. Вот взять футбол. Есть японская лига, да? Но если вы амбициозный игрок, то должны мыслить более широкими категориями. Япония очень закрытая страна, поэтому искать новые возможности следует за ее пределами — в Европе или Южной Америке. То же верно и для японского художника. В Японии Такаси не развивался как художник, поэтому обратился к Западу, где и прославился. Японский художник не должен ограничивать себя одной лишь родиной. Мы живем в эпоху глобализации, поэтому людям стоит чаще путешествовать. Это только к лучшему. Искусство — это, пожалуй, лучшее средство коммуникации.
С.К.: Вы работали в MoCA, Мураками был куратором, но как вышло, что вы начали сотрудничать? Ему понравилась ваша работа или?..
Си.К.: Когда я переехал в Сиэтл, я ушел из MoCA и открыл собственное дело. Время от времени Такаси нанимал меня для работы над тем или иным проектом. В какой-то момент он предложил мне устроиться в его компанию на постоянной основе.
Видите ли, то, чем я занимаюсь — это весьма узкая специализация. Особенно в Азии. В Японии к галерее обычно прикреплено четыре-пять кураторов и каждый из них выбирает себе роль в рамках очередного проекта: один делает каталог, другой занимается логистикой, третий — дизайном выставки. Получается своего рода рабочая группа. Соответственно, на следующем проекте они обмениваются ролями. Сейчас эта система меняется, но в прошлом она не позволяла хорошо овладеть той или иной специализацией. Выставочное ремесло я изучил в США и, будучи независимым менеджером в этой области, потом начал работать с Такаси.
Работы Такаси очень яркие, эмоционально насыщенные. К тому же они невероятно детализированные. Допустим, на картине есть волосы в носу. Один из сотрудников студии мне как-то сказал, что там использовано 127 оттенков цвета в носу! И это лишь одна работа Такаси! Настоящее безумие! При работе с таким обилием деталей важно не потерять всю эту насыщенность и эмоциональность. Визуальное восприятие произведения становится техническим вопросом. Нужно понимать, как меняется цвет полотна при дневном освещении и как тень может повлиять на это. Кроме того, всегда есть препятствия в виде бюджета институции, пространственные различия. И ты должен уметь все эти препятствия обходить. Если ты обладаешь необходимыми знаниями, то и решение проблемы обязательно найдется. Если ты идешь в ногу с новыми технологиями, ты однозначно найдешь новые способы работы с искусством.
Взять, к примеру, перевозку пианино. Время идет, методы перевозки меняются, равно как и законы: как его упаковать, как транспортировать. Вы можете отправить пианино из Южной Америки во Францию, но если вы не знаете, как это сделать правильно, оно неминуемо пострадает при перевозке. Так же и с выставками: ты должен быть в курсе всех деталей, всех нюансов, логистики, освещения и т. д. Моя непосредственная задача — не только максимально реализовать кураторский потенциал, но и заставить работу выглядеть соответственно художественному замыслу.
С.К.: Иными словами, на ваших плечах лежит идеальная репрезентация?
Си.К.: Верно, но все это должно работать исключительно во благо произведения. Если ко мне подойдет человек и скажет: «Эй, отличное освещение на выставке!» — значит, я не справился со своей задачей. Разумеется, я поблагодарю его, ведь он похвалил мои технические навыки, но в то же время моя работа отвлекла внимание от произведения. Работа художника должна быть в центре внимания. «Отличное шоу! Какие насыщенные цвета! А уж эти разноцветные волосы в носу…» Понимаете? Вот тогда я могу расслабиться. Значит, моя работа сделана на отлично. Вроде бы она есть, а вроде бы и нет.
С.К.: Мураками известен прежде всего как художник и скульптор. Эти виды искусства знакомы и понятны европейскому зрителю. Однако студия также занимается фильмами и аниме. Как студия перешла к созданию таких форматов?
Си.К.: Вам следует задать этот вопрос самому Такаси. Но видите? (Показывает на потолок.) Это тоже считается произведением искусства. Он пытается заставить искусство работать на всех возможных уровнях. У вас есть сумка Louis Vuitton, но вы никогда не были в музее — вы все равно носите с собой искусство. Или можно купить конфету с игрушкой, а внутри будет точная копия бесценной гигантской скульптуры. Для Такаси все едино. Так в чем же ценность? Над этим можно долго ломать голову.
Или взять, к примеру, наши цветки: вы видите их на картинах, но в то же время есть такая же игрушка. Я нахожу это весьма глубокомысленным. Скульптура, картина, фильмы… Он же тоже коллекционер. Дизайн, обои, что угодно. Он словно бы хочет стереть все границы вокруг себя. Как только его что-то привлекает, он культивирует это внутри себя, а затем использует эту энергию для создания чего-то нового. Он может работать над картиной, и это вдохновит его на создание фильма, или наоборот. И этот процесс никогда не останавливается. Он ко всему относится в равной степени серьезно, будь то скульптура или игрушка из автомата. Для него не существует понятий «больше» или «меньше» — для него все равноценно. И это проявляется в том числе и в его управлении компанией — ни одна деталь не проходит мимо него.
С.К.: Мураками известен своей ответственностью и тщательностью в том, что касается репрезентации его работ и его образа. Он вполне мог бы собрать определенное количество известных работ и возить их по миру в неизменном составе, но вместо этого он делает одну-две уникальные экспозиции в год. Это осознанное решение и своего рода рабочая этика для него?
Си.К.: На самом деле все зависит от куратора. Для Такаси это скорее игра в пас. Антон и Катя (директор Музея современного искусства «Гараж» Антон Белов и старший куратор Музея современного искусства «Гараж» Екатерина Иноземцева. — Артгид) бросили ему стокилограммовый мяч, образно говоря, а он им в ответ кинул стодвадцатикилограммовый. И вот они пасуют друг другу эти мячи, словно идут на рекорд. Эта выставка уникальна и сложна. Множество различных поверхностей, различных типов освещения — особенно днем. Каждая выставка требует огромных физических усилий множества людей, в том числе и от самого художника. Мы предпочитаем делать качественные выставки, поэтому нас хватает буквально на несколько в год.
С.К.: Вы говорите, что московская выставка уникальна. В каком смысле? Масштаб, размах или?..
Си.К.: Каждый проект по-своему уникален. Организационный подход и подготовка меняются каждый раз. Например, в Москве мы впервые построили копию студии Мураками — раньше мы никогда не показывали ее публике. Такаси был в восторге, он и подумать не мог, что можно так сделать. Кроме того, прямо в этой же студии мы создали две новые работы, которые сейчас висят на втором этаже. Как видите, во многом она уникальна.
С.К.: Музей «Гараж» силами Мураками буквально преобразился: работы художника украшают потолок, пол, стены, меню кафетерия. Это стандартная практика для вас, или это тоже отличительная черта московской выставки?
Си.К.: Работы Такаси размывают границы и могут быть использованы практически везде — и то, как мы использовали их в «Гараже», отлично вписывается в концепцию проекта. К тому же ему нравится, когда его произведения работают на всех возможных уровнях восприятия. Поэтому люди могут насладиться ими самыми разными способами. И для этого не обязательно быть коллекционером. Он проникает всюду. Такаси хорошо вписался в пространство «Гаража», к тому же музей был готов пойти на это. Мне кажется, на этой выставке мы побили все рекорды по использованию обоев.
С.К.: Какие качества ценятся в студии Kaikai Kiki? Как стать частью команды?
Си.К.: Чтобы вас наняли на работу, вы имеете в виду? Не знаю. Зависит от конкретной команды.
С.К.: Мне кажется, многие хотели бы стать частью команды Мураками…
Си.К.: Не могу ответить конкретно за его студию. Моя собственная команда довольно открытая, но страсть к искусству, на мой взгляд, играет ключевую роль. Особенно если вам нравится эта индустрия. Бывают моменты, особенно после сложного проекта, когда ты думаешь: «Ничего себе…» Понимаете, о чем я? Чувство, словно ты вошел в историю. Если бы мои дети или внуки увидели меня в каком-нибудь учебнике, я бы этим гордился.
Например, когда Такаси сделал выставку в Версале. Это был исторический момент. Или в Дохе. В Осло, Нью-Йорке, Чикаго. Мы визуально меняем мир вокруг себя.
С.К.: Вы занимаетесь выставочным дизайном, но при этом в самой студии Мураками не задействованы?
Си.К.: Я выполняю различные функции время от времени. Но в основном да, я занимаюсь выставочным дизайном.
С.К.: Студия Мураками — невероятное место. У вас там даже есть небольшая ферма с растениями и жуками. Какую функцию она выполняет?
Си.К.: Да, это ферма Kaikai Kiki.
С.К.: Она не играет никакой роли в создании искусства. С какой целью она используется? Люди там отдыхают?
Си.К.: Это всё Такаси. Хобби, очередной проект — называйте как хотите! Я думаю, его это вдохновляет. Вам лучше спросить у него. Его такие вещи радуют, как мне кажется.
С.К.: Он очень открыт новым идеям — на ранних стадиях подготовки выставки в Москве он был согласен на все предложения. Что бы куратор ему ни предлагал, он соглашался, будь то модель студии или исторические полотна из Пушкинского музея.
Си.К.: Всё так. Такаси очень открытый человек. Иногда людям кажется, что он знаменитость и суперзвезда, хотя в реальной жизни он буквально живет в своей студии и спит в коробке из фанеры. Он художник, который любит и создает искусство. Это очень простая система.
