Анатомия Архангельска
Весной 2017 года художник и куратор из Нижнего Новгорода Артем Филатов побывал в Архангельске, изучил там памятники деревянной архитектуры в современном контексте и то, как северные сокровища традиционного искусства (не) изучаются и (не) осмысляются в современном ключе.
Архангельск. Дворец спорта профсоюзов в 1989 году. Открытка
Когда я говорю «Север» — я представляю некий архипелаг, во всех современных коннотациях. Север кажется чем-то более далеким, чем другие стороны света, и я смотрю на него как на культурное понятие, в котором заключена эта отдаленность. Север постоянно «открывали заново». Впервые подобные образы я встретил у Евгения Ивановича Замятина, который был сослан в Кемь за повесть «На куличках», признанную в суде «порочащей честь российского офицерства». Презиравший на тот момент провинцию Замятин, сам будучи уроженцем небольшого города, в итоге написал повесть «Север», скрупулезно изучив местный фольклор, мифы и, главное, разговорный язык. Местная культура изменила его столичный взгляд на русскую глубинку.
На Север отправляли против воли, но и стремились туда тоже. Можно перечислять множество людей — от художников и поэтов до участников экспедиций, — изучавших народную культуру Севера. По мнению современного географа и культуролога Дмитрия Замятина Север, сохранив самые яркие древние традиции и множество своих самобытных артефактов, стал «запасником» общей культуры древней Руси. Самобытность Архангельска раскрывается благодаря двум устойчивым образам, связанным с этим городом: это территория «черноземного» крестьянства (существовавшего вне крепостного права) и первый русский порт с первым морским флотом, откуда ходили корабли на Север европейский, место первых встреч Запада с тогдашней Россией. Этим как будто и обуславливается столь пышная народная, крестьянская культура русского Севера — с монументальными росписями больших рубленых домов, богатыми бытовыми и культовыми артефактами, имеющими связи с западными традициями. В своих проектах я часто обращаюсь к народному творчеству, к фольклору, верованиям и обрядам, к деревянной архитектуре и к дереву в целом. Судя по книгам, статьям и каталогам, всего этого на Севере было много.
Несколько лет назад мне довелось познакомиться с искусствоведом Екатериной Шаровой, работавшей долгое время в Норвегии и Швеции, но вернувшейся на родину в Архангельск для развития региональных культурных практик. Благодаря Екатерине мои пять дней в городе стали настоящим погружением в контекст русского Севера. Мы посетили открытие новой выставки в одном из музеев, презентацию научного краеведческого сборника, встречались с исследователями архитектуры и молодыми художниками. На протяжении всего этого времени на центральной площади, на здании администрации, мимо которого мы постоянно проходили, красовался герб Архангельска с изображением Сатаны — уникальная иконография для российского города.
Когда я отправлялся в Архангельск, до меня дошла новость о бывшем мэре этого города Александре Донском, который устроил, по его собственным словам, «перформанс, вдохновленный Мариной Абрамович», представлявший собой езду на автомобиле по московскому торговому центру. В тот момент мне показалось, что в городе, где бывший мэр занимается подобными вещами, обязательно должно быть современное искусство. К сожалению, Архангельск оказался весьма неактивным в этой области — вместо этого в городе активно работает местный Союз художников, а молодые художники чаще становятся дизайнерами, нежели ищут возможности для реализации своих проектов. Все же в прошлом году во время Музейной ночи молодые художники специально подготовили выставку на площадке краеведческого музея. Так, Мария Балашева создала целую серию работ, в которых были соединены современные проблемы города и образы книжной миниатюры. Инфернальные существа посреди библейского пейзажа у мусорных баков и философский Ноев ковчег — эти иллюстративные сюжеты окажутся для меня практически единственным осмыслением местного контекста современным искусством.
Приехав в Архангельск в апреле 2017 года, я застал совсем теплыми результаты арктического форума «Арктика — территория диалога», прошедшего при участии российского президента. Крупный международный форум, проходящий с 2010 года, знаменует возобновление интереса к региону, его развитию. Специально, чтобы не испортить «символический образ», был программно госпитализирован Древарх, «человек-дерево» — городской талисман, общественный деятель и защитник природы, собиравшийся обратиться лично к главе государства. Накануне события при поддержке местной алмазодобывающей компании была открыта полная экспозиция Музея художественного освоения Арктики, посвященного северному художнику. В этом музее «полное погружение в атмосферу Крайнего Севера создается при помощи современного дизайна и впечатляющих видеоинсталляций» — активный выставочный дизайн позволяет превращать историю в театр. Вместе с распечатанной репродукцией старой карты на фоне зеркал развешана графика с северными пейзажами, рядом построена большая фальш-стена в виде айсберга, на которую проецируется белый медведь, а на втором этаже, чтобы показать историю успеха художника за рубежом, строится целый павильон с видами Парижа и Эйфелевой башни, изображающий покоренную им западную столицу.
Краеведческий музей несколько лет назад переехал в прекрасное здание Гостиных дворов, где постоянная экспозиция уступила место временным выставкам, «архитектурно-художественное решение которых строится на применении современных мультимедиа технологий». Музей морского флота занимается реконструкцией, сценографией отдельных частей истории, например, быта рабочих полярной станции. К сожалению, это общая тенденция: вместо работы с местными традициями создается мультимедийная выставка, практически полностью состоящая из длинной видеопроекции. Смотрители Краеведческого музея жалуются, что на выставку, посвященную первым арктическим экспедициям, продают меньше билетов, чем на привезенную «выставку рекордов и невероятных фактов» «Титикака» а ля «живые полотна», в которой используются практически те же мультимедийные приемы. Краеведение требует уймы времени и усилий, и вместе с этим интерес к нему недостаточно велик.
Музей изобразительных искусств на втором этаже наполнен выдолбленными иконами на камне, расписными створчатыми деревянными складнями со скульптурными композициями, в то время как на первом молодые авторы организовали выставку поп-арта, распечатав и создав вручную репродукции известных произведений. Екатерина Шарова говорит: «Для нас и это тоже результат: многие не знают, что такое поп-арт, и вообще не очень готовы к современному искусству, приходили представители церкви и ругались даже на эту выставку». В 2015 году Екатерина вместе с Кристиной Дрягиной, работавшей тогда в Союзе художников, пригласила местного граффити-художника нарисовать на торце музея старушку, вяжущую местный поморский узор — граффити привлекает внимание к местному контексту. До этой истории со стороны музея возникла инициатива сделать роспись первого этажа с вольными репродукциями популярных картин Магритта, Дали, Мунка, Врубеля — художников, которые никакого отношения к местному контексту, конечно, не имеют, так что эти граффити выглядит как клип-арт, стоковые изображения.
В советское время в Архангельске работал художник Иван Архипов. В 1980 году он оформил интерьеры областного Дворца пионеров массивными вырезанными деревянными барельефами по мотивам народных сказок. К сожалению, примерно в 2005 году они были убраны из здания, но один из самых выдающихся проектов художника, размещенный на фасаде Дворца спорта профсоюзов, остается добрым напоминанием о переосмыслении традиций в нашем недалеком прошлом: огромные резные панели из клееного дерева, с одной стороны, оправдывают ожидания от советской монументалистики, а с другой — оказываются не чем-то универсальным, возможным для воплощения в любом другом городе, а именно привязанными к местным традициям. А железнодорожный вокзал, части интерьера которого также сделаны с применением уникальной деревянной резьбы неустановленного художника, приводит на ум понятие «поморофутуризм», которое ярко отражает причудливое сплетение народных традиций с футуристическими идеями.
Северные сокровища традиционного искусства в Архангельске как будто являются чем-то самим собой разумеющимся, хотя, например, одни из самых интересных и нетривиальных экспонатов коллекции Музея декоративно-прикладного искусства в Москве привезены именно из Архангельской области. Но современного осмысления истории и традиционной культуры как старта для исследования гения места как будто не происходит. Мы с Екатериной встречаем на проспекте Чумбарова-Лучинского, куда свозили и устанавливали заново старые деревянные дома или воссоздавали их реплики или копии, воодушевленную Наталью Кузьмину, занимающуюся народным искусством. Она рассказывает, как преемники старых мастеров народного искусства противятся и совершенно не понимают, зачем везти сюда с лекцией молодых профессионалов, современно адаптирующих традиционные мотивы. Советская школа массового производства декоративно-прикладного искусства застопорила то, что делало это искусство прекрасным (хотя и усложнило его изучение) — это совершенная открытость художественной системы, гибкой и способной к изменениям в зависимости от географии.
Известный на всю Россию музей деревянного зодчества Малые Корелы в Архангельской области похож на аттракцион: разбросанные по локации поселения отдельных народностей (резервации) имеют несколько открытых домов с выставками предметов быта или промыслов, где смотрительницы, одетые в расписные платья и платки, мерзнут в ожидании окончания смены. Часть музея реставрируют — новые светлые бревна врезаются в седину домов, но одинокий, единственный расписанный снаружи дом в музее-заповеднике намекает на то, что смотреть такие дома нужно вовсе не в непосредственной близости от города, проезжая по дороге, на которой установлены футуристические осветительные столбы с солнечными панелями и закрепленными скотчем бумажками, сообщающими, что эти панели — подарок Евросоюза. Большинство самых важных расписных памятников деревянной архитектуры находится на Севере вовсе не рядом с городом, а в глухих местах — туда трудно добраться, плохая проходимость дорог, но именно там — настоящее «золото».
Северная культура как была где-то в запасниках, так там и остается. Ее не изучают и не осмысляют в современном ключе. Северные типичные деревянные дома в Архангельске либо свезены на бульвар Чумбарова-Лучинского, либо снесены или находятся в удручающем состоянии. Местный ВООПИК практически не проявляет активности, его деятельность непонятна местным жителям, тем не менее, в библиотеке я нашел брошюру со списком объектов культурного наследия и смог увидеть, какие дома охраняются государством. Многие деревянные дома были снесены в советское время, но приличная часть из оставшихся отремонтирована и используется частными организациями или, например, театром. Другая часть домов практически забыта или отдана на откуп жителям. Практически на одной улице стоит заброшенный деревянный конструктивизм и уже завалившаяся усадьба конца XIX века с табличкой «Охраняется государством».
Но самая большая часть деревянных домов — это послевоенное строительство, которого в городе осталось немало. Людям приходится мириться с ограниченными удобствами: у высоко поднятых домов у каждого подъезда — напоминающая деревянный колодец выгребная яма, встретившиеся нам местные жители делятся своими невзгодами, а журналисты, с которыми мне довелось общаться, считают, что «мы как будто живем в разных странах», удивляясь тому, что в Нижнем Новгороде есть люди, которые хотят продолжать жить в своих деревянных домах.
Деревянный Архангельск не ограничивается прошлым, в его современной истории присутствует явление, которое обратило внимание всего мира на деревянное строительство России. Конечно же, я говорю о Николае Сутягине, авторе деревянного 12-этажного дома в Соломбале. Дом Сутягина был городской достопримечательностью, к нему ездили туристы, о нем писали за рубежом, но местные жители относились к такому явлению настороженно. В конце 2008 года по решению суда он был насильственно снесен властью, а то, что осталось (дом был разобран до уровня 4-го этажа), сгорело в 2012-м.
По словам самого Сутягина, его дом — это символ перестройки. Будучи крупным бизнесменом в 1990-е, он начал это масштабное строительство благодаря серьезному капиталу и полной свободе в действиях. Какие-то разрешения он получил на бумаге, какие-то на словах от чиновников, с которыми имел деловые отношения, а в каких-то моментах старался схитрить. Даже сейчас, через девять лет, Сутягин хочет добиться через суд того, чтобы снос был признан незаконным, а администрация выплатила ему солидную компенсацию.
У Сутягина было немного сторонников, но исследователь деревянного зодчества Юрий Барашков был одним из немногочисленных местных экспертов, кто видел в его доме не только диковину, но и яркий образ деревянного строительства в целом, сравнивая его с русским высоким теремом.
Сутягин, конечно, строил этот дом по собственным причинам, никакого «художественного высказывания» в привычном нам понимании он в него не закладывал. Тем не менее, в его доме сплелись архитектура, 1990-е, безудержная человеческая воля, а также конфликт между городом и человеком. С одной стороны, Сутягин был местным олигархом (некоторые вспоминают, что он ходил с поясной сумкой, полной валюты), для проектирования дома пригласил главного архитектора области, много сотрудничал с заместителем губернатора, но в какой-то момент оказался в местах лишения свободы. С другой — он давно перестал быть некоей местной странностью, создав по-настоящему современный образ Архангельска. Даже сейчас в фойе Музея изобразительных искусств висят акварели какого-то художника, на одной из которых среди небольших домиков, как замок, возвышается деревянный небоскреб.
Мы встретились с Николаем в его квартире в панельном доме, который он строил в качестве подрядчика давно-давно. Уже не молодой мужчина сидел передо мной вместе со своим сыном. Из документов, уцелевших после сноса и пожара, осталась одна тоненькая папка, которую Николай открыл, чтобы показать письма из администрации и открытку со своим домом. Мы долго пытались прийти к сотрудничеству, но общие точки все же нашли. Вместе с Екатериной Шаровой мы договорились двигаться в направлении изучения наследия Сутягина, запланировав в ближайшем будущем снова встретиться в Архангельске, если не на Arctic Art Forum, который она курирует, то для обсуждения уже нового самостоятельного события, которое будет связано с историей дома Сутягина.
На русском Севере остается все меньше людей, многие уезжают в другие города, еще больше смотрят в сторону Европы, ища возможности уехать учиться или получить стипендию. Очень немногие, как Екатерина, возвращаются обратно и используют полученный опыт, поэтому особенно ценным кажется «поднятие целины» в тех регионах, где присутствуют многочисленные проблемы, и нестандартные решения могут оказаться наиболее жизнеспособными. Имеет смысл процитировать Иосифа Бродского, написавшего свое стихотворение на Севере, в Архангельской области, во время ссылки: «В деревне Бог живет не по углам...», что остается актуальным и сейчас. На краю, в отдалении, где-то там многое выглядит более явным, миф в настоящем лосевском понимании оказывается реальностью и занимает совершенно оправданное и объективное место в социальных отношениях. И если столица — это и вправду «такой город, чтобы пятьдесят улиц и всё дома, дома, люди», то северяне задаются вопросом «И как же там не заблудятся в улицах? Ведь это не лес, в лесу всякое дерево, и мох на коре, и мочажины, и камни — все разное, только глаза разуй, а там — как же, в городе-то?» (Евгений Замятин. Север).
