Трансформагия. Открытие нового здания Тейт Модерн
Музей, принимающий в год на три миллиона посетителей больше, чем было некогда запланировано, определенно нуждается в переформатировании — именно это сейчас и происходит в Тейт Модерн. Спроектированная знаменитым архитектурным бюро Herzog & de Meuron Трансформаторная башня для Тейт Модерн увеличивает площади музея на 60%. Тейт Модерн получила не только одиннадцать дополнительных этажей выставочных, образовательных и рекреационных пространств и новое суперфункциональное крыло — новаторские перемены распространяются на музей в целом. Редактор GARAGE Майкл Польсинелли расспрашивает руководителя выставочного отдела Тейт Модерн Ахима Борхардт-Хьюма о том, как освоение новых пространств отразится на выставочных стратегиях музея, музейной коллекции и публике. Беседу Польсинелли и Борхардт-Хьюма также можно прочитать в седьмом номере журнала GARAGE Russia. Редакция «Артгида» благодарит редакцию журнала GARAGE Russia за возможность этой публикации.
Новое здание Тейт Модерн. © Tate Photography
Майкл Польсинелли: До открытия нового Здания Тейт Модерн остается всего несколько месяцев (интервью было взято зимой 2015–2016 года. — Артгид). Вы наверняка обсуждаете с коллегами, каким быть новому зданию. Расскажите об этом.
Ахим Борхардт-Хьюм: Мы исходим из комплексного видения обновленной Тейт Модерн, а не просто готовимся к открытию новых помещений. Проект бюро Herzog & de Meuron позволяет широко шагнуть. Электростанцию на реке, основное здание Тейт Модерн, они преобразовали просто, но радикально: раскрыли пространство Турбинного зала, сохранив его громадный объем. Турбинный зал всегда рассматривался как сердцевина музея при условии возведения новых площадей с южной стороны. Но проект сдвинулся с мертвой точки лишь в 2000 году, когда фокус сместился к северу, то есть к уже существующему зданию музея.
М.П.: Выходит, Herzog & de Meuron с самого начала намеревались строить Трансформаторную башню?
А. Б.-Х.: На это определенно указывают некоторые элементы первоначального проекта, в частности, мост Турбинного зала, который пока никуда не ведет, но скоро превратится в улицу, пересекающую здание. Их подход — работать с тем, что уже имеется в наличии, в данном случае с Резервуарами, которые служат основанием для нового Здания и, следовательно, влияют на его форму. Многое из того, что происходило в Тейт Модерн последние пятнадцать лет, напрямую связано с Турбинным залом. Взять, например, серию выставок под эгидой Hyundai, которые мы сейчас устраиваем, — впечатляющие произведения искусства, сделанные с учетом данного пространства и внутри этого пространства, что создает совершенно иной тип восприятия искусства зрителями. Или другой пример: новая подача музейной коллекции в четырех галерейных отсеках.
М.П.: Какие выставки, по вашему мнению, наиболее удачно встраиваются в существующее здание?
А. Б.-Х.: Большинство наших выставок, хотя это не всегда бросается в глаза. Например, западная часть третьего уровня легко превращается в классическую анфиладу, зал за залом, в то время как восточная часть предполагает иные, более разнообразные конфигурации. Мы, кураторы, устраивая выставки, сообразуемся с местом их проведения. Одно из огромных преимуществ первого здания, построенного Herzog & de Meuron, заключается в сочетании грандиозности Турбинного Зала с человеческим масштабом галерей.
М.П.: Дружественная атмосфера и ваша целенаправленная стратегия помогают публике воспринимать то, что вы делаете. Какие черты вашей политики вы хотели бы сохранить на этом новом этапе?
А. Б.-Х.: Тейт Модерн появилась благодаря на удивление простой, но радикальной идее: создать первый национальный музей современного искусства в Англии. Деятельность Тейт как организации (Тейт Британ, Тейт Ливерпуль, Тейт Сент-Ив) и наше партнерство с региональными музеями в рамках программы Plus Tate направлены на продвижение искусства и художников, но для этого нам необходим постоянный диалог с публикой. Двадцать пять лет назад, когда наше путешествие начиналось, это не казалось настолько очевидным. Существующее здание музея повернуто фасадом на север, к реке, и глухой стеной к жилым кварталам. Важный аспект нового здания в том, что оно поменяет ситуацию на противоположную, когда мост станет обычной улицей. Люди привыкнут ходить через здание, направляясь к реке или обратно, и это обстоятельство интегрирует музей в местную городскую среду.
М.П.: С новым зданием связаны две основные темы: возможность дальнейшего пополнения коллекции и показа искусства со всего света, а также акцент на образовании и образовательном пространстве.
А. Б.-Х.: Эволюция Тейт Модерн совпала с существенными переменами в самом Лондоне. Я приехал сюда в начале 2000-х, в годы глубокой рецессии. С тех пор Лондон превратился в глобальный мегаполис, возможно, в один из самых интересных городов западного мира. Поэтому возникают новые требования к музеям, особенно к музеям искусства XX века и современного искусства, при том что последнее становится очень глобализированным. Когда была основана Тейт Модерн, она была ориентирована на Европу и Америку, точнее, на восточное побережье Америки. За минувшее десятилетие мы привлекли много голосов из разных частей света, сделав музей ближе самым разным людям — и коренным лондонцам, и гостям города.
М.П.: Когда Тейт Модерн только открылась, было немало шума из-за развески вне хронологии; с тех пор кураторские стратегии заметно усложнились. Изменилась ли ваша роль как музейного куратора?
А. Б.-Х.: Моя роль эволюционировала. Теперь мы больше думаем о публике и зрителях — о том, как мы подаем эти истории, насколько доходчиво. Какими бы знатоками истории искусства мы ни были, мы постоянно сталкиваемся с тем, чего не знаем. В университете, где я изучал историю искусства, нам объясняли, что канон одного направления развивается из предыдущего — идея поступательного прогресса в чистом виде. В основном нам преподавали только западное искусство. Теперь же мы все путешественники-исследователи — и можем поделиться нашими открытиями со зрителями. Другая проблема — многоступенчатое финансирование. Кураторы теперь до некоторой степени управляют учреждениями. И эта часть нашей работы выходит за рамки просвещения в области истории искусства.
М.П.: Кирпичная кладка на внешних стенах нового здания местами полупрозрачна. Добавим улицу-мост, пронизывающий здания, и возникает ощущение абсолютной проницаемости, и кажется даже, что зданием можно физически манипулировать.
А. Б.-Х.: Материал выбран не случайно. Это самое крупное общественное здание, построенное в Лондоне за последнее время, и в большинстве новых зданий всё из стекла. Кирпич был очень важен для нас с точки зрения преемственности — существующее здание тоже кирпичное, а кроме того, кирпич плотно связан с гражданской архитектурой Британии и с ее индустриальным прошлым. Наши здания строились очень разными способами, но оба, безусловно, символизируют публичность. Мы хотим, чтобы музей отвечал самым разнообразным требованиям публики.
М.П.: Первыми, кто увидит новое здание музея, будут группы школьников. Какие образовательные стратегии разрабатывает ваша кураторская команда с вами во главе?
А. Б.-Х.: Наше понимание искусства обусловлено двумя вещами: разговором об искусстве как таковом и разговором о том, как искусство соотносится с остальным миром. Нынешние музеи — прежде всего общественные пространства, где могут встречаться миллионы людей с общими интересами и обсуждать различные исторические факты и то, как они связаны друг с другом, а также сегодняшний день, используя искусство в качестве отправной точки. Раньше такие дискуссии считались полезными, но необязательными, однако со временем мы поняли, что это очень важная составляющая того, чем мы занимаемся. Здание прозрачное, открытое, проницаемое, у самых разных людей оно вызывает желание войти в него, а у самых разных художников — работать в нем: это место для творчества, дебатов и обмена мнениями.
М.П.: Нынешняя Тейт Модерн производит впечатление нерушимой твердыни. Одно из ее самых поразительных свойств — качество звука в Турбинном зале. Для таких объемов звук кажется на удивление глухим, и вы словно переноситесь в иную реальность, очень похожую на ту, что изобразил Олафур Элиассон в «Проекте Погода». Что в существующем здании вам хочется изменить?
А. Б.-Х.: Когда Тейт Модерн только открывали, высказывались опасения, что Турбинный зал может подавлять своей чрезмерностью. Забавно, но именно люди превратили его в нечто совершенно иное, потому что они его как бы присвоили. Часто видишь, как там бегают дети — для них Турбинный зал вроде игровой площадки. Подростки могут пошуметь или чересчур расслабиться, как, впрочем, и многие из нас. С одной стороны, вы понимаете, что вас ждет нечто очень необычное — и этот момент крайне важен для музея, а с другой стороны, зал видится просто очень просторным помещением, еще одним местом обитания. И вот это мы хотим сохранить. Каждый этаж в новом здании будет слегка отличаться от прочих. Про себя я называю это здание «оркестром». Музыкантов в этом оркестре будет несколько больше, чем обычно, и, надеюсь, зал для импровизаций тоже появится. Мы не можем предугадать, каким станет искусство в грядущие годы, поэтому гибкость в определенной степени необходима.
М.П.: Вы держали в уме каких-то определенных художников, когда обсуждали новое пространство?
А. Б.-Х.: Речь шла больше о том, чтобы создать иной тип музейного опыта, пространство с выраженной индивидуальностью, с использованием деталей вроде высоты потолков и напольного покрытия. Поскольку перемены давно планировались, мы решили поменять развеску коллекции в обоих зданиях. Мы хотели сохранить какие-то вещи, любимые зрителями и одновременно ассоциируемые с Тейт Модерн, — зал Ротко, большую инсталляцию Бойса, «Улитку» Матисса, — и попутно познакомить публику с новыми именами, такими как Саула Рауда Чукер и Сильду Мейрелес, и с новыми амбициозными приобретениями, например, с инсталляциями Шилы Гауды и Магдалены Абаканович, требующими большого пространства. Ранее в качестве знакового события мы представили насыщенную программу видео и перформанса — «Музей танца» Бориса Шармаца и перформансы из программы BMW Tate Live. Ведь это те формы, с которыми сейчас работают многие художники.
М.П.: Какими кураторскими идеями вы руководствовались, меняя развеску? В существующих залах — таких как «Граждане и государства», «Энергия и производство» — работы представлены исчерпывающе. Нам предстоит увидеть коллекцию в ином контексте?
А. Б.-Х.: Мы остались верны политике Тейт Модерн, но общая подача материала будет более широкой в смысле и географии, и формата.
М.П.: Что в старом здании удивляло вас как куратора?
А. Б.-Х.: Я как раз думал об этом, когда делал выставку Александра Колдера. Я понял, как хороши эти залы. В них очень мало ограничений или вкраплений, с которыми куратору приходится сражаться. И это своего рода великое достижение, обычно несвойственное музейным зданиям. Я обсуждал это с Herzog &de Meuron и с Джоном О’Марой, архитектором проекта, и в итоге мы решили убрать как можно больше выставочной архитектуры и вернуться к первоначальному проекту Herzog & de Meuron. А еще я не перестаю удивляться тому, как это здание удобно для людей. Даже не верится, что посетителей стало намного больше. Здание планировалось для двух миллионов человек в год, а сейчас его посещают более пяти миллионов. Это здание как-то так функционирует, что люди им вполне довольны.
М.П.: Как скажется новый вход в музей на статусе Турбинного зала?
А. Б.-Х.: Мост пройдет напрямую ко второму главному входу с южной стороны. В результате Турбинный зал станет подлинной сердцевиной музея. Вы будете ясно понимать, что находитесь в самом центре, а между Турбинным залом и мостом пройдет поперечная ось. То есть, вдобавок, вы сможете пересечь Турбинный зал по новому мосту на пятом этаже, откуда открывается захватывающий вид.
М.П.: Очевидно, что новое здание отвечает на запросы, выдвинутые старым зданием. Ни один музей нельзя выстроить в расчете на будущее, но мне интересно, какие меры вы приняли, чтобы новое здание жило и процветало? Каким вам видится музейное кураторство в XXI веке?
А. Б.-Х.: Ключевые параметры хорошо известны. Во-первых, удобные залы — это кажется очевидным, но обычно таковым не является. Поэтому в здании необычной формы внутренние помещения просты и просторны, что позволит вам рассматривать работы так, как вам хочется, и с близкого расстояния. Во-вторых, нужны большие общественные пространства, потому что это важная часть музея, места, где людям приятно находиться. Они приходят, чтобы посмотреть на искусство, а также за тем, чтобы прогуляться, поесть, попить, поработать, поиграть, встретиться с кем-то, что-то обсудить, поспорить, научиться чему-то. Трансформаторная башня расширяет эти возможности, тогда как в существующем здании им уже некуда развиваться.
М.П.: Расскажите о выставке, которой откроется новое здание.
А. Б.-Х.: Это будет фантастический микс и знаковый — этим мы дадим понять, что и как мы намерены делать в дальнейшем. Будет выставка Моны Хатум, первой британской художницы, удостоившейся персональной выставки в Тейт Модерн. В своих работах она задается вопросом, как мы идентифицируем себя по национальности или месту проживания. Затем Бхупен Кхакхар, индийский художник, чье творчество, на первый взгляд, близко к наивному искусству. На самом деле этот человек повидал мир и хорошо знаком с западным современным искусством и модернизмом, так что его стиль — осознанный выбор современного художника, позволяющий ему двигаться иным путем и в ином контексте. Далее — Джорджия О’Кифф, поскольку мы хотим показать вклад женщин в современное искусство эпохи его становления. Мы редко выставляем американское искусство, предшествующее тому, что собрано в нашей коллекции (преимущественно это послевоенные работы). Творчество О'Кифф также пропитано духом современности, только материалом служит не город, а деревня и пейзаж. Наша четвертая выставка к открытию — Вифредо Лам, художник, не желавший, чтобы его идентифицировали по национальности, и подчеркивающий важность сюрреализма как языка, мигрирующего по всему миру. В конце года мы устраиваем большую выставку Роберта Раушенберга, первую посмертную ретроспективу художника, скончавшегося в 2008 году. Здесь мы сосредоточимся на двух темах — взаимовлиянии и путешествии, а также на уникальной открытости Раушенберга самым различным изобразительным средствам — живописи, скульптуре, перформансу, сотрудничеству с учеными, работе с текстилем, бумагой и многим другим.
М.П.: Как появление нового здания изменило ваш подход к коллекционированию?
А. Б.-Х.: Не изменило, скорее, подстегнуло нас. Под руководством, в частности Франсес Моррис, бывшего директора коллекции зарубежного искусства, а ныне директора Тейт Модерн, мы значительно пополнили запасы произведений искусства Ближнего Востока, Латинской Америки и Северной Африки, Азиатско-Тихоокеанского региона, Восточной Европы и России наряду с США и Европой. Теперь наша коллекция охватывает самые разнообразные практики, включая видео и фотографию. Раньше, если вы хотели показать развернутую историю, приходилось делать выбор — снимать какие-то работы со стены, чтобы показать нечто новое. Одно из достоинств нового здания — возможность показать работы в диалоге друг с другом. Нам более не придется делать выбор между Пикассо и Эль-Салахи, мы сможем показывать их одновременно.
М.П.: Вам увеличили бюджет на закупки или же пополнение коллекции — результат концептуального сдвига?
А. Б.-Х.: Системные гранты на пополнение коллекции давно замерли на некоей отметке, так что наши приобретения были сделаны благодаря поддержке со стороны. Мы поработали с регионами, которые нас интересуют, и в итоге там возникли комиссии по приобретению работ — в Латинской Америке, Северной Америке, на Ближнем Востоке, в Северной Африке, Тихоокеанской Азии, Южной Азии, в России и Восточной Европе. Для фотографии у нас Отдельная комиссия. Эта сеть комиссий, составленных из щедрых людей, поддерживающих Тейт, сыграла ключевую роль в формировании нашей коллекции.
М.П.: Какие стратегии, кроме структуры самого здания Трансформаторной башни, приведут к возникновению новых способов взаимодействия с искусством?
А. Б.-Х.: Работая, мы опираемся на то, что зритель видит и чувствует, а не на то, что он уже знает. Мы показываем в одном помещении произведения, тем или иным образом связанные друг с другом. Наша цель — возбудить интуитивное любопытство, чтобы зрителю захотелось побольше узнать о контексте, в котором делались эти работы, и об авторском замысле. Нам нужно больше работать над тем, чтобы информация была простой и ясной. Ведь главное для нас — разделить радость открытия и познания, как и, разумеется, удовольствие находиться рядом с искусством.
