Открытое письмо Виктории Ломаско

Художник Виктория Ломаско отвечает на обвинения художника и активиста Антона Николаева.

Художник Виктория Ломаско отвечает на обвинения художника и активиста Антона Николаева

Я вынуждена опубликовать это открытое письмо, так как мой бывший гражданский муж и соавтор Антон Николаев разослал людям, с которыми я работаю (галеристам, кураторам, издателям), письма с обвинениями меня в воровстве идей, рисунков и проектов, а также с угрозами суда для всех, кто будет со мной сотрудничать. Теперь многие ждут от меня официального ответа.

Заодно хочу ответить той части общества, а особенно арт-сообщества, которое соглашается с его обвинениями, состоящими в том, что Виктория Ломаско, «линейный исполнитель идей», украла из общего проекта «Запретное искусство» рисунки, она не имеет полного авторства и права собственности на оригиналы этих рисунков, включая и наброски, сделанные во время процесса. Также, как утверждает Николаев, есть и другие общие серии с невыясненным авторским правом и правом собственности на оригиналы рисунков. Ряд этих обвинений и требований сформулирован в «живом журнале» Антона Николаева: http://halfaman.livejournal.com/666983.html#comments

Также хочу ответить тем, кто говорит: «Антон, будь великодушным! Прости бывшей жене ее слабости». Меня не надо прощать, свою позицию я буду доказывать фактами. Итак, начнем с нашего самого крупного совместного проекта «Запретное искусство».

Обвинения Антона Николаева
Обвинение первое: Между нами была договоренность, что рисунки — это часть проекта, и они всегда показываются под двумя именами.

Моя позиция противоположная: существовала договоренность, что только общая работа, а именно графический репортаж с текстом, выставляется под двумя именами. Рисунки без текста я могу выставлять или печатать отдельно под своим именем. Также Антон может отдельно печатать свои тексты под своим именем.

Доказательства:

Кто-нибудь может возразить, что все эти публикации в СМИ могли делаться мной за спиной Антона Николаева и без его ведома. Однако есть доказательство, что Антон был в курсе всех публикаций, — совместная работа-отчет «Репортаж из зала суда», «Медиа Активизм», галерея «ЖИР», «Винзавод», Москва, осень 2010 года.
http://halfaman.livejournal.com/429942.html

Я рассказывала об этих публикациях в СМИ на своей лекции «Документальный комикс» в рамках фестиваля комиксов «КомМиссия», а также на презентациях книги «Запретное искусство» в Санкт-Петербурге в книжном магазине «Все свободны» и в Москве в книжном магазине «Гилея», демонстрируя сканы двух разворотов «Большого города». Очевидцы могут подтвердить, что на всех этих мероприятиях Антон Николаев находился рядом и лучился от удовольствия.

Теперь немного об издательском деле и мире комиксов. Почему это важно: проект «Запретное искусство» соотносится не только с современным искусством, но и с комиксами. Книга напечатана в комиксном издательстве «Бумкнига», наш издатель Дима Яковлев — куратор фестиваля рисованных историй «Бумфест». То же самое происходит и с другими нашими графическими репортажами — наполовину они относятся к миру комиксов.

Так вот, в издательском мире существует четкое разделение на художника-комиксиста (автора рисунков) и сценариста (автора текстов). Какие бы творческие обсуждения ни происходили между этими двумя лицами, сценарист никогда не становится автором рисунков и собственником оригиналов.

В феврале 2010 года мы с Антоном Николаевым были на крупнейшем фестивале комиксов в Ангулеме, там многие издатели и кураторы комиксных фестивалей обратили внимание на мою графику. На переговорах с ними мы узнали, что Антон Николаев должен указываться не как соавтор, а как сценарист. Что на фестивалях комиксов и рисованных историй очень часто выставляются только оригиналы, соответственно, крупно указывают художника, а отдельно — сценариста. Приглашаются на такие фестивали тоже графики, а не сценаристы.

Обвинение второе: Антон Николаев — автор некой идеи, и за эту идею ему положена подпись под моими рисунками.

Идей было две: пойти на суд по делу о «Запретном искусстве», сделать там графический репортаж.

Идея идти на суд. На суд мы решили идти в любом случае, так как не могли не поддерживать нашего куратора Андрея Ерофеева. К тому же Антон задумал перформанс «Фашист избивает Фемиду», и хотел, чтобы я этот перформанс нарисовала. Но только со второго заседания, на котором я осталась одна (что указано в книге), я как художник нахожу интересную для себя тему, над которой можно было бы долго работать, — образы православной общественности. Именно на этих образах и построена вся визуальная прелесть книги.

Идея графических репортажей. Я начала их делать до союза с Антоном Николаевым. Это не он «нашел» рисующего художника для своих проектов, а я — уже в течение года — искала и находила себе пишущих соавторов.

Доказательства:

В июне 2008 года я предложила Юрию Пластинину, директору сайта artinfo.ru, вести на сайте рубрику «Записная книжка» и делать графические репортажи с различных культурных событий. Сомневаясь, что сама смогу писать хорошие комментарии к картинкам, искала пишущих соавторов. Комментарии писали сначала Арсений Штейнер, а потом Хаим Сокол. Иногда писала сама.

http://www.artinfo.ru/ru/news/default.asp?m=main/Z_K-4.htm
http://www.artinfo.ru/ru/news/main/Z_K-11.htm
http://www.artinfo.ru/ru/news/main/Z_K-10.htm

Параллельно рисовала сценки и записывала диалоги повсюду, во всех общественных местах. Потом вместе с Арсением Штейнером (фото) мы сделали коллажи. Они были выставлены в галерее Reflex.

Два коллажа с той выставки:

Я не считаю, что эта работа хорошо сделана с пластической точки зрения, но наконец-то я обрела свою тему и почувствовала драйв. Андрей Ерофеев был на выставке и попросил у меня эти работы в свою коллекцию, где они сейчас и находятся. Позже они были выставлены на его выставке «Русский леттризм».

Где-то через полгода после создания рубрики «Записная книжка» я начинаю встречаться с Николаевым и прошу его писать комментарии к рисункам. Я нуждалась не в художнике-соавторе, а в журналисте или просто хорошо пишущем человеке (у Антона есть литературное образование, он работал журналистом, он автор нескольких замечательных рассказов).

Антон тогда занимался акциями и видео (мне очень нравились его короткие гениальные фильмы, я до сих пор жалею, что он перестал их снимать). До нашего знакомства Антон мало интересовался графикой, а был нацелен на творческое соревнование со своим отчимом Олегом Куликом и с группой «Война». В современном искусстве быть графиком не почетно, а акционистом — скандально и пиаристо. Свои комментарии к моим рисункам Антон рассматривал как что-то совсем побочное, в отличие от своего основного творчества в группе «Бомбилы». Еще я согласилась стать придворным художником группы «Бомбилы» и в обязательном порядке зарисовывать все их акции, поездки, а также выполнять различную оформительскую работу (эскизы инсталляций, пригласительные билеты, верстка). Признаю, что жизнь с Антоном была очень интересной, считаю его замечательным художником, способным на настоящие озарения.

Тем не менее получается, что делать графические репортажи я начала до знакомства с Антоном Николаевым, делала их с ним и продолжаю делать после расставания. Это тема моего творчества. Я исследую западные и русские образцы, читаю лекции о графическом репортаже и документальном комиксе, участвую в круглых столах комиксистов как теоретик этой темы. Форма графического репортажа была интуитивно выбрана мной, потому что я больше люблю наблюдать и изучать, чем выдумывать. А еще я очень люблю рисовать с натуры. Мне нравится быстрый темп рисования, стиль дневниковой записи. Мне нравится быть среди людей, общаться и взаимодействовать с ними.

Обвинение третье: Антон — куратор проекта. Я — исполнитель.

Идея про исполнителей-художников принадлежит миру современного искусства, где рисующий художник рассматривается как прикладник и зачастую исполнитель идей какого-нибудь речистого, но совершенно безрукого арт-деятеля. При обсуждении ситуации в фейсбуке некоторые сравнивали меня с оператором или фотографом, которого настоящий художник нанял для своего проекта. Ключевое слово тут — «нанял». Если, просто в качестве эксперимента, встать на эту позицию и признать меня исполнителем, то давайте поговорим о расценках на мою работу иллюстратора. В ситуациях, когда меня нанимают, расценки такие: самая простая иллюстрация — от 100 евро.

Здесь мы имеем дело с таким заказом: рисовать в течение 2,5 лет в жутких условиях — подвергать свою жизнь и здоровье угрозе со стороны православной общественности; все время, пока идет суд, быть в Москве, чтобы посещать заседания; в половине случаев самой писать тексты глав; автор проекта претендует на собственность по отношению к моим оригиналам и даже черновикам.

Во-первых, ни один профессиональный график, иллюстратор не согласится работать на таких условиях. Но если бы все-таки я согласилась, мои расценки для такого проекта следующие: 600 евро за каждый готовый лист, 100 евро за каждый набросок. Создано около 100 рисунков, сделано немереное количество зарисовок. По моим скромным расчетам, исполнитель Ломаско должна была заработать около 70 000 евро.

Предлагаю ребятам, которые поддерживают сторону Антона по поводу исполнителя Ломаско или советуют мне подарить ему оригиналы, — оплатить мои издержки. Предъявите договор, который был заключен между нами. Предъявите чек, что мне заплатили гонорар. У нас есть только контракт с издателем на издание серии графических репортажей, «именуемых в дальнейшем Произведением».

А теперь представим, что Антон вот так бесплатно «нанял» бы какого-нибудь графика. Во-первых, очень немногие люди смогли бы потянуть такую работу: необходима быстрота рисования, умение одновременно схватывать сценки и записывать диалоги, передавать портретное сходство, невероятная работоспособность, выдержка (все проходило при психологической атаке православных), умение за 2,5 года сохранить темп работы. Кто бы хотел совершить этот, не побоюсь этого слова, подвиг? А потом подарить его результаты чуваку, закатившему истерику. Людям, которые предлагают это мне, хочу задать вопрос: «Вы бы сами согласились на такое?» (если бы вообще осилили этот труд; рисунки, которые всем так нравятся, — результаты адского труда).

Антон мог бы на коленях умолять участвовать в «своем проекте» других художников, например, Лену Хейдиз, Алексея Каллиму, Владимира Сальникова, Дмитрия Врубеля, Алексея Иорша. Если бы кто-нибудь из них согласился, он был бы безмерно счастлив, претендовать на право собственности на их рисунки было бы полным безумием. Здесь же мы сталкиваемся с тем, что мы жили гражданским браком; и, как бы на этом основании, все безумные требования Антона должны выполняться. Но мои рисунки — это не имущество, которое делят при разводе.

Мне поступали неоднократные предложения от других журналистов, пишущих о судебных процессах, сделать вместе книгу, где текст соседствует с документальными зарисовками. При этом эти люди даже не знали, что подобная книга («Запретное искусство») уже делается. Предложения были, например, от Зои Световой из New Times и Юли Башиновой с граней.ру. Как вы думаете, они бы тоже захотели поставить свое имя под моими рисунками после окончания совместной работы?

Также я недовольна тем, что пока я занималась работой над графикой, Антон занимался так называемым пиаром проекта: во всех своих интервью называл меня исполнителем, формируя таким образом общественное мнение.

Отмечу, что в этом общем проекте — серия графических репортажей с процесса «Запретное искусства» — он не справился даже со своей частью работы. На большей части заседаний он отсутствовал: то лежал в больнице (что простительно), то ездил в экспедицию за бабочками, а после и вовсе переехал в Новосибирск на девять месяцев, и только в марте 2011 года приехал в Москву, чтобы решить свои личные дела. Замечу, что все это время велась напряженная работа над книгой, и помимо меня, в ней участвовали: мой папа, Валентин Ломаско — как художник-шрифтовик; издатель, Дима Яковлев; мама Антона, Мила Бредихина (она безвозмездно выполнила редактуру моих текстов).

Если мы возьмем книгу как отдельный объект, как произведение искусства, то увидим, что 80% работы принадлежат мне. Я придумала делать книгу, ее форму, макет, пластическое решение текста и изображения; я ее верстала; я придумала и сделала обложку; из одиннадцати глав мной написаны шесть. И главное: основное в книге — рисунки, а не текст!

Хочу наконец-то отвлечься от рисования, которым постоянно занята, и на основании фактов, указанных в выходных данных книги, заявить, что я — главный и основной ее автор.

В среде современного искусства принято считать, что женщина — это всегда исполнитель, номер два, график — это исполнитель, а я получаюсь и вовсе — ноль минус один. Так вот, я собираюсь отстаивать свои права в суде, если до этого дойдет дело, чтобы женщины-художницы имели прецедент успешной борьбы за свои авторские права с горе-мужьями-«художниками».

Обвинение четвертое: Антон Николаев помогал мне придумывать и делать рисунки.

Документальные сцены, а также документальные реплики не надо придумывать! Их надо только зарисовать и записывать.

Стадии работы:

Это — не вариант Александра Бренера и Барбары Шурц, когда один придумывает, а другой рисует. Такой вариант был опробован нами на комиксах («Собака», «Чемодан», «Вредитель») и очень быстро меня пресытил. Я хочу работать именно с реальностью, и мне не нужны медиумы между реальностью и мной.

Обвинение, что Антон помогал выстраивать мне композиции, вообще кажется мне бредовым. Вот его собственные признания:

Подписав свои рисунки его именем, я как бы расписываюсь в том, что не умею рисовать сама. Сравните рисунки, сделанные в тот период, когда он жил со мной, и сделанные сейчас. Что изменилось?

Также я не претендую на рисунки из проекта «Похуй» Антона Николаева, хотя, если следовать его логике, — это продолжение нашего общего антиклерикального проекта, а значит, я автоматически считаюсь соавтором.

Обвинение пятое: я украла пару рисунков из общей книжки-малютки «Провинция».
http://soglyadatay.livejournal.com/60250.html#cutid1

Идея серии «Провинция» принадлежала Антону. Концепция — реальность с элементами выдумки, абсурдные диалоги, провинциалы, напоминающие персонажей Хармса. Мы начали делать эту серию в поездках по разным городам — Антон обращал мое внимание на абсурдные моменты действительности, в ряде случаев он был свидетелем некоторых нелепых сцен, а я нарисовала их по его описанию (например, как мужик пытается продать консервы со своего огорода). Но было сделано всего семь рисунков. А для издания книжечки надо было хотя бы десять. Надо было что-то взять из других серий: был добавлен блюющий Кузькин из «Запретного искусства» и два рисунка из моей серии «Черные портреты».

Идея «Черных портретов» — отображение моих случайных встреч с незнакомыми людьми, находящимися в драматических ситуациях. Это строгая фиксация монолога, всегда черный фон, камерные истории, которые на самом деле отражают социальные проблемы.

http://soglyadatay.livejournal.com/88430.html#cutid1
http://soglyadatay.livejournal.com/84218.html#comments

Почему я настаиваю на своем авторстве этих двух рисунков? Потому что я продолжаю сейчас эту серию, а без этих картинок она обедняется смыслом.

Если же Антону Николаеву все-таки очень нравятся эти два черных портрета, я могу подарить ему их, полностью отказавшись от своего авторства, — пусть выставляет под фамилией Николаев.
Подведение итогов
В какой-то момент Антон захотел, чтобы союз графика и журналиста превратился в эксплуатацию крепостного художника, «линейного исполнителя» каким-то там непонятным арт-директором. О своих бредовых идеях он заявлял в публичных пространствах, чем многократно оскорблял меня. Если бы мне нужны были арт-директора, я бы продолжала работать в журналах, как делала в 2003–2006 годах, и получать за свою работу хорошие гонорары. Я же предпочла быть нищим, но свободным художником.

Так же, как после разрыва с группой «Война», Антон стал предъявлять претензии к своему бывшему соавтору. Для начала он стал публично претендовать в фейсбуке на расписанные воспитанниками детской колонии тарелки! Мастер-класс по росписи керамики был организован мной вместе с правозащитниками из Центра содействия реформе уголовного правосудия. Антон познакомил меня со своими друзьями из фирмы «Своя тарелка» (фирма предоставила для урока краски, а правозащитники выкупили у них керамику), но это не повод претендовать на тарелки, расписанные малолетними заключенными, а заодно на весь на мой проект «Урок рисования» (зарисовки из колонии). Когда я пригрозила ему очной ставкой с правозащитниками из Центра содействия, Антон отказался от своих претензий.

Теперь он претендует на все мои рисунки с 2008 по 2011 год. Что тут сказать… Я многому научилась у него, мне очень нравятся его работы, я уважаю его как художника. Мне очень жаль, что все закончилось таким неприглядным образом. Надеюсь, что Антон одумается и займется своими личными проектами.

Лично я хочу одного — свободно выставлять свои оригиналы под своим именем. Хочу, чтобы Антон перестал забрасывать людей, с которыми я сотрудничаю, гневными письмами про Ломаско-воровку и угрозами суда. В свою очередь обещаю каждый раз, когда выставляются наши графические репортажи, а не отдельные оригиналы, указывать авторство Ломаско — Николаев, как я и делала до этого, а также продолжать рассказывать о его вкладе в нашем союзе во всех своих интервью и лекциях, — как и делала до этого.