«…А чего он дразнится!»
Анна Матвеева о «дразнилках» в искусстве как об исключительно важном и серьезном жанре.
Пабло Пикассо. Менины (группа). 1957. Холст, масло. 194 × 260 см. Музей Пикассо, Барселона. Фото: © Successió Picasso. VEGAP. Barcelona 2013
Первое апреля с его шутками и розыгрышами уже прошло, но юмору всегда есть место в нашей жизни и в искусстве тоже. И тема эта мало изучена, потому что к искусству мы привыкли относиться как к делу серьезному. Художественные шутки, травестия, карнавальность и прочие «дразнилки» обычно проходят по разряду этаких арт-капустников: ну, дружески посмеялся один над другим, но это так, необязательные хиханьки в перекурах между созданием действительно значимых произведений. Между тем «дразнилки» — жанр почтенный, и в истории искусств он присутствует непрерывно. Марсель ли Дюшан пририсовывает усики Джоконде или переводит в пиксели ту же многострадальную Джоконду Георгий Пузенков — это всегда не мелкое хулиганство вроде написания трех букв на заборе, а увлекательное авторское исследование. Слой за слоем, прием за приемом художники наращивают скорлупки собственных мнений, вопросов и приколов на материале других художников, вступают с предшественниками в диалог (а также организуют карнавал и хронотоп), в полном соответствии с заветами Михаила Бахтина переосмысляя историю искусства, снова ставя ее под вопрос — и тем самым заново ее актуализируя, вытаскивая из музейной пыли и продолжая ее жизнь в новой эпохе. «Артгид» сделал подборку арт-травестии в отечественном и мировом искусстве.
Марсель Дюшан. L.H.O.O.Q. 1919
«Мона Лиза» с пририсованными усиками и бородкой нынешнему видавшему виды зрителю напомнит разве что рисуночки в школьных учебниках, где хулиганы дополняли иллюстрации всяким неприличным. Но в менее циничные времена Дюшана такое покушение на шедевр мирового искусства еще могло шокировать любителей живописи. Да еще и с таинственным названием L.H.O.O.Q., которое, если прочесть его быстро, напоминало французское Еlle a chaud au cul («У нее горячая задница»): ну прямое оскорбление и дискредитация всего самого возвышенного! Собственноручно исполненной трансгрессией традиционных художественных ценностей, заявлением о том, что искусство старых мастеров не священная корова, а повод для переосмысления в настоящем, Дюшан очень гордился. А оригинальную Джоконду Леонардо да Винчи Дюшан называл «бритой L.H.O.O.Q.».
Пабло Пикассо. Менины. 1957
К 1957 году кубизм, изобретенный Пикассо и его товарищами, был уже не меньшим достоянием истории, чем картины Веласкеса. Чуткий к веяниям времени Пикассо осознавал, что пора не просто «переосмыслить Веласкеса на современный манер», но и столкнуть лбами два уже забронзовевших явления искусства. Его «Менины» — не только перевод шедевра Веласкеса в «пикассошную» стилистику, но и размышление о том, как дух времени формирует произведения искусства, как одна эпоха может говорить с другой и как этот разговор, возможно, станет питательной средой для какой-то третьей, новейшей эпохи, которая заново переосмыслит обе предыдущих.
Джон Балдессари. Double Vision. 2011
В серии «Раздвоение» (Double Vision), показанной в 2011 году в галерее Mai 36 в Цюрихе (осенью 2013 года она была привезена в Москву в Центр современной культуры «Гараж»), Джон Балдессари дает клятву верности всем художникам-модернистам сразу: у него здесь и Малевич, и Дюшан, и Уорхол, и Дали, и Польке, и Раушенберг. Он перерисовывает их почти один к одному, но смешивает подписи: под красными рыбками Матисса красуется подпись «Уорхол», а под жидкими часами Дали — «Дюшан». Такая двойственность зрения — это, конечно, опять о нашей привычной насмотренности историческим искусством, когда имя художника и знаковая работа (жидкие часы у Дали, черный квадрат у Малевича, велосипедное колесо у Дюшана) сливаются для нас в нечто вроде моментально опознаваемого логотипа. И о попытке нарушить автоматизм восприятия — а это еще один оммаж Рене Магритту, впервые предложившему такой визуальный парадокс: на картине «Измена образов» (1929) он подписал под изображением трубки «Это не трубка».
Адам Листер. Работы 2015–2016 годов
Молодой американский художник Адам Листер идет по тропе, проторенной до него пионерами компьютерного искусства, — но он, сделав круг, возвращает «цифру» в традиционную живопись. У Листера шедевры титанов мирового искусства от Возрождения до поп-арта повторяются на холсте в виде примитивного экранного изображения, где богатство красок исчерпывается парой десятков заложенных в программный код цветов, а контуры превращаются в пиксели. Это, конечно, рассказ о границе между аналоговым искусством, зрением человеческого глаза — и искусством цифровым, зрением компьютера, — однако работы Листера выглядят умилительно старомодно, потому что в современных компьютерах эта граница уже стерта, а видят они едва ли не лучше и тоньше, чем человеческий глаз.
Александр Виноградов и Владимир Дубосарский. Времена года русской живописи. 2007
Российские художники, закаленные постмодернистским валом 1990–2000–х, заметно более ироничны и циничны, чем западные коллеги. Проект Дубосарского и Виноградова «Времена года русской живописи» был выполнен специально к открытию новой экспозиции искусства ХХ века в Третьяковской галерее. В этом мегапастише — все шедевры истории российского и советского искусства в одной развеселой куче: физкультурница Дейнеки рядом с распаренной купальщицей Кустодиева; всадник на красном коне Петрова-Водкина рядом с изысканной всадницей Брюллова; Петр I вместо того чтобы допрашивать царевича Алексея, сидит за одним столом с девочкой с персиками, празднуя свадьбу — «Неравный брак» Василия Пукирева и т. д. Всем весело, а зрителям особенно.
Виктор Пивоваров. Выпьем и возрадуемся. 2006
Очередной ремейк рембрандтовского «Автопортрета с Саскией на коленях» — в этот раз от Виктор Пивоварова — переносит действие картины в фирменно пивоваровский холодный типовой интерьер. Скромный стол под белой отглаженной скатертью, главный герой — в советских брюках и свитере, зато если Рембрандт лишь игриво задирал юбку своей юной жене, то тут уже все покровы сняты — натурщица полностью ню. И залихватская радость, которая у Рембрандта просто брызжет с холста, у Пивоварова натужно вымучивается среди унылых коричневых стен, без выпивки ее не получишь, да и с выпивкой, кажется, не очень.
Юрий Альберт. Я не… 1980–2006
Патриарх московского концептуализма Юрий Альберт в определенный момент времени так запатриаршился, что понял: пора уже открещиваться от этого самого концептуализма, да и от прочих предшественников, дабы избежать обвинений во вторичности. Здраво рассудив, что лучшее отрицание — это реапроприация, он начал серию работ «Я не…» («Я не Кабаков», «Я не Базелиц», «Я не Джаспер Джонс» и т. п.), виртуозно вписываясь в их манеру творчества, но тем самым и проводя границу между ними и собой: да, я могу похоже, но все-таки я — не они.
Владимир Козин. Чем я хуже? 2006–2007
Петербургский абсурдист Владимир Козин, напротив, изо всех сил постарался приникнуть к величию звезд искусства. Старался как мог, подручными средствами: заперся в сортире — вот и Кабаков, посветил фонариком в наполненную ванну — вот и Куинджи, погрузился голым в ту же ванну, как акула в формалин, — вот и Херст. Самоирония на грани самоуничижения была визитной карточкой товарищества «Новые тупые», одним из основателей которого был Козин. «Тупых» уже нет, а юмор на грани фола остался. В самом деле, чем он хуже? И чем мы все хуже? Ничем не хуже!
